Он включил лампу. Но на полу ничего не заметил.

Выйдя наружу и ступая по каменным плитам, он оглядывался по сторонам…

Кто-то двигался вдоль французских окон дома изнутри.

Фигура в белом… женщина… словно плыла в ночи по каменным ступеням в сад.

Лейн припустил трусцой.

— Извините. Эй?

Фигура остановилась. А потом повернулась к нему лицом.

— Мама?! — шокировано выдохнул он. — Мама, что ты здесь делаешь?

Лейн замер, его сердце ускоренно стучало в груди, хотя он пытался перевести дыхание. Наверное, люди с психическими расстройствами предпочитают блуждать в ночи? Или это результат ее лекарств и ухудшения ее состояния?

Или что еще?

— Привет, Эдвард. — Она радостно улыбнулась ему. — Такой прекрасный вечер, не правда ли? Я решила, что хочу подышать свежим воздухом.

Правильная речь его матери больше подходила к Дому Виндзоров, чем к Югу Мейсона — Диксона, согласные звучали уверенно, а приподнятая бровь вместе с высокомерным тоном давали представление о ее происхождении, кем она являлась, гарантируя, что из уважения к ней, все выслушают ее до конца.

— Мама, думаю, нам стоит вернуться в дом.

Ее взгляд прошелся по цветам и цветущим деревьям, и в сумраке ее лицо выглядело также, как и в молодости, она по-прежнему держалась с достоинством и обладала прекрасными манерами, и в старые времена это называли «хорошим воспитанием».

— Мама?

— Нет, думаю, нам стоит пройтись. Эдвард, дорогой, дай мне руку.

Лейн тут же вспомнил о прощении с отцом. Тогда она тоже ошиблась, приняв его за Эдварда.

Он оглянулся в сторону дома. Где, черт побери, находится медсестра?

— Эдвард?

— Конечно, мама. — Он предложил ей согнутую в локте руку. — Мы пройдемся по саду, а потом я все же буду настаивать, чтобы мы вернулись в дом.

— Хорошо, это прекрасно, что ты переживаешь за меня.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Эдвард, дорогой.

Вместе они пошли по кирпичной дорожке, углубляясь в сад к статуям. Его мать останавливалась перед каждым каменным изваянием, словно встречалась со старыми знакомыми, потом остановилась перед японским прудом с декоративными карпами, внимательно рассматривая серебряных, оранжевых и пятнистых рыбок. Сверху светила луна, закрываемая редкими тучами, посылая свой холодный свет вниз, так часто происходило в теплые месяцы.

— Мой муж умер.

Лейн взглянул на нее.

— Да, мама, он умер.

— Он умер недавно.

— Да. — Лейн нахмурился. — Ты скучаешь по нему?

— Нет, боюсь, что нет.

Потом они надолго замолчали. И Лэйн не выдержал, ему захотелось узнать.

— Мама, я хочу кое-что спросить у тебя.

— Что, дорогой?

— Твой муж умер. Это… умер мой отец?

Она совершенно спокойно двинулась вперед.

Затем повернулась к Истерли, окидывая взглядом величественный простор, и Лейн заметил странный блеск в ее глазах.

— Мы не должны говорить о подобных вещах, Эдвард.

— Мой отец мертв, мама? Пожалуйста, скажи мне, мне нужно это знать для собственного спокойствия.

Она опять надолго замолчала, а потом ответила и ее слова напоминали шепот:

— Нет, дорогой. Твой отец жив.

— Мама, мне нужно узнать, кто он. Пожалуйста, скажи мне. Твой муж умер, поэтому никто не пострадает от правды.

Он замолчал, ожидая ее ответа. Она опять взглянула на дом, и Лейн испугался, что она погрузилась в свои воспоминании и уже не вернется из них.

— Мама? Ты можешь мне сказать.

Призрачная улыбка появилась у нее на губах.

— Я была влюблена. Когда была молодой… Я была влюблена в твоего отца. Я довольно часто видела его, хотя мы не были представлены друг другу. Семья возлагала на меня соответствующие ожидания по поводу замужества, и я не собиралась их нарушать.

Лейн мог только представлять, насколько в те времена было все строго. Существовали установленные правила, каким образом молодая девушка, впервые выходящая в свет, и молодой холостят из известной семьи, должны были познакомиться и как должны были развиваться их отношения, а если кто-то из них вдруг допускал ошибку? Репутация была разрушена навеки.

