Ее слова воспринимались на веру, как абсолют, и не было никого, кто бы сказал “ты - дура, Мариан Хоук”. Она нуждалась в этом, во мнении, отличном от ее, мнении твердом, родительском, в иной версии, ином варианте. Лишь Авелин говорила ей подобное, она давала ей советы и предлагала другие варианты. Отрезвляла, когда она слишком заигрывалась в магию и справедливость. Напоминала о важном, когда она слишком погружалась в ненужные детали. Помогала видеть правильное и не очень. Устанавливала границы, перейдя которые, она бы утратила человечность не как маг, а как человек. Она была ее правильной половиной, голосом человечности.

Мерриль самой требовался кто-нибудь: оторванная от своей Хранительницы слишком рано, будто слепой котенок от мамки. Изабелла не могла помочь даже себе, запутавшись в том, кто она. Что же касается остальных… Себастьян был отдельной странной песней, и тоже нуждался в чьей-нибудь твердой руке. Карвер заперся в Казематах среди храмовников, не желая слышать ничьих голосов.

Андерс тихо спал в ее спальне и слышал лишь голос Справедливости. И в последнее время он был еще более хмурым, чем обычно. Недовольная складка пролегла между бровей, а в чертах поселилась скорбь. Она не понимала таких изменений. Ведь они были вместе, они были в безопасности, они любили друг друга, у них было все хорошо. Разве любовь не величайшая сила? У нее было лишь одно объяснение. Холодный дух из Тени с самого начала, казалось, был против нее. Что делать с ним, она не знала, и потому, глядя на хмурящегося возлюбленного, молчала, не желая беспокоить его еще и собственными переживаниями.

А Фенрис… с ним хорошо было пить. Те редкие моменты, когда все в этом мире доставало ее до такой степени, что даже шутки Варрика не могли ей помочь, а мудрые советы Авелин не находили отклика, она приходила к Фенрису, и эльф молча разливал кровавое вино из слез и страданий рабов по бокалам. Они пили так же молча, в тишине оплакивая каждый свою собственную дерьмовую жизнь. Иногда один из них рассказывал какую-нибудь унылую, слезливую тайну, вроде “я убила свою сестру” или “я убил своих друзей”, а второй пьяно кивал. Молча. Большего им не надо было. Утро встречало их трещащей головой и утонувшем в вине отчаяньем. Они расходились каждый к своему важному человеку. Она к Андерсу, а он - к Айнону.

Она потянулась ко второй книге, не забыв приложиться к горлышку и сделать пять больших глотков.

- “Голос Думата. Взлет и падение”, - она с интересом пролистала ее, и с отвращением отложила. - Ну, конечно. Он бы еще написал: “Это то, что тебя ждет”.

Красочные мемуары о том, как великие тевинтерские магистры овладели магией крови, и к каким кровавым бесчинствам это привело. Как они изменялись, теряя человеческий облик.

Помнит, тевинтерский гаденыш, кем был ее отец и что был вынужден сделать. И не поймешь, это он так своеобразно заботится о ней или изысканно угрожает.

- Ох, папа…

Он всегда был такой терпеливый, никогда не кричал, но если они не оправдывали его ожиданий или огорчали, по нему это сразу было видно. Строгий и требовательный, и такой добрый, а еще от него прямого ответа в жизни было не дождаться, все переводил в шутку. Андерс раньше был на него похож, покуда Справедливость не стер часть его улыбок.

Это Бет и Карвер были мамиными детками, а она всегда была папиной дочкой, самой первой, самой любимой, маленькой волшебницей. Их он тоже любил, но она всегда была особенной для него, ведь это ее они могли потерять, ради нее сражались. Подумать только, она еще не родилась, а уже оказалась участником какой-то страшной заварушки с магией крови, Стражами и тысячелетним магистром. Может поэтому так и притягивает она к себе разные странные истории? Как жаль, после него сохранилось так мало вещей, только несколько безделушек у матери в спальне, да его мантия, что осталась со времен его ученичества в киркволлском Круге.

Что ж, круг замкнулся: она здесь, на его родине. Интересно, что бы сейчас ей сказал отец? Гордился бы ею или отругал? Рассердился бы, что она себя не бережет, или расстроился, что живет с одержимым малефикаром?

