Менее чем через пятнадцать минут в доме на Уимпоул-стрит раздался звонок в дверь. Мэтти постучалась к Розе. Из-за закрытой двери комнаты Розы донесся приглушенный голос хозяйки.

— Меня нет дома. Скажи слугам, что меня ни для кого нет, ни для кого.

Некоторое время спустя Мэтти снова постучалась.

— Уходи.

— Там ждут, мисс Роза.

— Уже поздно. Меня нет дома, я же сказала.

— Думаю, для этого человека вы будете дома, — твердо сказала Мэтти, и Роза услышала, как она уходит.

«Наверняка это Долли!» Конечно, это должна быть Долли. Роза быстро умылась, причесалась, постаралась выкинуть из головы Джорджа с его возмутительными заявлениями. Она медленно спустилась по ступенькам — «Бедняжка Долли уже вышла за Джорджа» — и открыла дверь в голубую гостиную. Сначала она увидела волосы: рыжая женщина внимательно рассматривала портреты на стене.

Роза остановилась как вкопанная. Она не могла поверить своим глазам.

— Фанни? — прошептала она.

Кузина услышала ее и обернулась.

— Фанни! — закричала Роза и со всех ног бросилась к Фанни. Женщины обнялись и несколько секунд не выпускали друг друга из объятий. Роза не могла поверить в это. Она одновременно смеялась и плакала. Наконец она высвободилась из объятий Фанни, но продолжала держать ее за руки, всматриваясь в лицо кузины.

— Ах, Фанни! — все, что она смогла сказать.

Только тогда она услышала другой звук. Это был тонкий детский голосок, который сонно спросил:

— Мама, а тетя уже пришла?

На диване, который казался Джорджу Фэллону слишком мягким, сидела маленькая девочка. Она дергала себя за рыжие волосы. Тут она заметила Розу. Девочка нахмурилась, вспоминая слова, которые столько репетировала, а потом сказала официальным тоном:

— Я очень рада познакомиться с тобой, тетя Роза.

Роза уставилась на маленькую рыжеволосую девочку.

— Ох, — промолвила она. Затем она медленно подошла к дивану, не сводя с ребенка глаз, и села на стул с прямой спинкой. — Мне показалось, что твоя мама снова стала ребенком. — Она еще какое-то время пристально смотрела на девочку, думая о том, что такого чуда у нее-то и нет. — Как тебя зовут? — наконец спросила она мягко.

— Джейн, — смущенно ответила девочка.

— Я так рада познакомиться с тобой, Джейн, — сказала Роза. — Сколько тебе лет?

Джейн не ответила. Она не сводила глаз со своих туфелек.

— Ты должна сказать тете, что тебе почти пять лет и что у тебя есть братик, Джейни, — пришла ей на помощь Фанни, — которому почти шесть лет.

— Почти пять, и у меня есть братик, — пробормотала Джейн, не глядя на Розу.

— Как его зовут?

— Гораций.

— Как папу?

— Да. — Она с интересом рассматривала изгиб на туфельке.

— Ах, Фанни! — воскликнула Роза, взглянув на кузину. — Не представляю, кого бы еще в целом мире я хотела увидеть, когда вошла в комнату. И это уменьшенная копия тебя!

— Мэтти говорит, что ты переезжаешь. Она мне много новостей рассказала. Мы решили дать тебе… отдохнуть немного.

Роза издала слабый звук — ярости, замешательства, стыда? Фанни не могла понять.

— Мне так жаль, дорогая Фанни! У меня только что состоялся пренеприятнейший разговор с моим ужасным деверем.

— Мэтти развлекла меня. Нам было что вспомнить. Мы поговорили о Брук-стрит, Франции, Ганновер-сквер и о всяких других вещах, включая ее мужа, которого она все еще хочет найти. — И они одновременно сказали: — Корнелиус Браун!

Джейн удивленно посмотрела на них.

— Она слышала, что он, возможно, отправился в Египет, — заметила Роза. — Однако она не хочет, чтобы он возвращался. Она просто хочет отпустить ему оплеуху за плохое поведение. — И кузины рассмеялись, словно никогда и не расставались. — Она тебе еще расскажет, какое замечательное пристанище мы нашли. Ах, Фанни! На Саут-Молтон-стрит, как раз возле Брук-стрит! — И потрясение после прихода Джорджа исчезло без следа. Все произошедшее казалось лишь дурным сном.

— Мне пришлось приехать в Лондон, чтобы уладить некоторые срочные дела для папы, — сообщила Фанни. — Мы только что прибыли. Даже Горацию пришлось согласиться на мою поездку в оплот зла, то есть в Лондон, поскольку дело касается денег. Папа намекнул Горацию, что он может получить определенную выгоду. Поэтому я здесь! Не было времени написать, но можем ли мы остановиться у тебя на Саут-Молтон-стрит на пару дней?