Таковы были порядки с пятидесятых до восьмидесятых годов.

— Я наблюдала за ним издалека. О, с каким удовольствием я наблюдала за ним. Я была довольно застенчивой, и не хотела создавать проблем своей семье. Но в нем что-то было такое. Он был другим. И он никогда не переходил границ. На самом деле, я часто задавалась вопросом, почему он делал вид, что не замечает меня? — Она опять замолчала. — А потом появился Уильям. Он был не совсем тем, за кого мой отец хотел бы выдать меня замуж. Но Уильям мог быть таким очаровательным, и он был уже не мальчик, поэтому смог убедить отца, что он прекрасный бизнесмен… и он нам просто необходим. В конце концов, в нашей семье не было преемника, которому можно было передать бразды компании «Брэдфорд бурбон», поскольку я была единственным ребенком, отец не хотел, чтобы КББ ушла из семьи и попала в чужие, когда он умрет. Уильям стал работать в «Брэдфорд бурбон», и я должна была выйти за него замуж.

Лейн никогда не слышал раньше, чтобы ее голос звучал с такой тоской, на самом деле, это было совершенно на нее не похоже. Все его воспоминания о матери были связаны с красивой, богатой женщиной, сверкающей драгоценными камнями и потрясающими платьями, парящей по Истерли, улыбающейся и щебечущей. Всегда счастливой. Всегда спокойной.

И он задался вопросом, когда именно она начала заниматься самолечением.

— Наша помолвка длилась полгода. Это было связано с тем, что Dior не могли сшить мое свадебное платье быстрее, также бриллианты с жемчугами, которые заказали у Van Cleef были бы не готовы, на это все требовалось время. Мама сделала многое для меня, она организовала фотосессию, а также спланировала свадьбу. Я позировала в платье, и улыбалась на камеры. Уильям игнорировал меня по большей части, и это было прекрасно. Он… вызывал у меня беспокойство, и инстинкт меня не подвел…

«Точно», — мрачно согласился Лейн про себя.

— Я помню ночь, когда все произошло. Я оказалась лицом к лицу с твоим отцом. Я сама пришла к нему и представилась. Он был шокирован, но могу сказать, что он постоянно видел меня и был далеко не равнодушен ко мне. Несмотря на предстоящие брачные торжества, я продолжала преследовать его, у меня оставалось очень мало времени. Как только я стану замужней женщиной, Уильям ни за что не выпустил бы меня из поля своего зрения, и у меня больше не будет шанса…

— Ты забеременела, — прошептал Лейн.

— Да, именно это и произошло. — Она глубоко вздохнула. — Я не жалею об этом. Я не жалею, что у меня есть ты. Время, которое я провела с твоим отцом, было самым счастливым в моей жизни, и воспоминания о об этом давали мне силы в нескончаемые темные периоды.

— Уильям узнал об этом, не так ли?

— Да. Когда мы поженились, у меня был срок беременности два месяца, и он пришел в ярость. Он чувствовал, будто его заманили и надули, пообещав добродетельную жену, а он получил шлюху. Он на протяжении многих лет попрекал меня этим. Он не отрекся от тебя, потому что боялся, что другие дети, на которых он настаивал, будут его осуждать. Мы занимались сексом всего четыре раза. Один раз в брачную ночь. А потом еще три раза, в результате появились твои братья и сестра. Я была, как говорится, ужасно плодовита, но он настаивал, чтобы я отслеживала свой цикл и не лгала ему. Больше он не хотел заниматься со мной сексом, поскольку преемственность компании зависит от множества наследников, которых мы уже получили.

— Ты продолжала видеться с моим отцом?

— Я видела его, да. Но после свадьбы я не часто… видела его.

— Он знал, что ты ждала от него ребенка?

— Да. Однако, он понял всю ситуацию. Он всегда относился с почтением и великим уважением ко мне. Это черта его характера.

— Ты все еще любишь его, не так ли?

— Я всегда буду его любить. — Она посмотрела на Лейна. — И ты должен знать, сын мой, что тебе совершенно не нужно быть рядом с человеком, чтобы его любить. Любовь переживет все: время, брак, смерть. Она сделает тебя бессмертным, несмотря на то, что есть дети, которых мы оставляем после себя. Именно таким образом Бог прикасается к нам, наша любовь к другим является отражением его любви к нам. Он дает нам такую возможность, почувствовать отражение его величия, хотя мы грешники, но так оно и есть.