Комментарий к 45. Саломея ч.3

Главка маленькая, особенно в сравнении с остальными, но это из-за того, что вся эта эпопея разбита на 4 части))

========== 46. Black Black Heart ч.1 ==========

David Usher - Black Black Heart (Acoustic) http://mixpromo.ru/track/45265239_86585012

Более того, это средневековый мир магии, о коме и внутривенном питании они знать не знают.

________________________________________________

Изабелла отступила от кровати. Она сможет занять все его ночи. А если и нет, то она потерпит присутствие Айнона в их спальне. Да, потерпит. Она прислонилась к стене и прикрыла глаза.

Через пять минут в комнату вновь вернулся Фенрис, он все так же молча прошел к кровати и сел в кресло рядом с ней. На Изабеллу он даже и не взглянул. Это было обидно, и она зло сжала губы. Ее локтя коснулись холодные пальцы, и она вздрогнула. Варрик весьма требовательно кивнул на дверь, и буквально выволок ее в коридор. Там уже неловко мялся Себастьян, она торопливо шагнула за дверь, желая забыть отпечатавшиеся в памяти образы…

Айнон задумчиво рассматривал черноту над собой. В ней не было ни звезд, ни луны, ни единой светлой искры, лишь бескрайняя, слепящая чернота. Небесная тьма без всякого перехода перетекала в то, что было здесь вместо “низа”. Нижняя тьма была похожа на воду, вот только Айнон, лежащий на ней, не тонул, а лишь слегка был погружен. И эта тьма не была пределом. Еще ниже в бесконечной ее глубине ярко сияли вены лириумных жил. Они переплетались сложным узором, будто тропы в муравейнике, и пели. Бесконечно пели из глубин тьмы, в которой он плыл.

В бесконечности темноты он не был один, но все же, как бы ни старался, он не мог рассмотреть ничего, кроме черноты и лириумных нитей. А из всех звуков мира здесь была лишь дрожащая песня и звук капающей воды. Вот только это не раздражало, он знал, этот звук был пульсом мира, как лириум был его кровью.

Айнон устало прикрыл глаза, хотя он мог этого и не делать. Картинка не поменялась, разве что голубое сияние, идущие снизу, чуть поутихло. Ему было почти уютно. Только непомерной усталостью разлилась по телу боль. Он больше не испытывал желания двигаться, холод сковал его, придавил своей тяжестью. Он больше не мог. Он больше не хотел уходить отсюда, из тишины, из пустоты, из покоя. Не мог. Как же больно дышать.

Это правда. Зачем бороться, зачем возвращаться в одиночество, безысходность, к боли, зачем, если он может быть свободен даже от надежды, от мечтаний, от чувств. Он так долго и так отчаянно боролся за свободу, за чувства, за самого себя, что забыл, сколько боли на самом деле причиняла ему эта борьба. А здесь не было ничего.

Тьма успокаивала. Ему не было нужды покидать ее. Здесь не было ничего, он был свободен, как если бы никогда не рождался. Ему некуда было возвращаться, он медленно растворялся во тьме и неторопливой песне лириума. Сливался с пульсом мира, в котором не было боли, чувств и одиночества…

Фенрис с горечью прикрыл глаза. Неделя. Ровно неделю прошло с момента, как они обнаружили умирающего Айнона на пороге дома. Семь дней, в течении которых его тело было в своеобразном стазисе. Оно не нуждалось ни в еде, ни в питье. И еще ровно столько Андерс отпустил ему, а после… Фенрис придирчиво обтер смоченной в лечебном растворе тряпочкой рваные раны на спине мужчины. Четыре параллельные раны от лопаток до поясницы и до самых костей. Тогда Андерс легко залечил все раны от оружия и зубов, но отравленные раны от когтей противились магии, затянувшись не до конца. Их лечили старым гномьим способом: края раны сшивали шелковой нитью, вынутой из платка Себастьяна.

Он с тоской скользнул ладонью по ровным штрихам рунических воззваний и уверенным геометрическим росчеркам, вырезанным на бледной коже. За неделю у него было достаточно времени, чтобы запомнить каждую линию на его теле, как сам Айнон запомнил на нем узор клейм, вот только мужчине для этого хватило и двух раз. После этого он стал чуть лучше понимать самого полуэльфа. Потому что без искреннего желания и… чувств невозможно запомнить столь безумное переплетение всех линий. А их была не одна сотня.

