Теперь Гарри пришел сюда, чтобы поискать и другие пересечения с реальностью. Может быть, реакция Люциуса на поцелуй и «воспоминания» ошеломила его, но вряд ли могла остановить. Слишком живо он помнил все, что между ними произошло, слишком ярко вырисовывались детали. Люциус явно тут был замешан, и Гарри собирался разгадать эту тайну во что бы то ни стало.

Действительно ли Люциус наложил проклятье во время битвы или просто воспользовался моментом? Гарри смутно осознавал, что часть его не хотела знать ответ на этот вопрос, так как была склонна согласиться с Кингсли и Роном. Все эти разговоры о чувстве вины или ориентации, конечно, важны, но в конце концов он еще со второго курса знал, что Люциус Малфой – последний мерзавец. И что могло принципиально измениться с тех пор? К тому же Малфой вряд ли из тех, кому легко смириться с проигрышем и потерей репутации. Но эти же разговоры, которые, безусловно, подействовали на Гарри не меньше, чем в свое время иные – с Дамблдором, мешали ему полностью согласиться с Кингсли. И все же… с него достаточно снов.

В углу между заветными шкафами весь пол был усыпан хлопьями – следами жучков. Прочихавшись, Гарри убрал все это безобразие и без сил опустился в вычищенное кресло, уставившись на вожделенную полку с глиняными сосудами. Наверное, ему пока не следовало так много колдовать. Но он торопился. Желание узнать правду буквально разъедало мозг.

Немного отдохнув, Гарри потянул на себя дверцу шкафа, один раз, другой, пока не вспомнил, что во сне существовало специальное заклинание. Разумеется, оно сработало, и «учебник» оказался на месте, хотя сосуд и не был выдвинут, как в прошлый раз. Гарри развернул свиток и уставился в знакомые картинки, но когда парочка выпрыгнула в воздух, смял папирус и растер его между ладоней. Потом тяжело опустился в кресло и, откинув голову, долго и тщетно пытался остановить бегущие по щекам слезы. Неужели то, что было между ним и Люциусом, никогда не повторится? И неужели все, чего он заслуживал – быть использованным и выкинутым на помойку?

Кстати, как именно использованным? Помнится, Люциус сам говорил, что магические библиотеки отвечают на нужды владельцев… Стоило Гарри подумать об этом, как тотчас же к его ногам слетели десятки книг, сложившись в аккуратную стопку.

- Спасибо, - он принялся разбирать добычу. «Наведенных снов» здесь не оказалось, зато он выудил несколько подобных, и первая же книга сама раскрылась на нужных страницах. К счастью, почти все они были написаны по-английски. Только одна пестрела рунами, но на заветной странице Гарри нашел четыре листочка с переводом. И к этому времени он уже готов был поклясться, что видит почерк Люциуса.

«Морфирия Уэрфайер, казненная в 1012 году, использовала этот способ для того, чтобы убить своего мужа, Ангуса Уэрфайера, - с трудом разбирая уже кое-где истершиеся буквы, прочел он. – Воспользовавшись тем, что муж впал в бессознательное состояние из-за острого течения красной лихорадки (которая, как известно, сама по себе не приводит к смертельному исходу), она заставила его просматривать сны, в которых внушала мысли о самоубийстве. По выздоровлении Ангус Уэрфайер впал в страшную депрессию и покончил с собой… Для наведения сна на волшебника, находящегося в бессознательном состоянии, принимать зелья требуется лишь тому, кто наводит сон… жертва воспринимает сны непрерывно и неспособна их анализировать…»

Дальше шел совсем уж неразборчивый кусок, и Гарри пришлось перевернуть страницу.

«… Однако, пользуясь ритуалом, нужно быть чрезвычайно осторожным. Нужно помнить, что для проникновения в сознание напрямую необходимо снять с себя все, что может воспрепятствовать свободному потоку магии, включая одежду, украшения и амулеты.»

На этом месте он невольно почувствовал возбуждение, на секунду представив, как Люциус, обнаженный, колдует над его постелью.

- Ненавижу, - пробормотал Гарри, заставляя себя вернуться к чтению.

«В одном из писем своему брату Говард Дагворт также предупреждает, как опасно проводить ритуал со слишком влиятельным волшебником. Ибо в таком случае, даже находясь в бессознательном состоянии, жертва может перехватить управление сном либо запомнить сам факт вмешательства в сны. В то же время, если волшебник, наводящий сон, умен и искусен в политических играх и найдет способ сделать так, что жертва сама захочет умереть…»

Через какие-нибудь полчаса все фрагменты картинки сложились в единое «батальное» полотно.

- Ну и сволочь же ты, Малфой, - выдохнул Гарри, захлопывая последнюю книгу.

И ведь знал же он, знал, что тот непременно выкинет что-то, но чтоб такое?!

Несомненно, о том, что Гарри находится без сознания, Люциус узнал еще во время процесса. Как сообщил Рон, об этом удалось пронюхать Скитер, и публикации в «Пророке» появились уже третьего мая. Безусловно, Люциус увидел в этом прекрасный способ выйти из Азкабана. Нужные зелья он, скорее всего, получал под видом лекарств. Возможно, ему даже как-то удалось сговориться с Драко, который варил теперь зелья для Аврората.

Да уж, действительно гениальный план – поддеть Гарри на крючок чувства вины по отношению к Снейпу. Но с какого-то момента все пошло не так, как хотел Люциус. Гарри оказался сильнее и перехватил управление сном. И вот это было самым непонятным. Ведь, судя по хронологии, когда Гарри стал интересоваться Люциусом, тот уже был свободен и мог идти на все четыре стороны. И еще фраза, брошенная во сне: «Я всегда спал только с теми, кого хотел». А когда Гарри проснулся, Люциус совершенно точно гладил его по волосам! И вообще, почему тот начал всю эту сексуальную тему? Хорошо, зелье для Снейпа было превосходным крючком, но показывать папирус в библиотеке необходимости уже не было.

Но, может быть, он, Гарри, просто принимает желаемое за действительное. Может быть, ему просто страшно быть отвергнутым, как когда-то в первый раз с Чжоу, и он отчаянно выискивает крупицы доказательств, которые подпитают его иллюзию?

Горько рассмеявшись, он отправил все книги по местам. Очень хотелось ужаснуться самому себе, но не получалось. Похоже, все проблемы, связанные с собственной ориентацией и изменой, с тем, что предмет его неожиданно проснувшихся чувств - Пожиратель и сволочь, он уже пережил. И теперь просто хотелось… видеть этот предмет. Что ж, разве у них недостаточно поводов для разговора?

Вернувшись к себе, Гарри отправил Люциусу письмо: «Вы кое-что оставили у меня. Жду визита».

Реакции не последовало, и через день в Малфой-мэнор полетела вторая сова: «Я все знаю. Надо поговорить».

Три дня Гарри прослонялся в гостиной в непрерывном ожидании писем.

Ответа не было.

========== Эпилог ==========

Неделю спустя.

На хогвартском кладбище было ветрено, и на могиле Снейпа Гарри в очередной раз выругал себя за то, что не выучил удерживающие чары, на которые не влияла бы погода. Прижав букет ногой к плите, он оглянулся, соображая, что же с ним делать, и вдруг заметил среди могил высокую фигуру в темном плаще.

Сердце екнуло и затрепыхалось, как крылышки снитча. Это не мог быть Малфой, это не должен был быть Малфой, но, тем не менее, это он и был. А еще он подошел и остановился с другой стороны плиты, всего в какой-нибудь паре шагов, разглядывая Гарри внимательно и настороженно, будто ожидая неминуемого подвоха.

- Вы не пришли. И не ответили, - упрекнул Гарри.

Он так волновался, что забыл половину того, что так тщательно репетировал перед зеркалом в надежде на встречу.

- Поттер, - осторожно заметил тот, - вы же не держите меня за идиота, полагая, что я с радостью приду в дом, где вы сдадите меня аврорату?

- Но я бы не мог. Вы ведь сами все устроили так, чтобы никаких доказательств. И потом, вы все-таки меня вытащили. Я знаю: магическое истощение происходит, если волшебник вдруг теряет смысл жизни. И я хотел сказать – мне все равно, что для вас это было всего лишь способом вырваться из Азкабана, и…

Люциус заметно переменился в лице: