Он будто в одночасье растерял весь свой авторитет и власть. Раньше он был для Исина почти что божеством, мальчик смотрел на него с открытым ртом и ловил каждое слово, потом стал мистической фигурой, сложной и непонятной, но сильной и опасной, а теперь… Теперь он был просто капризным бездельником, склонным к драматизму, и все его величие куда-то испарилось вместе с харизмой и очарованием. Исин больше не смотрел на него с прежним трепетом и благоговением. Чондэ стал обычным. Обычным соседским парнем, который ищет себя и никак не может найти. И вызывал он разве что снисходительную усмешку.

В их отношениях у руля встал Исин. Теперь он говорил Чондэ что и как делать, а не наоборот. Это было так несправедливо. Это злило Чондэ. Он чувствовал, что его ущемляют. С ним перестали считаться, черт возьми! Он превратился в того самого забитого мужа, который тенью ковыляет за своей грозной женой, негромко и очень несмело высказывает свое мнение и ничего никогда не решает.

Только из-за этого Чондэ хотелось рвать и метать. Хотелось орать, все громить. Хотелось показать, кто, мать его, в доме хозяин. Только из-за этого, порой, Чондэ хотелось разорвать эти отношения.

— Так это значит… да? — он неуверенно поднял глаза на брата, который смерил его тяжелым взглядом сверху вниз.

Честно сказать, в тот момент Чондэ отчаянно молил Минсока о том, чтобы им был озвучен краткий ответ «нет». Потому что Ким Чондэ не хотел делить свое маленькое личное пространство с кем-то. За столько лет он отвык от компании, от того, что кто-то рядом. Он был предоставлен себе. Ему было трудно приспособиться к иной жизни. Ему нужно было войти в нее медленно и постепенно, как в холодную воду, а не нырять с головой.

Сам Чондэ не мог откровенно сказать Исину, что этого не хочет. Он пытался упираться и оттягивать момент, пытался намекать, но все без толку. Оставалось только сказать откровенно, что он этого не хочет. Только как он мог? Если скажет правду, это заденет Исина. Тот оскорбится, обидится. Это пошатнет их отношения. Кто-то мог назвать Чондэ трусом за то, что он хочет избежать проблем, но он лишь хотел сохранить отношения. И кто-то, небось, ответит, что если отношения крепкие, то такие вещи им не страшны, однако будет не прав. Отношения крепнут со временем, закаляются постепенно. Бить по ним кувалдой сразу, чистой воды самоубийство.

Именно поэтому Чондэ отчаянно надеялся на Минсока. Он возлагал ответственность вбить клин между ними на брата, потому что это в любом случае будет не так фатально, как если это сделает сам Чондэ. Да, решение было эгоистичным, потому что конкретно портило отношения между Минсоком и Исином, только с этим можно было как-то справиться. Исин будет просто злиться на Минсока, а Чондэ попытается сгладить углы и все. Он был готов сделать собственного брата козлом отпущения, лишь бы снова не возвращаться на сто шагов назад, к тому моменту, когда ему приходилось бегать за Исином и что-то ему доказывать.

Минсок глядел на Чондэ холодно, немного озлобленно. Казалось, что он скалит зубы и вот-вот можно будет услышать его утробное рычание. Удивительно, но во взгляде, полном мольбы, Минсок видел просьбу, которую Чондэ крутил в своей голове на бесконечном повторе. А еще он видел последствия этого. Прекрасно знал, что его хотят использовать как громоотвод, и не хотел в это встревать. Все, точка. Хватит с него. Это не его отношения. Хотели быть вместе – получите, распишитесь. Все, что будет дальше, их дело. Он снимает с себя всю ответственность и быть амортизатором больше не собирается.

Лухан поднял на старшего Кима взгляд и долго, можно сказать благоговейно, смотрел на него, пока тот в раздумьях созерцал лицо своего брата.

— Это значит да, — коротко ответил Минсок, прищурив глаза.

Воцарилась недолгая пауза, в которую присутствующие переваривали слова Минсока, чтобы понять, то ли самое «да» это было или же нет.

Минсок же, не получив нужной отдачи после своей фразы, осознал, что, видимо, был не понят, поэтому решил уточнить:

— Делайте что хотите, — выдохнул он, махнув рукой, и направился к служебному помещению.