Фенрис с грустью ухватил конец длинных прядей, вглядываясь в лицо, их время необратимо утекало.

- Ну же, - он с горечью намотал прядь на палец, - ты же сказал, что вернулся бы за мной. Так возвращайся… - неловко закусил губу. - Ко мне, - Фенрис наклонился, касаясь осторожным поцелуем холодного лба.

Он замер, задумчиво перебирая пряди, пахнущие холодной, тоскливой горечью полыни, как и всякая погибель. Все его дни проходили именно здесь. Он спал от силы пару часов, без интереса, не чувствуя вкуса, съедал что ему подсовывал под руку сердобольный Варрик, бледный, будто призрак, и вновь возвращался в спальню. А здесь он либо читал одну из тех занудных книг, что с большим интересом читал сам Айнон, ни слова не понимая в заумных терминах, либо пристально вглядывался в расслабленные черты, ища хоть какое-нибудь движение, хоть какой-нибудь отголосок.

- Он все еще?..

Фенрис обернулся: в дверях смущенно мялась Хоук. Магесса нервно отводила взгляд, а скулы ее алели. Похоже, она пережила пару неприятных минут, споря с Андерсом, прежде чем прийти сюда. И, похоже, победила дипломатичность, обязывающая условного лидера условной группы проверить больного члена этой группы. Фенрис ничуть не сомневался, что сам маг с радостью позволил бы Айнону умереть, если бы в тот момент не было угрозы для жизни его самого и пары свидетелей. И, судя по всему, Мариан прекрасно это знала.

- Да.

Хоук подошла ближе и замерла за его спиной.

- Мне жаль. Я перерыла все книги, но боюсь, ничего не нашла. Андерс прав, нам остается только ждать, - в ответ он лишь неопределенно пожал плечами. - Ты позволишь?

Хоук спросила для виду, в следующее мгновение она уже зашептала знакомые слова диагностических чар. Светящаяся сетка уже привычно легла на неподвижное тело. Хоук прищурилась, вглядываясь в дрожащие линии разных цветов и нахмурилась. Фенрис не стал уточнять, он и так знал, видел это выражение лица много раз за прошедшую неделю, отчего-то каждый маг их группы счел нужным набросить на Айнона диагностическое заклятие.

Без изменений.

Мариан устало вздохнула. Входная дверь скрипнула, затем раздался звук падающего предмета и испуганный писк. Через минуту под заинтересованные взгляды в дверях спальни появилась смущенная Мерриль, сжимающая в руках плетеную корзинку.

- Я принесла яблок, Хранительница говорит, что когда болеешь, надо есть фрукты, так быстрее выздоровеешь, а я так часто болела, а здесь так много всяких трав, я видела на рынке и шафран, корицу, базилик, ой, базилик помогает от головной боли, а еще…

- Спасибо, Мерриль, - Фенрис вымученно улыбнулся. - Но он… - он запнулся на “ненавидит яблоки”, но магесса поняла все по-своему, не сильно ошибившись в выводах.

Долийка нервно кивнула и испуганно глянула на Хоук. Та тут же пришла подруге на помощь.

- Пойдем, Мерриль, - Мариан подхватила ее под локоть, - помоем фрукты.

Фенрис взглянул на неподвижного Айнона: казалось, мужчина просто спал. Пугающе безмятежно для того, кто почти умер. Они с Варриком даже представить боялись, чего стоило Айнону с теми ранами дойти до поместья. А еще, как бы это ни звучало, чудом была потеря крови. Как сказал Андерс, она была буквально отравлена лечебным зельем. Огромная доза того, что должно было исцелять, превратилась в яд. Так что, если бы не потеря крови, его бы добило лечебное зелье. Если бы раньше с этим не справились раны.

- Фенрис.

- Авелин.

- Все спит?

Отчего-то сухой, деловой тон капитана стражи казался более уместным, чем испуганный писк Мерриль или виноватый шепот Хоук.

- Да, - Фенрис глянул на гостей. Рядом с суровой Авелин в капитанских доспехах стоял Донник. Интересно, магессы уже ушли, или вскоре здесь соберутся все? - А как ваши успехи?

- Отрицательно, - она недовольно поджала губы, было видно, как сильно ее раздражает отсутствие успехов. - Но когда я найду этих мерзавцев…