Через кресло от меня смеется Минерва в ответ на шутку Флитвика, она что-то спрашивает у меня, пытаясь вовлечь в общее веселье. Сухо киваю и отвожу взгляд. Отчего-то мне кажется, что продолжи я смотреть на них, каждому из них станет совершенно ясно, насколько погано у меня на душе.
Тебе стоит прекратить заигрывать с Гарри, Северус, - Альбус стоит у окна, рассматривая что-то вдали, он так и не обернулся ко мне с тех пор, как я вошел. Единственное, что он сделал в знак приветствия – заставил замолчать свои чертовы приборы. Ненавижу их, все до одного.
Не ты ли мне говорил, что я предвзято отношусь к мальчику? – сухо замечаю я. Но и без того понятно, что мне в очередной раз щелкают по носу: не общаться с Поттером - это приказ. Внезапно, оставляя всю ситуацию с любовником Альбуса за кадром, я прихожу в бешенство. Когда я отношусь к Поттеру, как мальчишка того заслуживает, Альбусу это не нравится, когда я «дружу» с щенком, не нравится тем более. Есть ли хоть один пункт, где я мог бы ему угодить?
Между тем, чтобы относиться непредвзято и приближать к себе, существует большая разница.
Альбус спокоен, будто бы немного рассеян, а еще он в домашнем халате. Из темной жатой ткани, красно-синей, из двух половин, изображающих инь и ян. Он никогда не принимал посетителей в таком виде. Кроме меня.
Я не приближал его к себе, - отвечаю как можно небрежнее. Не хватало еще, чтобы меня обвиняли в кумовстве по отношению к Поттеру!
Альбус спускается ко мне.
Я довел до твоего сведения, Северус, - говорит он холодно, - что я этого не потерплю. Гарри – не игрушка, - продолжает он, вперяя в меня колючий взгляд.
Хочешь сказать, что я его испачкаю?
Рука Альбуса, прижатая к груди, вдруг безвольно падает вниз. Он подходит ближе, и я рефлекторно делаю шаг назад. Альбус останавливается.
Северус, оставь эти глупости, - сердито говорит он. – И чтобы я не слышал от тебя больше подобного тона.
Я не ребенок, Альбус, чтобы ты приказывал мне, что говорить и как говорить.
Меня несет, и, по сути, здесь самое место классическому «Директор Хогвартса ставит зарвавшегося зельевара на место», но Альбус в который раз меня надувает. Досада в его глазах сменяется грустью. Он поднимает руку и кончиками пальцев медленно касается моего лица.
Нет, совсем не ребенок, - соглашается он. – Для ребенка ты слишком… слишком…
Отворачивается. Опять эти его дешевые приемчики! Сейчас растаю и потеку к его ногам.
Но Альбус вновь меняет тему. Этот прием я тоже хорошо знаю. Как на допросе, когда следователи пытаются сбить тебя с толку. Минут десять он говорит о совершенных пустяках. Спрашивает, что у меня на этой неделе было на зельях, каков план на следующую, не стоит ли, по моему мнению, еще до пасхальных каникул дать пятикурсникам проверочную контрольную в преддверии СОВ, – точно так, как спрашивал когда-то, когда мы были любовниками. Доброжелательно, с весельем в голосе и одновременно так, будто учебные планы – самое важное на свете. Только я отвечаю уже по-другому, сухо и точно, попутно гадая, зачем все-таки он вызвал меня на разговор. Только ли ради Поттера?
Наконец он благосклонно кивает, дает пару незначащих советов по учебному процессу и отпускает. Я уже подхожу к дверям, когда поднимающийся по лестнице Альбус кидает мне в спину:
Гарри слишком много всего пережил, Северус. Для подобных обхаживаний ему нужен кто-то, кто умеет любить.
Черт возьми! Я опоминаюсь только уже когда оказываюсь на галерее, ведущей к Астрономической башне. Несмотря на выходной, здесь, по счастью, пусто. Впрочем, это неудивительно, в воскресенье к завтраку встает лишь каждый третий обормот. Прислоняюсь лбом к ледяной перекладине между окнами. По галерее вовсю гуляет ветер, на полу – не просохшие еще после утреннего дождя лужи. Надоели дожди…
Черт! Альбус ведь прав, разве нет? Любить надо уметь, и уж последний, кого бы я собирался уметь любить, - это Поттер. Помимо участия в ритуале и его собственной сохранности под моим присмотром мальчишка мне ни за каким чертом не нужен. Отчего же так?.. Пусто? Противно? Муторно? Все не то…
Северус! Северус!
Дожили! В тридцать четыре года страдать галлюцинациями… И все равно оглядываюсь - в очередной раз доказать себе, что галерея пуста. Значит, галлюцинации. