Кольтире не впервой было терять соратников. Смертность в рядах Странников всегда была высокой, а во Вторую войну погибло много и следопытов, и гражданских. Из-за частых переводов Кольтира ни с кем не сдружился особенно крепко, но все равно у него были приятели. В Ан’овине он отслужил пять лет, знал следопытов по именам. Со многими общался, с кем-то делил постель. С Зитеором много тренировался - он был мечником равным по силе Кольтире. Танорис стреляла потрясающе метко, Кольтира хотел ее превзойти, а еще любил изводить ее насмешками, и она потом стала каждый раз при виде него нападать со шпильками первой. Кольтира не видел их смертей, но отряд Тассариана не брал пленных. Они мертвы… А сколько еще его знакомых погибли у Перевала, защищая Врата?

Но все это было не так важно по сравнению со смертью Фальторы. Кольтира оставался в Ан’овине, чтобы присматривать за ним, защищать его ото всех. Не защитил. Не удержал от глупостей после гибели Мерриэль, не привел его в чувство полностью, не смог быстро довести до леса, не сообразил о вооружении толстяка. Кольтира запрещал себе продолжать подобные рассуждения и изводиться чувством вины, но чувствовать боль от потери брата запретить невозможно.

Первые полтора десятилетия жизни Фальторы Кольтира, пока не уехал учиться в Академии Странников, всегда был рядом, помогал маме с ним возиться. Не то чтобы ему особенно нравился этот процесс, да только кто бы его спрашивал. А когда он потом приезжал на каникулы и в отпуск, младший радовался его появлениям, узнавал, лез на руки, бегал за ним хвостом.

Кольтира помнил его всяким. И пухлощеким младенцем, нелепо машущим короткими ручками, и вертлявым, общительным - если не сказать болтливым, - мальчишкой. И неожиданно вытянувшимся тонконогим подростком, заимевшим привычку замолкать во время разговора и загадочно улыбаться, словно понял о собеседнике что-то очень личное. И переполненным гордости и надежд юношей в форме талассийской армии, наконец-то сшитой по фигуре, а не болтающейся на все еще худощавом теле кольтириной или отцовской.

Многие из тех, у кого есть младшие братья, называют их прилипчивыми. Фальтора никогда не казался таковым. Возможно, потому что большую часть года они не виделись, а Кольтира как раз для того и приезжал в отпуск домой, чтобы пообщаться с семьей.

Фальтора рассказывал брату свои секреты - точно не все, судя по этой часто появляющейся у него улыбочке. Кольтира полученную информацию не разбалтывал, однако постоянно использовал, чтобы лишний раз его поддеть, поддразнить, но Фальтора продолжал доверять ему. Доверять… Когда Кольтира учил его плавать, каждый раз по пути к озеру убедительно обещал просто сбросить его в воду туда, где поглубже. Мол, если пару раз все же выплывешь - вот уже и научился. Младший ныл и боялся, но продолжал идти с ним.

Кольтира разрешал ему куда больше, чем родители, и брат с детства любил проводить с ним время. Кольтире нравилось радовать его, было весело учить его чему-то хорошему - когда нет обязанности добиться устойчивого результата, обучение становится просто возможностью интересно провести время. И плохому учить его тоже было здорово. А что, метко и с фантазией ругаться - это тоже полезный в жизни навык, особенно для будущего следопыта.

То, что Фальторы больше нет - это было невозможно, нечестно, неправильно. Кольтира хотел бы в это не верить, но он видел его гибель собственными глазами. И именно из-за брата он теперь убивал нежить с особым удовольствием.

Обычно Кольтира не испытывал по поводу убийств сильных эмоций. Вот враг, и он должен быть уничтожен. Потому что таковы интересы родины, таков приказ, и просто потому, что такова жизнь, и вообще, сами виноваты: это наши леса, нечего сюда лезть. А если леса были ваши - ну что ж, ключевое слово “были”.

Поражение в какой-либо стычке, гибель соратников или гражданских, осквернение лесов - все это вызывало жажду мести, но она обычно проходила за одну боевую операцию или даже раньше, еще при подготовке, потому что на задании голова должна быть холодной.