— Разумеется! — согласилась Роза с улыбкой.

Кузины проговорили всю ночь. Они так и не ложились спать. Джейн попытались устроить на обугленной кровати Розы.

— Она горит! — закричала Джейн и бросилась к матери на руки.

— Произошел небольшой несчастный случай, — смущенно сообщила Роза, — она уже не горит.

Фанни принялась качать дочку на руках и рассказывать Розе о родителях, которые жили в Индии. Наконец Джейн Харботтом, в возрасте почти пяти лет, заснула под полусожженным розовым балдахином, убаюканная звуками мягкого женского смеха, — мать с кузиной вспоминали детские годы. Роза внимательно поглядывала на дочку Фанни, ощущая, как странно стучит ее сердце.

— Теперь она будет спать всю ночь, — мягко сказала Фанни, убирая с лица дочки непослушный локон. — Она такой, — Фанни вздохнула, — нервный ребенок. Она боится отца. Думает, что мир полон мужчин… и мальчиков… которые кричат. Я думаю, что она чувствует себя в безопасности, только когда спит.

— Маленький Гораций тоже кричит?

Фанни все еще смотрела на дочку.

— Маленький Гораций, который, безусловно, является героем Джейн, просто вылитый отец. Он ходит, как он, говорит, как он, перенимает у него манеру обращения с людьми. Я очень люблю маленького Горация, и не его вина, но… — и Фанни на секунду прикрыла глаза рукой, — я его иногда тоже не переношу.

Кузины молча спустились на первый этаж. Мэтти разожгла огонь, принесла горячий шоколад, как, бывало, много лет назад.

Они разговаривали всю ночь, то плакали, то смеялись. Они говорили, словно за все эти годы им не с кем было пообщаться. Фанни рассказала о том, как Гораций был шокирован письмом Розы, как он строго запретил ей ехать в Лондон. «Жена викария должна постоянно находиться при нем», — написал он семье Фанни, чем весьма их удивил. «Мне она постоянно нужна. Это жертва Господу нашему». Вся семья перед отъездом в Индию посетила Уэнтуотер, обеспокоенная странной непримиримостью Горация. Мать Фанни хотела остаться в Англии, дождаться рождения внука, отложить поездку, но все уже было давно договорено. При расставании было много слез и поцелуев. Родители попрощались с Фанни у ворот дома Горация, увитых жимолостью. Она махала им, пока экипаж не скрылся из виду. Так что первого ребенка она родила одна, без родных, а потом и второго тоже. Когда Роза рассказала о выкидышах (и о том, что она, возможно, никогда больше не сможет забеременеть), Фанни взяла ее за руку, но не сказала, что на все воля Божья.

«Я видела ее, — плакала Роза, словно бы все это случилось только вчера. — Я видела ее маленькие ручки». Слезы Фанни медленно падали на волосы Розы.

Когда огонь в камине потух, они снова его развели. Потом они бросили это безнадежное дело, закутались в шали и устроились на диване. Когда догорели свечи, они зажгли новые. Наконец они очутились в полной темноте. Их голоса глухо звучали в углу огромной комнаты. По всему дому нестройно били часы, включая старые итальянские часы из Генуи, которые Фанни хорошо помнила.

Сквозь ставни начал пробиваться серый рассвет, а они все еще разговаривали. Роза рассказала Фанни, что слышала, как ее мужа обсуждали в театре: красный роскошный занавес и звонкий женский смех. Затем она открыла правду о смерти Гарри в Египте. Фанни была в ужасе. Затем Роза поведала историю о женщине из Александрии, которую забили камнями насмерть, о французе, который рассказал ей о ребенке. Фанни ошарашенно слушала, но ни разу ни жестом, ни словом не выдала, что когда-то, пряча улыбку за веером, смеялась над обходительным, учтивым капитаном Гарри Фэллоном. Роза рассказала о поспешном браке Джорджа, о том, чему стала свидетельницей в номере Джорджа, о собственных нелепых попытках шантажировать деверя. Фанни ответила, что подобная история случилась и в Уэнтуотере. Тогда Гораций так громко возмущался, что прихожане с опаской поглядывали на крышу церкви. Роза пересказала события их путешествия в карете из Парижа, когда все избегали взглядов друг друга, о том, как случайно подожгла собственную кровать. Фанни рассказала о дядюшке Горация, епископе, который надеялся, что она будет срезать ему ногти на ногах. Кузины долго смеялись над этим, но смех их был невесел, словно бы ночные беседы забрали с собой и веселье. Долгое время после этого они молчали. Женщины расположились друг напротив друга в углах мягкого дивана. Все часы в доме громко тикали. Когда настало утро, можно было подумать, что они проспали всю ночь, но глаза их были открыты.