И потому так манило холодное содержимое кубка.

Никто не требовал, чтобы он выпил это зелье. Она могла бы заставить его. Воспользоваться своей силой — антимагический купол блокирует ее способности банши, но Кольтира не сможет удерживать его вечно.

Можно выплеснуть зелье на пол, чтобы не соблазняло доступностью простого и легкого выхода. Но тогда ее слуги на следующий день так же молча принесут новую порцию. Он поставил кубок на стол, и по зеленому кругу поверхности зелья пошли круги.

Перестанет ли монстр быть монстром, если стереть ему память? Не принесет ли он в тысячу раз больше зла в этот мир, если станет послушным орудием королевы нежити?

Терпение Сильваны может истощиться уже завтра, и тогда она потребует принять решение со всеми последствиями выбора. А может длиться бесконечно — ей некуда торопиться. И она знает, что все равно все в итоге будет так, как она решила. Что ж, умение так или иначе добиваться своей цели — это одно из качеств, всегда восхищавшее его в ней.

Он взял кубок, в тысячный раз повернул его в руке и поставил на место. Выпить? Вылить? Потребовать встречи с Сильваной и разозлить ее, чтобы придумала другую месть? Сказать, что отказывается это пить? Она говорила, что в умении трахать мозг другим ему нет равных. Однако сейчас Кольтира был готов признать, что до ее мастерства ему далеко.

Несколько глотков — и начнется совершенно другая нежизнь. Он уже не раз начинал все с начала и порядком запутался в прошлых правилах, целях и желаниях. И наделал ошибок. А теперь может избавиться от груза прошлого. Кольтира уже видел это зелье в действии и, пожалуй, не отказался бы от такого же результата для себя. Он станет другим. Почти что чистый лист — рисуй, что хочешь. Не совсем, конечно. Покладистый характер она ему не нарисует, да и не так уж и много она собиралась изменить в нем.

Она обещала, что избавит его от сомнений, сожалений и страхов, ненужных привязанностей — всего того, что тянет назад. Вот оно, доказательство того, что она держит слово — покоится в кубке и притягивает взгляд из любого угла темницы. Сильвана говорила, что даст ему смысл и цель. Она может, она уже сделала это однажды. Отделит добро от зла, сделает мир простым и понятным.

Королева позволит Кольтире чувствовать себя нужным. Только она — кому он еще сдался-то? Да и ей не так уж он и нужен — однако же вот, возится с ним, не прогоняет. Как бродячую собаку подобрала и забавляется, проверяя свои силы: одомашнит, сделает ручным, или придется на цепи держать? Не придется. Никуда он от нее не денется.

Если бы был жив кто-то из родных, Кольтира бы ни за что не согласился забыть о них. Если бы Этас все еще был готов считать его своим другом. Или кто-то из Черного Клинка. Кольтира не прилагал усилий, чтобы сблизиться с Датурой, Джейд и Керитозом или помириться с Зор’бе, — но если бы сейчас знал, что есть кто-то, кого расстроит его «смерть»…

Почти месяц Кольтира кружил вокруг этого кубка, то раздумывая, то запрещая себе о мысли о нем.

Три года назад, когда Сильвана только завела речь о подобном зелье, он был готов умереть или пойти на любые меры, лишь бы снова не стать ничего не понимающим слугой чужой воли, не потерять себя, свою память и способность принимать решения. А теперь подумывал о том, чтобы пойти на это добровольно.

Глядя на зелье, Кольтира не раз ощутил отвращение к самому себе за то, что даже без давления Короля-Лича сам отказывался от своей воли, вручал себя сумасшедшей, ненормальной стерве. Отец бы… Но какая, к троллям, разница? Некому осуждать или уважать его выбор. Некому оплакивать его. Некому остановить.

— За твой успех, моя королева.

Первый глоток был совершенно безвкусным, как вода. Немертвым сложно почувствовать вкус и запах, но ему казалось, что столь мощное зелье должно хоть как-то ощущаться.

Он снова уставился на кубок. Надо решиться и допить эту мерзость до конца, но он вовсе не был уверен, что поступает правильно.

