Я был смущен. Мне еще не приходилось наблюдать герцогинь в их повседневной жизни. В нашем городе их не существовало. Подано мне было так: остзейские предки, дальнее родство с Анхальт-Цербстским гнездом, что косвенно намекало на не менее интересное родство с одной из русских императриц. И все это юридически заверено и документально подтверждено. Это вам не поручиковы выблядки. Да и то причастность современных дворян к генеалогическому древу поручика или хотя бы его денщика не имели под собой никакой достоверности для подавляющего большинства.
Гуманитарная герцогиня прибывала во вторник. Мне было велено к этому времени вымыться и облачиться во фрак. Кассеты с остзейской музыкой, выписанные графиней из того же города, что и герцогиня, обогнали ее на восемь часов.
Мы их немного с графиней послушали, чтобы проникнуться чуждой ментальностью. Что в этой музыке было остзейского, я не понял сперва, пока не увидел саму герцогиню - утром другого дня. Представьте претощий зад, господа, на котором самые тесные джинсы болтались, как простыня на ветру, не создавая натяг. Сухопарость от зада равномерно распространялась как вниз, так и верх, внизу заканчиваясь приличной мужской ступней, вверху же... Грудь, впрочем, была, и это нарушало ожидаемую соразмерность, единство частей и целого, смещало центр тяжести тела, который по мнению многих, есть пупок.
К лицу, излишне удлиненному, к его продолговатым надменным чертам я применил бы слово 'лошадность', если б оно не было затаскано и избито сначала платониками, а потом русскими беллетристами в описаниях германских герцогинь и принцесс. Описания описаниями, а ведь правили же нами эти бабы твердой рукой.
А еще Пастернак, Марбург. Я никак не загорался, я гас на глазах этих двух гурий на букву гэ.
Музыка под стать внешности была жиденькая, как в отношении количества инструментов, так и мелоритмически, слышалось в ней что-то кавалерийское, полковое. Преобладали флейты и барабан. Это вам не оркестр Галицкого (все дипломанты), насчитывающий в иные аншлаги до двух с половиной тысяч бойцов.
Мы посидели, поразглядывали друг друга, выпили ароматного кофе, который субподрядчица привезла с собой. Потом она отправилась восвояси тем же поездом, который как раз успел развернуться и встать на обратный путь.
Самое замечательное, господа, что эта безобразная герцогиня самым решительным образом отказалась от совокупленья со мной. Я бы, впрочем, тоже не менее решительно ей отказал, но, как известно, русский маркиз деликатностью не обделен, и пока я выбирал выражения, она прочла на моем лице все впечатления, и со свойственной почти всем остзейцам прямотой заявила, что вовсе, оказывается, не того маркиза имела в виду, когда отправлялась на случку. Эта курва курляндская, будучи достаточно состоятельной, не стала с нас требовать неустойки, только деньги на обратный билет приняла.
О девушках из простонародья и речи быть не могло. Даже виконт де Лилль, их непосредственный сутенер, ими не пользовался.
Начинался уже декабрь, но зима не спешила. Медлила, тугодумка. Я все писал, писал, писал, редко выглядывая в окно и не всякий день выходя за ворота.
Графиня пыталась меня развлечь: Мусоргским мучила меня, Бахом трахала. Но эта мизантропическая музыка не бодрила меня.
По утрам бывало бело, но после полудня таяло. В саду поселилась стая ворон. Днями их не было видно, но к вечеру они возвращались, гомонили, кричали, каркали, устраиваясь на ночлег, потом затихали. Странные вороны какие-то. Их привязанность к этому месту вызывала удивление. Как будто ждут какой-то беды, чернопернатые.
Предчувствия и без того были тревожные. Не то, что они не оставляли меня, нет - временами накатывали. Да и приметы накапливались, сгущались. Кто-то расцарапал графинин 'Пежо', вырезав вензель ДР. Не знаю, что б они значили, эти две буквы, возможно, инициалы моего прошлого имени, да я давно уж его забыл. Слишком много имен и обличий с тех пор переменил. Несколько раз кто-то звонил и сопел в трубку. Какой-то нищий вырвал на улице у меня пакет с хлебом и молоком. Другой, днем, может быть, ранее, глядя пристально, потребовал закурить. Я им, получившим отказ, был бы непременно избит, если б не рукоятка ПМ, торчавшая у меня из-за пояса, которую он вовремя заметил и убежал. Эта серия разбойных нападений на меня как нельзя лучше укладывалась в коллекцию прочих примет. Дважды стучал в наши ворота пожилой почтальон и подавал телеграммы. Текст гласил, что кто-то умер в запое или сошел с ума.
