«Милорд, — сказала Эрсвина, — выслушай и поверь, он одинаково ловко и искусно умеет из всего извлечь выгоду, умеет хитростью и обманом себя выгораживать ипри этом подвергать других опасности и приносить несчастья».

«Однажды, — сказал Волк, — он ввел меня в страшный грех перед моей тетушкой Обезьяной, я пережил тогда великий страх и ужас, потому что чуть не лишился одного уха. Если Лис пожелает рассказать об этом сам, я предоставлю ему это право, поскольку у меня не хватит красноречия живописать все так, как это сделает он, и он будет постоянно меня поправлять».

«Хорошо, — сказал Лис, — я расскажу всю правду от начала до конца и ни разу не собьюсь. Пожалуйста, выслушайте меня. Волк пришел ко мне в лес и стал жаловаться, что ужасно голоден. Мне показалось, что брюхо у него набито, но ему ведь все время мало и подавай еще. Интересно, куда же девается вся еда, которую он поглощает? Вон смотрите, и сейчас уже у него челюсти сводит от голода. Увидев, как он мучается, я его пожалел и сказал, что тоже голоден, и мы вместе пошли на охоту. Мы бродили целый день, но ничего не нашли. И начал он выть, кричать и говорить, что дальше идти не в силах. А я в это время заметил под кустами широкий лаз в какую-то нору, весь заросший камышами. Изнутри доносился какой-то шорох, но я не мог понять, что же там такое. И тогда я сказал Волку, чтобы он пошел и посмотрел, не найдется ли в этой норе чего-нибудь, чем бы нам поживиться. А он и говорит мне:

„Знаешь, кузен, в эту дыру я и за двадцать фунтов не полезу, если не буду знать наверняка, что там внутри. По-моему, ничего хорошего там нет. Но если ты захочешь пойти посмотреть, я подожду тебя вот здесь, под деревом. Сходи разведай, но сразу же возвращайся и расскажи мне, что же там такое. Ты умен и изворотлив и справишься получше, чем я".

Видишь, милорд, пришлось мне, несчастному, лезть в эту нору, а он, такой здоровый и сильный, остался отдыхать под кустом и спокойно ждать, что же из этого выйдет.

Ни за какие блага и богатства я бы не согласился вновь пережить такой страх и ужас. С тяжелым сердцем вошел я в ту пещеру и долго шел по темному широкому коридору. Еще у самого входа я заметил вдалеке какой-то неясный свет, туда-то я и отправился. Подойдя ближе, я сумел рассмотреть огромную безобразную Обезьяну, глаза у которой горели как пламя. У нее был огромный рот, откуда торчали длинные острые зубы, и страшные когти на руках и ногах. Уж не знаю, была ли это горилла или бабуин, но только никогда прежде я не встречал никого безобразнее. Подле нее лежали трое ее детенышей, столь же ужасные и безобразные, как и их мать. Завидев чужака, они замерли и, раскрыв рты, неподвижно уставились на меня. Я страшно перепугался и пожалел, что вообще полез в это логово. Но потом подумал, что раз уж я здесь, значит, надо суметь благополучно выбраться на свободу. Глядя на эту Обезьяну, мне показалось, что размером она побольше Волка Изегрима, а ее дети будут покрупнее меня. Ну и семейка! Обвязанные каким-то тряпьем, все в нечистотах, они лежали на прогнившей соломе, а какая там стояла вонь! Я чуть было не задохнулся. Однако я понимал, что для своего же блага говорить надо приветливо, и начал так:

„Милая тетушка, доброго дня тебе и твоим прелестным деткам, моим кузенам! В жизни не встречал таких чудесных малюток! О, как же они милы, как веселы и любезны! А лицами — так настоящие принцы! Воистину они — гордость всего нашего семейства. Тетушка, едва я прослышал, что ты недавно разрешилась, как тотчас же захотел тебя проведать. Извини, что не смог прийти раньше".

„Добро пожаловать, Рейнард, — ответила она. — Благодарю, что навестил меня. Ты правдив и честен, умен и смекалист, как всем известно, ты не опозоришь свою семью. Потому прошу тебя, обучи моих детишек своим премудростям, чтобы они всегда знали, что следует делать, а что — нет. Возлагаю на тебя все надежды и потому, что ты вращаешься в высшем обществе".

О-о, у меня просто отлегло от сердца, когда я услышал такие слова. Но я и сам хорошенько постарался, сразу назвав ее тетей, хотя она вовсе мне и не родня. Настоящая моя тетушка — это госпожа Рюке-нейв, кого вы все видите здесь, которая растит и воспитывает своих чудесных деток.

„Тетушка, — отвечаю я тогда, — моя жизнь и мое добро — все в твоем распоряжении. В любое время дня и ночи я сделаю для тебя все, что только пожелаешь, и научу твоих деток всему, что знаю".

А у самого уже дыхание перехватывало от их вони. К тому же я ни на минуту не забывал, что меня снаружи поджидает голодный Изегрим. И тогда я сказал:

„Тетушка, засим оставляю тебя и твоих прелестных деток в руках Божьих, а сам откланиваюсь. Боюсь, меня дома уже заждалась жена".

„Любезный родственник, — говорит тут она, — ты не можешь уйти, не отведав нашего угощения, так не поступают добрые родичи".

С этими словами она поднялась и провела меня в соседнюю комнату, где обнаружились такие запасы еды, что я только диву давался, откуда они там взялись. Отведал я и фазанов, и куропаток, и всякой иной дичи. А когда я наелся до отвала, она дала мне еще с собой жирную ногу, чтобы я отнес ее жене и детям. Мне стало стыдно, но не мог же я отказаться. Поблагодарив ее, я попрощался, а она стала приглашать меня навещать их, что я и пообещал. После чего я с легким сердцем поспешил в обратный путь, к Изегриму, который лежал на земле и выл. На мой вопрос о его самочувствии он ответил, что чувствует себя отвратительно, и странно, что вообще еще жив.

„Ты принес какой-нибудь еды? — спросил он меня. — Я умираю с голоду".

Тогда, сжалившись над ним, я отдал Волку тот кусок, что унес с собой, и тем спас ему жизнь. Он стал горячо меня благодарить, а теперь вот затаил на меня зло.

Съев все подчистую, он спросил меня:

„А скажи-ка, родич Рейнард, что там, в этой норе? Об этот кусок, который только раззадорил мой аппетит, я всего лишь поточил зубы".

Тогда я сказал ему:

„Дядюшка, смело иди в пещеру, там огромные запасы еды. Там лежит моя тетушка со своими детками, и, если только ты станешь плести небылицы, обходя правду стороной, ты получишь все, что пожелаешь. Но одно только слово правды может дорого тебе обойтись".