Поняв, что к темнице приближается сильный немертвый, Кольтира вдруг подумал, что это Тассариан. Это было нелепо, бывший командир сейчас наслаждался мирной нежизнью в Западном краю: счастливый, свободный от горьких воспоминаний и чувства вины за убитых. Но Тассариан же приходил сюда за ним однажды…

Нежить приблизилась, и Кольтира узнал Клеа. Она неслышно вошла в темницу и остановилась, обхватив себя руками, будто замерзла. Кольтира поставил кубок на стол, и Клеа уставилась на рельефный узор или зелье, а не на того, к кому пришла.

— Клеа…

Она молчала. Отступила на полшага, когда он попытался ее обнять, но не сбежала, не залепила ему пощечину, не стала обвинять. Просто стояла и пялилась на это зелье. Кольтира чувствовал ее осуждение, но не мог понять причину. Потому что он тянет, не решается выпить его? Или потому что в принципе рассматривает такой трусливый вариант? Или не в зелье дело, а Клеа просто не хочет смотреть на него, на предателя, бросившего ее одну.

— Как я должен поступить? Не молчи!

Это будет новое предательство, верно? Он забудет ее, забудет Этаса — и не сможет рассказать ему о коварстве Сильваны. Да он и сейчас не может, Этас не станет с ним встречаться и слушать…

— Клеа, постой! — Кольтира схватил ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти. — Ты знаешь, что ждет немертвых после смерти?

Она кивнула.

— Потом, когда я выпью зелье, ты расскажешь мне? Я должен предупредить одного эльфа. Только его, я никому не расскажу больше. Хорошо? Пообещай мне!

Клеа покачала головой.

Кольтира мысленно выругался. Не упрямься же! Он не многого просил! Этас не поверит ему, если Кольтира не выпьет эту дрянь и не будет казаться ему неопасным, не станет верным подданным Сильваны. Иного выхода нет.

— Я должен, понимаешь?

— Ты забудешь, — прошелестела Клеа, разлепив, наконец, серые губы.

— Вот я и прошу тебя рассказать мне все потом!

— Ты забудешь.

Клеа вырвала руку из его захвата и ушла. Он забудет… Забудет о судьбе немертвых — или ее? Почему нельзя объяснить нормально! Почему нельзя сказать просто: «Останься»?! Кольтира громко выругался, потом от души заехал кулаком по стене, разнес в щепки стол и погнул саронитовым сапогом кубок. Ударил Смертью и Разложением по луже растекшегося зелья.

Как бы ни поступил, предаст или Клеа, или Этаса. Или их обоих!

Может, дать Этасу еще времени? Увидит, что Кольтира у Сильваны — должен же тогда успокоиться?

Дни потянулись за днями, складываясь в месяцы. Новый кубок с зельем стоял на полу — стол ему так и не заменили. Несколько раз заходила Сильвана, обещала блага новой нежизни. И помирить его с Этасом и Клеа.

— Что ты так цепляешься за прошлое? — шипела она, теряя терпение. — Что там у тебя такого важного? У тебя все равно нет семьи, и никого не воскресить. А твои приятельницы никуда не денутся.

Кольтира с трудом сдерживал желание схватить ее за горло и швырнуть в стену. У нее, может, и была семья: и Этас, и сестры. Но как она смела решать, что в его жизни важно, а что нет?!

Они ссорились каждый раз, Сильвана уходила в ярости, плюясь угрозами. Он громил и без того пустую камеру. Разломал на мелкие кусочки решетку, ясно показывая, что та не удержит его. И все же решетку заменили такой же, стальной. И Сильвана не использовала ни силу банши, ни способности своих валь’кир, чтобы влить в него зелье насильно.

Кольтира все еще считал, что ее планы насчет Этаса отвратительнее тех, что были у него самого. Если учесть, что он не знал, на какой риск обречет своего друга. И все же Сильване — в отличие от него, — хватало ума, терпения или благородства не делать ничего насильно. Кольтира злился на нее, но невольно снова проникался к ней уважением.

— И что тебе мешало просто сломать эту решетку к гноллам?

Увидев Тассариана, Кольтира подумал, что у него галлюцинации. Ну мало ли: он же не знал, как именно действует зелье. Может, сделанного несколько месяцев назад глотка и постоянного нахождения рядом с его испарениями было достаточно, чтобы оно начало вытворять что-то странное с его воспоминаниями. Все это ведь уже было… Но теперь Тассариан не имел причин лезть в логово врагов.