Кто еще смотрел на него с таким чувством?
Айнон прикрыл глаза, чтобы скрыть свое потрясение и смущение. Они оба были лишены ласки, и теперь она ранила и шокировала сильнее всего остального, проникала сквозь всю броню. Так больно и так сладко. Он повернул голову и коснулся благоговейным поцелуем ладони. От света в груди и какой-то щемящей нежности, темный клубок внутри растворился без следа. Варрик был прав, он - тупой дракон. Но как можно потерять подобное сокровище?
Он позволил себя поднять и с наслаждением потянулся - не слишком уж приятно стоять коленями на деревянном полу.
- А ты… - Фенрис смущенно замялся.
Айнон вопросительно выгнул бровь, но через миг перестал издеваться и тепло улыбнулся.
- Я - отлично. Идем, пока нас не принялись искать с собаками.
Он аккуратно сжал протянутую ладонь и направился к камину, где стояли незанятые два кресла. Там он тут же занял “свое”, с подушкой, Фенрис лишь насмешливо поднял брови и занял второе. Айнон тепло ему улыбнулся и тут же вздрогнул.
- А вот вы где! - из-за кресла возник Варрик. - Я уж решил, что пора организовывать спасательную экспедицию, - Фенрис фыркнул, бросив быстрый взгляд на Айнона и отвернулся. Гном подозрительно их оглядел. - А что это вы вдруг такие счастливые? Ну-ка, давайте с подробностями.
- Варрик!
Тетрас испуганно подпрыгнул и шмыгнул вперед.
- Только не снова. Спрячьте меня!
Тевинтерцы весело захихикали, но Айнон все же укрыл его сумрачным полотном. Когда Мерриль ушла, Варрик с облегчением выдохнул и устроился в кресле, в то время как Айнон с невозмутимым лицом пересел на широкий подлокотник к Фенрису. Он огляделся. Все счастливо болтали, шумно обсуждая что-то лежащее на столе. Тетрас вздохнул.
- Ну и что ты делаешь весь день в этом громадном домище? - Варрик заинтересованно глянул на Фенриса, делая -надцатую попытку завести разговор о работе.
- Танцую, конечно, - эльф фыркнул, бросая быстрый взгляд на непривычно удовлетворенного Айнона.
- Правда? - Тетрас, заметив их переглядывания, еще более заинтересованно оглядел обоих. Было у него предположение насчет этих танцев.
- Ношусь по комнатам, исполняя балет “Ежедневная уборка”, - продолжил в том же тоне Фенрис.
- Ты что, пошутил? Внемли, Церковь! Пусть этот день занесут в календарь как праздничный!
- А ты думал, я никогда не шучу? - вот теперь он возмущался. Варрик фыркнул в кружку и глянул на тихого полуэльфа, с мечтательным выражения лица смотрящего в камин.
- Ну а ты, Красавчик?
- Пеку пирожки с джемом и вышиваю крестиком, - Айнон придал лицу выражение “это же очевидно”.
- Серьезно? - Варрик поднял брови. - Знаешь, я даже не понимаю, шутишь ли ты сейчас.
- Варю яды, естественно. А ты, что ли, можешь представить меня в фартуке, пекущим пирожки? - Айнон выразительно изогнул брови, игнорируя тихо хихикающего Фенриса, который как раз сегодня и созерцал эту картину: Айнон в фартуке, пекущий пирог.
Через пару секунд Фенрис не выдержал и рассмеялся, легкомысленно хлопая полуэльфа по плечу. Айнон вежливо улыбнулся Варрику: вообще-то и пяльца у него были - мелкая моторика, будь она проклята. Для варки ядов и метания ножей. Пересмешник вон крючком вязал. Только вот сам Айнон лучше бы умер, чем признался в подобном.
С боку, у небольшого рабочего стола, что-то зашевелилось и Варрик резко обернулся к застывшему от испуга церковнику.
- Эй, Певчий, а что это ты делаешь?
- Ничего! Ничего! - Себастьян ловко отпрыгнул от стола и вскинул руки.
- Ты пытаешься заглянуть в мои записи? - Варрик подозрительно его оглядел.
- До меня… - церковник замялся. - Дошли странные байки о “пряжке праведности”.
- Как пряжка разговаривает про будущее твоих штанов? - Тетрас вскинул брови. - Или про то, как она на лицах грешников клеймо выжигает? Мне лично больше нравится про штаны. Там пафосу больше.
Грянула еще порция смеха, теперь тевинтерцы, ничуть не смущаясь, смеялись, уткнувшись друг в друга.
