На четвертый день про серию загадочных ограблений магазинов ингредиентов и частных перекупщиков написали в «Пророке», а на пятое утро я попытался подкараулить импа, но тот так и не появился, и с тех пор молоко, бальзам и стрекозы оставались нетронутыми, а новых ингредиентов не появлялось. По счастью в «Пророке» больше ничего не писали, хотя Филиус заметил, что теперь я в первую очередь раскрываю страницу происшествий. Пришлось соврать, что интересуюсь, не ограбили ли еще и моих поставщиков.

… После занятия возвращаюсь к себе и вдруг понимаю, что не помню, выдал ли задание. Приходится идти в пустой кабинет с надеждой, что обстановка поможет восстановить детали, потом я опять оказываюсь у себя и опять не помню. Что же, черт побери, творится! Хорошо, что есть думосбор, - да, оказывается, дал, но, видно, что делал это на полном автомате. Уильмсон и Моррович, девчонка, которая выбрала зелья исключительно ради него, даже, кажется, были напуганы, но задать вопрос никто из них не решился. Еще бы они решились!

Сажусь на диван и закрываю глаза. Мне хочется куда-то бежать, хотя бы к Хагриду, или в Запретный лес – ну конечно, за день до полнолуния это особенно актуально. Или аппарировать в Толедо – без всяких координат наугад, в конце концов, я уже, кажется, аппарировал оттуда и не расщепило. Вот, кстати – есть же лаборатория, но на ней, на доме наверняка защитные чары, меня разметает на мелкие кусочки. Как же ты вляпался, Северус, придурок, давай вспоминай, чему тебя учили, дыши, дыши.

И опять – до ужина я даже не помню, что я делал. Осознаю себя только тогда, когда Тинки приносит полный поднос. На часах – восемь. Это значит, Альбус забеспокоился. И я заставляю себя есть, я обещал Маршану, да и теперь я должен выздороветь как можно скорее – для него. Восемь. Прорва времени до десяти. Впихиваю себя кусок запеченной тыква за куском, мое любимое блюдо, но сейчас, кажется, я его возненавижу. Нет, так нельзя.

Два часа времени, Северус. Два часа.

Когда две минуты спустя слизеринский староста приносит мне сову, я стою, смотрю на него и на сову и не понимаю. Я знаю, что сова от Ромулу, хотя он и пользуется почтовыми, и не могу заставить себя взять письмо.

Вам письмо, профессор, сэр, - с недоумением говорит староста.

Выхватываю сову и закрываю перед ним дверь.

В письме всего три фразы: «Вынужден остаться. Буду завтра. Люблю».

Вынужден остаться. Буду завтра. Люблю.

Вынужден остаться. Буду завтра.

Вынужден остаться.

В следующий раз обнаруживаю себя на Астрономической башне. Уже темно, повсюду раскиданы учебные пособия – у Авроры тоже дополнительные уроки, только непонятно, прошли или еще будут. Нет, судя по положению звезд на небе (не то чтобы я, впрочем, в этом разбирался), время уже движется к утру и прошли. Я стою и вглядываюсь вдаль и думаю о том, что он, наверное, спит сейчас рядом с женой, он так и не расстался с ней, все эти вечные «потом» и «в следующий раз», и это классика соблазнения, Северус, сколько еще ты будешь ждать? «Мама очень больна, и я не хочу ее беспокоить». Ах да, мама больна. А у нас это счастье перед катастрофой – ухватить, урвать.

А потом я чувствую, как кто-то дотрагивается до моей руки. И первый порыв – естественно – выставить палочку и Хоменум Ревело, хотя делая это, я уже знаю, что вариант Поттера отпадает, так как я точно чувствую не только огонь, но и воду. На площадке никого нет, а касания продолжаются, и это безумно похоже на Ромулу, на ту его ласковую серебристость, и в то же время я чувствую, что это не он, моя вода тянется к другой воде, но это так похоже на Ромулу, и я начинаю касаться в ответ. И это странным образом вдруг наполняет меня покоем и защищенностью, озеро сливается с озером, и внутри меня и вокруг – мирная подлунная гладь. И потом, когда я возвращаюсь к себе и засыпаю, мне сквозь сон до самого утра чудятся пальцы на моей руке.