Сейчас же, уничтожив (пусть даже и временно) достаточно мертвяков, чтобы остыть и успокоиться, Кольтира все равно не собирался останавливаться. Он будет убивать нежить - и, особенно, омерзительных толстяков - и пока они бесчинствуют в Квель’Таласе, и когда они будут убегать, спасая свои гниющие шкуры. Он уничтожит их всех за смерть Фальторы, даже если ему придется рисковать больше, чем это благоразумно и целесообразно. И если погибнет в бою сам - что ж… отец должен его понять.

В этот момент Кольтира в первый раз подумал о том, что придется сообщать отцу о гибели Фальторы. И о том, как не уберег его.

А еще отдельно от тоски, вины и злости в разуме возникло отстраненное и почти хладнокровное понимание, что то, что делало их с отцом счастливыми - исчезло, закончилось. Ресурс был отнят, и больше негде взять.

Кольтира откинул голову назад, ударяясь затылком о ствол дерева. А потом еще раз. Сидеть здесь и злиться на весь мир и на самого себя - глупое и бессмысленное занятие. Надо спешить в Транквиллион, чтобы присоединиться к защитникам города. Даже если ему хотелось просидеть пол дня вот так, в тоске, переживая гибель брата, и чтобы его никто не трогал, а потом найти войско нежити, хоть тот же отряд Тассариана догнать, и… И хотя бы колчан дострелять, а всех мертвяков, посланных на его поиски, разрубить мечом. Самых опасных для него - летающих тварей осталось всего две. Если отряд рассредоточится, пытаясь поймать его, то можно будет попробовать подобраться близко к толстяку, чтобы сделать его покороче на голову.

Идиотский, рискованный план, который почти гарантированно убьет его. Не зря в присутствии Тассариана и интуиция, и разум, перекрикивая друг друга, вопят держаться от него подальше. Да и не время для глупостей. Армия мертвецов наступает, и долг требует забыть о личных чувствах. Отец всегда говорил, что интересы родины превыше всего, и Кольтира считал так же. Но сейчас мысли о долге следопыта, о нуждающихся в защите эльфах, о стенающем от вторжения противоестественных существ лесе почти не трогали.

Хватит бездействовать. Нужно возвращаться. Кольтира представил, как со стен Транквиллиона осыпает стрелами мертвяков, как с отрядом опытных следопытов нападает на неосторожно отошедшую от основного войска группу нежити и расстреливает их из-за деревьев прежде, чем те сообразят, с какой стороны на них нападают - да со всех они нападут. А потом сожгут тела, чтобы для них “мертвец” снова стал синонимом к слову “покойник”. Кольтира намеренно старался накрутить себя, разжечь жажду мести как следует, чтобы перестать, наконец, горевать о брате и пойти делать то, что должен.

Когда он добрался до Транквиллиона, тот уже был пуст. Ни армии, ни гражданских там не было, а нежить, судя по всему, только готовилась войти в него, а еще строила на юго-западе от города две базы странной, пирамидальной формы.

Близко подходить он не рискнул: у Артаса было много тех самых летучих тварей, с одной из которых Кольтира уже успел повстречаться, и именно их использовали в качестве часовых.

Он нагнал талассийскую армию как раз во время переправы через Элрендар - широкую и порожистую реку с быстрым течением. Мост через нее был довольно широким, но эльфов было много, в основном - гражданские. Пока очередь медленно переползала на северный берег, Кольтира успел подойти к следопытам, прикрывающим эвакуацию, доложиться, узнать новости и много еще чего.

Генерал Ветрокрылая была здесь, со своими офицерами. Кольтира сообщил ей об отрицательном результате переговоров, но она лишь бросила сухое “понятно” и не удивилась, не упрекнула - с самого начала же не верила в успех этой затеи.

Следопыты, охранявшие с ним Ан’овин уже были на задании, поэтому Кольтиру определили в подчинение капитану Рассветной Птице - той самой, которой они с младшим лейтенантом докладывались по прибытии в Транквиллион и которая присутствовала при обеих его беседах с генералом.