Оле-Лукойе вздохнул по-старчески устало, в его потускневших глазах играли волны тысячи океанов. И было печально осознавать, что, имея возможность увидеть все, Чондэ не хочет ничего видеть. Но еще печальнее было то, что на смену радости всегда приходила невыносимая тоска, омрачавшая самые счастливые минуты. Дело, вероятно, в возрасте. Ведь Оле-Лукойе живет уже больше ста лет, если это можно назвать жизнью.

Чондэ нащупал в кармане картонный истрепавшийся уголок карты и, ухватив её двумя пальцами, вытянул на свет.

— Не так уж и долго осталось, не так ли… братик? — Оле опустил уголки губ, разглядывая аккуратно выведенное собственное имя на карте, и небрежно сунул её обратно в карман. Оле-Лукойе махнул рукой, и сильный порыв ветра прошелся по палубе, вздымая полы пальто, играя с волосами, поднялся вверх и ударил в поднятые паруса.

А в это время, на нижней палубе в компании пиратской команды, Исин скромно пытался отказаться от выпивки. Он все еще чувствовал себя не в своей тарелке, особенно когда Чондэ не было рядом. Такую неловкость испытывает любой человек, оказавшийся в незнакомой компании. Исину действительно не хватало Чондэ рядом. Чжан сидел среди пиратов, съежившись всем своим существом, будто бы ему было неловко за то, что он занимает слишком много места. Когда к нему обращались, он отвечал тихо и невпопад.

— Да что ты как не родной, ей богу! — один из пиратов со всей силы шлепнул Исина по спине, от чего юноша чуть не выплюнул легкие.

— Я… просто… — растерянно забормотал Чжан и забегал глазами. — Просто как-то… вы меня старше… и мы не очень знакомы…

— Эй, плесни ему немного рома, чтоб расслабился!

— Ой, нет, что вы, не надо рома! — замахал руками Исин.

— Что значит «не надо», конечно надо! За победу-то, ммм? — и мужчина, по-отцовски приобняв Исина за плечи, стал ему заговорчески подмигивать.

— Правда… — Чжан сделал грустные умоляющее глаза, — я не пью.

— Как это не пьешь? — ахнули пираты. — Ты смертельно болен?

— Нет, — нахмурился Исин.

— Тогда тем более, — засмеялся боцман*, — не вижу причин не выпить!

— Но… — Исин был почти готов заплакать, прослеживая взглядом кружку, которую по рукам передавали в его сторону, — плохо переношу алкоголь. Мне просто противопоказано пить.

— Даже умирающим не противопоказано пить, — загоготал квартирмейстер*, — какой же ты пират, если даже не пьешь.

— А я и не пират, на самом деле… — попытался оправдаться Исин, когда ему уже всунули в руки деревянную кружку с ромом.

— Ребят, вы слышали? Он говорит, что не пират! — послышалась где-то в толпе, и команда загоготала, смущая Исина этим еще сильнее.

Если подумать, Чжан Исин никоим образом, впрочем, как и Чондэ, не вписывался в пиратскую команду. И своим внешним видом, и взглядами на жизнь — всем абсолютно, Исин отличался от пиратской команды, но сама команда почему-то на это даже не обращала внимания. Они считали Чжан Исина своим в доску.

Исин обреченно заглянул в кружку, которую держал в руках. Он понимал, что не только в пиратской шайке, в любой компании, когда появляется человек, который не пьет, целью остальных становится его споить. Чжан Исин проходил это много раз, особенно когда выбирался куда-то с двумя своими коллегами по работе. Эти двое друг друга ненавидели всеми фибрами своей души и, если бы не Исин, который осуждающе на них смотрел, точно бы поубивали друг друга. Чжан искренне не понимал, почему продолжает проводить время с этими двумя, учитывая то, что он не может поддержать их алкогольный марафон, но оправдывал себя тем, что просто за них волнуется. Бог знает, что эти двое могут учудить. И, несмотря на взаимную ненависть этих двоих, они очень гармонично дополняли друг друга, особенно когда пытались споить Исина. Они всегда работали по методу «плохой полицейский, хороший полицейский». Первым в игру вступал Лухан и практически уговаривал Исина выпить. Он делал это всеми возможными способами и что бы ты ему ни сказал, его не устраивал такой ответ. «Нет, я не буду пить, потому что мне завтра рано утром на работу». «Так давай не будем ложиться», — отвечал Лухан. И это могло продолжаться бесконечно. На каждый аргумент у Лухана был контраргумент.