========== 66. Шиповник ч.3 ==========
Комментарий к 66. Шиповник ч.3
С переездом меня, и я снова с вами))
Его жизнь была похожа на этот старый дом. Такая же пустая, холодная и лишенная хозяина. С гулким эхом и трупами в темноте. И точно так же разваливалась.
Он прибыл в Киркволл и остался в нем, не имея сил и дальше убегать. Он просто больше не мог бежать. Вечно испытывать страх и неуверенность, одиночество и бессмысленность собственного выбора. Он сбежал, чтобы быть свободным, но, убегая от хозяина, укрываясь от ищущих его наемников, он не был свободен, он был рабом страха и бегства. Ничего не изменилось. Поводок все еще связывал его с хозяином. Он все еще был рабом, как далеко бы он ни сбежал. И он устал от этого.
Хоук и компания стали его отдушиной. И защитой. Вездесущая, командующая всеми Хоук легко заменяла хозяина, впутывая его и всех вокруг, кто осмеливался назвать себя ее другом, в многочисленные неприятности, таская по всему городу и его окрестностям, спасая и помогая всем. А компания друзей Хоук заменила ему Воинов Тумана. Он неплохо проводил время, напиваясь в компании с Варриком и перебрасываясь не слишком уж злыми, но достаточно едкими, чтобы держать в тонусе их обоих, комментариями с Андерсом. Иногда к нему заходила Авелин или Изабелла, или все сразу. Пустой, принципиально не убранный дом Данариуса сразу заполнялся смехом и дружеским подшучиванием. Он тоже переставал быть пустым и одиноким.
Но, как и с домом, от этого он не становился целее и счастливей.
Вместе с Хоук в его жизни появилась Изабелла. Бойкая пиратка улыбалась ему, она принимала его как равного, закрывала глаза на его прошлое и ничуть не скрывала своего желания. Для нее он был как все. Без рабского поводка и шлейфа трупов за спиной. Она была настойчива, и он уступил ей.
Он просто хотел быть счастливым.
А Изабелла ничего не хотела от него сверх того, что он готов был ей дать. С ней он мог притвориться нормальным, нет, обычным, без рабского прошлого, без хозяина, идущего по следу. Он окунался в ее лишенные трепета объятия, на полчаса становясь просто мужчиной без прошлого и расы. Эти полчаса он мог бы назвать счастьем.
Она шутила, кидала в него виноградины и заливала их постель вином, что стекало тонкими ручейками по ее упругим грудям, крепким бедрам, по шелковистой коже, во впадинку пупка, в жаркую щель между ног. Она смеялась, стонала, царапала острыми ногтями его кожу. И не замечала… ничего, что могло бы омрачить ее улыбку, упрямую, будто ростки растения, пробивающиеся сквозь камни мостовых.
А он просто хотел быть счастливым, хоть недолго.
И тоже не замечал ничего, что могло бы омрачить эти полчаса. Он улыбался, иногда невпопад, молчал, когда ее ногти царапали клейма, и забывал, что все может быть по-другому. Зачем помнить, если она изгибается под ним? Не отказывает и часто приходит сама. Не требует измениться, не хочет чего-то определенного, смотрит на него, как на равного. Она не была мечтой, она была рядом. Она не требовала борьбы. Но и не спасала сама.
Он выигрывал, иногда проигрывая, у Варрика, ругался с Андерсом, шел за Хоук, сражался, страдал от боли, терпел жжение клейм и тошнотворный запах собственной крови, с облегчением откидывался в объятия Изабеллы и не желал помнить. Ни о чем: ни о свободе, ни о хозяине, ни о прошлом, оставленном на Сегероне. Он жил как все: пил, играл, сражался, помогал другим, спал с женщиной, - и все равно его жизнь была похожа на старый, разваливающийся дом Данариуса. На дом, принадлежащий Данариусу. Не было свободы, не было освобождения. Не было счастья…
Они желали, чтобы он покинул этот дом, они просто не понимали, что дом был отражением его самого, отражением его внутреннего мира. Он рассыпался вместе с ним.
А затем в Киркволл прибыл Айнон. Улыбчивый, ехидный, сильный и властный. Фальшивые улыбки и холодные глаза, он смеялся, но, как и Фенрис, боялся собственного прошлого, он был свободен, но у него не было цели. И Фенрис внезапно осознал, что он гораздо счастливей Айнона - хоть он в бегах от своего хозяина, но у него есть друзья, пусть и такие странные, как Хоук с сотоварищами; у Айнона, хотя его хозяин уже много лет как был мертв, не было и этого, только бесконечная, всепожирающая месть магистрам, которые исчезнут лишь с уничтожением всего Тевинтера…