Внезапно она подтянула к себе колени и, уткнувшись в них лбом, истошно зарыдала, как в детстве, захлебываясь, с протяжным воем, с отчаяньем и бесконечным горем.

- Прости, прости, прости, прости, отец…

Она не справилась, не уберегла, не защитила… маму, сестру, брата…

- Папочка…

Она столь же внезапно прекратила плакать и яростно швырнула книгу в камин. Ей не нужно знать, что с ней станет, она уже видела это. Ее отец был добрым и заботливым, и вырастил их отличными людьми, а Андерс сострадателен и нежен, и использует магию крови, чтобы лечить больных и раненых. На мгновение у нее мелькнула крамольная мысль стать магом крови, чтобы доказать, что тевинтерец неправ. Но она тут же отмела ее, отец не одобрил бы, да и Андерс расстроится. А Айнон всего лишь слепой уродец, застрявший в своем прошлом и обидах.

Айнон. И что в нем нашел Варрик? Черный, будто безлунная ночь, проклятый тевинтерец был язвителен, жесток и совершенно невыносим. Ущербный и омерзительный, будто призрак давно умершего, и оттого ненавидящий все живое. Иногда ее так и подмывало спросить: “Ты что, издеваешься?” - но она молчала, справедливо подозревая, что ответ будет: “Неужели ты только поняла?”. С него бы сталось.

Если бы ей нужно было поделить компанию на мрачных и веселых, она бы сделала Изабеллу самой неунывающей и светлой, а Айнона самым темным и мрачным. И все же Варрик весело хихикал с ним над шутками и частенько угощал выпивкой, а еще чаще они тихо шептались в темном углу, позади группы или чуть поодаль. Будто у них общие тайны, будто у них вообще много общего.

Авелин смущенно замолкала, ловя его взгляды, Себастьян пристыженно отводил взгляд, а Фенрис молча принимал его прикосновения. Иногда она просто не понимала, что происходит между ними всеми.

Да уж, определенно, если Фенрис был кустом белого шиповника с красивыми цветами и длиннющими шипами, то Айнон напоминал болотистый пруд: вроде красивое зеленое поле с цветами, а наступив, понимаешь, что под тобой метры воды, полной водорослей и засасывающей тебя на дно ила. И никакого шанса выбраться, чем сильнее трепыхаешься, тем сильнее тебя опутывают водоросли и затягивает ил.

Хоук допила вино и тоскливо глянула на огонь сквозь стекло. Пусто. Она со вздохом отставила бутылку на стол, собрала драгоценные письма стопкой и придавила книгой Варрика. Мариан сунула ноги обратно в тапочки и вышла из библиотеки. Мабари вновь взволнованно заскулил, обеспокоенно глядя на нее. Она потрепала его по голове.

- Спи… - Собака послушно уложил голову на лапы, жаль, нельзя так с людьми.

- Ма-гия…

Она со вздохом подошла к Сэндалу, и вновь гладила его по коротким, светлым волосам, пока он не перестал вздрагивать во сне. Бодан сказал, что заберет его, что им предложили место в другой стране. Наверное, так будет лучше, но было почему-то грустно от мысли, что их пути разойдутся.

- Тише.

Хоук тихо поднялась по лестнице на второй этаж и так же бесшумно вошла в спальню. Андерс все так же спал, беспокойно разметавшись в центре кровати. Она улыбнулась и скинула тапочки. Халат лег на спинку стула. Она быстренько шмыгнула под одеяло. Андерс недовольно заворочался, пытаясь устроиться поудобней. Она придвинулась ближе, устраивая голову у него на плече.

- Спи…

Он, не просыпаясь, сплел руки вокруг нее, притягивая ближе, переплетая свои горячие ноги с ее ледяными ступнями. Скорбная складка разгладилась, и он облегченно вздохнул. Хоук улыбнулась, подавляя смех.

- Спи… спи..

_____________________________

* На начало игры, Хоук 25-24, близнецам - 18. На момент этой главы Хоук - 33, Карверу - 26, ну и на закуску, Айнону всего 34. Даже не представляю, сколько Фенрису(( Но точно не меньше Карвера.

Не пытайтесь считать, кто-то рождается в начале года, кто-то в конце, так и выходит, что где-то больше, где-то меньше.