Чондэ с Исином переглянулись. В их глазах замер безмолвный вопрос «и что дальше?». И что дальше? Хороший вопрос. Что им следовало делать? Возможно, когда они собирались завести разговор с Минсоком на тему переезда, они даже не думали, что будет после. Или это было какое-то общее представление о ситуации, мол, он пожелает им счастья, а потом они съедутся.

Сейчас, сидя в полной тишине, которую было даже нарушить страшно, они понимали, что совсем не думали о том, что будет. О том, что этот разговор поставит финальную точку и дальше мусолить эту тему будет бессмысленно – нужно будет съезжаться. Обсуждать совместную жизнь было, конечно, здорово, но они всегда обсуждали исключительно положительные моменты, на отрицательные клали болт. А когда дошло до дела, растерялись оба. Исин, который активнее всего продвигал эту идею, тоже вдруг стушевался, потому что «что дальше?».

Неловкое молчание нарушил Минсок, выскочивший из служебки в зал. Он быстро и уверенно шел в сторону собравшихся, сжимая в руках несколько листов и ручку. Чондэ подумал, что это для завещания, Лухан решил, что для прощальной записки, и только Исин, кажется, смутно догадывался для чего это на самом деле.

Минсок демонстративно положил несколько листков на низкий столик перед Чондэ, с размаху хлопнув на них ручку, и выпрямился, немного нервно и раздраженно поджимая губы.

— Вот, — гаркнул он, — получите, распишитесь.

— Что это? — Чондэ перевел взгляд с листков, исписанных печатным мелким шрифтом на Минсока.

— Как что? — театрально ахнул старший, разводя руки в сторону. — Рабский контракт, дарственная на душу, все в двух экземплярах. Расписывайся. Я тебе специально галочками отметил. И дату не забудь.

— Я серьезно, Минсок, что это? — Чондэ разложил листки по столу, пробегаясь по напечатанным ровным строчкам глазами.

— Расписывайся! — рявкнул Минсок. — Читать потом будешь!

— Ладно, ладно, — примирительно пробормотал младший, поднимая со стола ручку, и, помедлив, стал заполнять пустующие строки, — кричать-то зачем?

Он совершенно не задумывался о том, что сейчас подписывает. Просто делал как велели. В свое время Минсок приносил ему огромные стопки документов, которые нужно было заполнять как под копирку, и, если честно, он до сих пор не имел ни малейшего понятия о том, что представляла из себя половина тех бумаг, которые он подписал. Минсок просто тыкал пальцем в строки, говорил, что писать и все.

Сейчас же Минсок не тыкал пальцем. Он грозно нависал над Чондэ, скрестив на груди руки, и терпеливо ждал.

Исин же просто за этим внимательно наблюдал и иногда указывал Чондэ на пропущенные галочки или делал незначительные подсказки. Он, судя по всему, прекрасно знал, что это за бумажки, но говорить не собирался. Старался подсказывать очень ненавязчиво, чтобы нельзя было заподозрить, что он с Минсоком в сговоре. А они точно были в сговоре!

Лухан же наблюдал за всем этим весьма скептически. Если бы он не знал Исина и Минсока, он бы наверняка решил, что это какая-то очень сомнительная авантюра, потому что даже учитывая, что он их знал, все выглядело именно как сомнительная авантюра. Они работали по принципу хороший дьявол/плохой дьявол, чтобы выманить себе чужую душу. Схема, судя по всему, была рабочей. Чондэ без вопросов все подписал.

— Все, — выдохнул он, собирая со стола бумаги, и вместе с ручкой протянул их Минсоку, — готово.

— Отлично, — Минсок на всякий случай пробежался глазами по бумагам, чтобы удостовериться, что все в полном порядке, — приступать можешь хоть с завтрашнего дня, а я в отпуск!

— Приступать к чему? — вопросом остановил Чондэ брата, который уже собрался исчезнуть в направлении служебного помещения.

— К работе, конечно же, — передернул плечами Минсок, — а ты что думал, это письмо Деду Морозу?

— Нет, но…

— Ну вот и все, — бросил старший, перебирая листки в руках. — Хочешь – завтра приступай к работе, не хочешь – тоже завтра приступай.