Однако был еще Минсок. Он был хорошим полицейским. Каждый раз, когда Лухан особенно настаивал на том, чтобы выпить, что-то вроде «да всего одну кружечку, ты не умрешь от этого», в игру вступал Минсок. Его коронной фразой было: «видишь же, человек не хочет, чего ты к нему привязался». И от этого создавалось впечатление, что пить не так уж и обязательно, что можно обойтись как-то без алкоголя в этот вечер, но следом за этим Минсок вставлял такую фразу, которая заставляла чувствовать себя последним козлом только потому, что не выпил. И эта фраза звучала примерно так: «да не хочет он пить за повышение твоей зарплаты, потому что ему плевать на твои копейки». Конечно, все эти фразы в большей степени были направлены на то, чтобы задеть Лухана, однако ударной волной они затрагивали еще и Исина, потому что ключевым моментом было именно его безразличие, из-за которого он не хотел пить.

И Лухан с Минсоком было чертовски убедительны, по сравнению с ними кучка пиратов даже близко не валялись в своей убедительности, однако было огромное жирное «но». Лухана и Минсока Исин по праву считал своими друзьями, следовательно, и чувствовал он себя с ними свободнее, и некие рычаги давления на них имел, пираты же для Чжана были людьми новыми, незнакомыми, а грубить и вольничать с незнакомыми людьми воспитание Исину не позволяло. Конечно, это не касалось Оле-Лукойе. Он был особым случаем. Исину порой было стыдно за то, как он ведет себя с Чондэ, но иногда иначе просто не получалось.

— А где капитан? — предпринял последнюю отчаянную попытку Исин. — Разве мы не должны его дождаться?

— Капитан? — боцман удивленно посмотрел на Чжана. — Он присоединится позже, вероятно. Если захочет, конечно. Хотя я бы не надеялся, возможно, он опять ушел.

— Ушел? — вскрикнул Исин и дернул рукой с кружкой так, что ром расплескался. — Он не может уйти и оставить меня здесь одного! Я не могу неизвестно сколько колыхаться на кораблике, у меня дела!

— Да не переживай ты, — засмеялся квартирмейстер, — когда-нибудь он все равно вернется. Пей лучше.

— Что значит когда-нибудь! Мне не надо когда-нибудь, мне надо… — Исин не успел договорить, потому что квартирмейстер, снизу ухватившись за кружку, поднес её к губам Чжана, силой вливая ему в рот ром.

— Не думай об этом, наш капитан как кот — гуляет сам по себе. Захочет — придет, захочет — уйдет. Мы уже к этому привыкли, и ты привыкнешь. Главное, что когда он нужен, он всегда рядом, а все остальное не важно.

Исин сделал несколько больших глотков, пока слушал пирата, совершенно не задумываясь о том, что ром не банановое молоко. Это ужасное пойло обжигало горло, оставляя отвратительный привкус спирта, от которого невозможно было избавиться.

Чжан торопливо отставил кружку как можно дальше. Его лицо исказилось гримасой страдания, а все тело передернуло. В животе тут же стало горячо и мир резко качнуло, но возможно тут дело было в том, что он находился на корабле.

— Только посмотрите на него! — вскрикнул боцман, указывая пальцем на Исина, у которого тело судорогой сводило от непривычной крепости рома. Команда снова покатилась со смеха.

Исину снова протянули кружку, но он активно замотал головой и замахал руками, все еще морщась от отвратительного привкуса. Кажется, его лицевые мышцы свело.

— Давай, — настаивал боцман, поднося кружку к Исину, — за маму, за папу…

Для Чжан Исина мама и папа были делом святым, поэтому не выпить за них он просто не мог. Первый официальный тост был за маму. Исин выпил целую кружку рома в несколько глотков, после чего ему пришлось делать перерыв, потому что мир вдруг стало покачивать ощутимее, горло почему-то саднило, а этот отвратительный привкус спирта просто никак не хотел пропадать, как бы Исин не закусывал. Второй тост был за отца и опять же, раз дело святое, то грех не выпить. И Чжан Исин выпил. В этот раз, правда, не всю кружку, а только половину, но и этого было ему вполне достаточно.