А к полудню от Ромулу приходит еще одно письмо:

«Прости, Северус. У нас полный пиздец. Буду, когда смогу».

========== Глава 123. Адский огонь ==========

Эухения спустилась вниз в половине десятого. Солнце было повсюду, проникало, казалось, в самый отдаленный уголок замка, и она специально не надела туфли, чтобы походить босиком по нагретым камням и паркету.

Баронесса была в библиотеке, расположилась здесь за неимением рабочего кабинета, листала старые тетради.

Передай Эрнесто, чтобы не валяли дурака и не прятались. Я поговорила с Соледад, - сказала она, не отрывая взгляда от бумаг. – И, кстати, ты не видела Хуана Антонио?

Нет. – Эухения удивилась. - Разве он не спит? Вчера все напились и сегодня выходной.

А Эухенио для кого наварил целую бутыль антипохмельного? – фыркнула Мария Инесса. – Нет, Люкса нет в его комнате. И мы с утра собирались сверять счета по поместью. Он обещал появиться в девять… Что ж, наверное, срочный вызов в министерство. Иди, Мартина тебя уже заждалась.

Эухения пошла во двор, гадая, не послышалась ли ей тревога в голосе матери.

Ты не видела Хуана Антонио? – спросила она на всякий случай у Мартины, которая упаковывала в пикниковую корзину кофейник и булочки.

Они отправились два часа назад в Мадрид с сеньором Гжегожем, - отвечала та.

Эухения выдохнула. Люкс с Гжегожем, значит, все в порядке.

Как ты думаешь, кто кого победит? – повеселев, спросила она.

Не сомневаюсь, что сеньор Фернандо, - ухмыльнулась Мартина. - При всем уважении к сеньору Максима, за последние два месяца он набрал не меньше десяти килограммов.

Они аппарировали на границу поместья, к заброшенной мельнице, которая стояла на давно пересохшей речке. Ни Макса, ни Фернандо не было видно, зато на траве на берегу расположились Эрнесто и Пиппе. Скатерть между ними была уставлена бутылками с виной и различными закусками. В паре метров от нее валялись завернутые в кусок холщовой ткани шпаги, судя по перепачканным пылью и паутиной эфесам, найденные где-нибудь на чердаке, не иначе.

Обжоры, - сказала Эухения.

Будешь обзываться, мы тебе не нальем, - не остался в долгу Эрнесто.

Пфф, я сама возьму, - она вытащила из пикниковой корзины кусок сыра, не глядя махнула рукой, призывая бокал, и заставила бутылку саму откупориться и налить вина.

Мартина помедлила, прежде чем присоединиться к ним – тем более что Эрнесто до сих пор пользовался всяким случаем, чтобы задеть ее, но присутствие Пиппе всегда смягчало его. Он махнул рукой, приглашая.

А где?..

Перерыв. Пока ничья, - ответил Пиппе.

Эухения задумалась, где они с Эрнесто провели ночь. Губы у Пиппе распухли и выделялись на лице непривычно ярким алым пятном. Неудивительно, что эти двое сидят здесь, а не в замке…

Пиппе перехватил ее взгляд, и, видимо, догадался, о чем она думает – краска залила его лицо. Смутившись, Эухения отвернулась, тем более нашелся повод – Максима и Фернандо, оба в колетах поверх белых рубашек, разгоряченные, сияющие от удовольствия, настоящие гранды со шпагами в руках, вывернули из-за мельницы.

Фернандо едва взглянул на Эухению, и они с Максима разошлись перед мельницей и ринулись в атаку. Сразу же стало ясно, что Макс проигрывает. Против Фернандо ему не хватало ни скорости, ни ловкости. Не прошло и минуты, как тот загнал его к каменной стене, острие едва скользнуло мимо плотного воротника. Однако Максима нисколько не выглядел раздосадованным, только усмехался.

Ну и шустряк, - осклабился Эрнесто.

А против двоих? – крикнул Пиппе. Он вскочил, вытягивая шпагу из свертка. – Макс, ты еще в состоянии? Или ты, Эрни?

Вам бы Риту сюда, - засмеялся Эрнесто, качая головой. Единственный, кажется, из всех мужчин Вильярдо, он драться на шпагах не умел и не любил.

Я готов, - Макс, хотя с него уже сошло, наверное, семь потов, снова занял позицию.