Однажды избили механика. Весь арсенал криминальных романов, а скорее - кино - шантажисты ведь не читают романов - был применен ко мне. А однажды, у ворот шаманящий шарманщик, подобрав монету и поправив парик, с таким ясными намерениями взглянул на меня, что я его тут же, несмотря на накладные волосы на лице, узнал: Паца. Значит, и Пеца где-то невдалеке. В творческом запале я начал про них забывать.
Забираясь на яблоню и заглядывая через забор, я видел привычную мне картину: с семи до одиннадцати дымили сигары в развалинах флигеля, торчали коричневые тульи. Это немного меня успокаивало.
Я, будучи наделен недоверчивостью, не особо верю в оккультный детерминизм, но и вы б потеряли самообладание, господа, когда утром однажды, вместо привычной, идущей изнутри фразы: 'Вставайте, принц, вас ждут великие дела', я подскочил в кровати от совершенно недвусмысленной: 'Атас, маркиз, ваша жопа в опасности!'
Я был перепуган. Что я могу сказать в свое оправдание, господа? Боюсь, значит, существую.
Первым делом я взял себя в руки. В конце концов, налет когда-нибудь должен был состояться, раз уж я превентивными мерами пренебрег. И почему бы не сегодня, коли как раз четверг, и графиня с 20-00 стриптизирует в Дворянском Дворце, а Шувалов съехал вчера к своей даме с собачкой. Самое время заняться всерьез моим умерщвлением.
Графиню о грядущем нападении я не известил. О налетчиках она, похоже, забыла. Во всяком случае, места, где они скрываются, мне не сообщила, хотя и обещала тогда, беспокоясь за виолончель.
Раньше 20-и они не накинутся, а значит, время есть. Я хотел закончить предыдущую главу. Убьют, чего доброго, а у меня не дописано. Или ранят куда-нибудь, что тоже может надолго оторвать.
Вошла графиня, внесла яблоки. Она каждое утро вносила их целую корзину в мой кабинет, считая, что они способствуют вдохновению.
- Завтра у нас встреча с представителями администрации, - сказала графиня. - Наконец-то будет возможность хоть кого-то из них лицезреть. Вы не хотите присутствовать?
- Не знаю, - сказал я, не отрываясь от своих бумаг. - Возможно, меня сегодня убьют.
- Страшно за честного человека в этой стране, - сказал она.
Вряд ли она слышала мои слова, а если услышала, то до сознания не довела. Временами на нее находила рассеянность.
Эта выдающаяся вдова, Попрыгунья и Душечка, до сих пор была счастливо уверена в том, что это она, орфографиня, научила меня читать и писать. И вдохновила продолжить его дело. А теперь и темы подбрасывала. - 'Я буду вашим художественным руководителем, - иногда заявляла она. - Ваш талант пробьется сквозь барьеры невежества, и тогда весь мир узнает о нем. Только процесс не затягивайте. А то 'Руслана и Людмилу' копуша-Пушкин три года писал'.
Достала она меня Пушкиным. Дать бы этому Пушкину по башке. И все об Артуре написать требовала. - Стать биографом командора? Увольте. Единственной моей темой буду я сам.
Она что-то еще говорила за моей спиной, я не прислушивался. Подбирал к Сикорской эпитеты. Но кроме как суки, ничего, более близкого ее сущности, в голову не приходило. Да и предстоящим налетом была занята часть этой самой моей головы.
- Возможно, сегодня, - сказала графиня.
- Возможно, - рассеянно подтвердил я. - Но не ранее 20-и.
- Я в первом вернусь.
Она вышла. Я погрузился в текст, пожирая ее яблоки. Все беспокойство, связанное с предстоящей схваткой с налетчиками, мало-помалу оттеснилось на задний план. Возможно, это выглядит странно, но вы забыли, что я писатель, господа, я, слава словесности, любую драму переживу, сублимирую для себя, облеку в слова и извлеку выгоду. Страх не менее подстегивает вдохновенье, чем секс или яблоки. Так что если вас гложет злоба дня или тревога о будущем, следуйте моему примеру. Как страус во избежание стресса прячет голову в горячий песок, так зарывайтесь и вы в свои тексты. Пишите, господа, пишите. Слов всем хватит.
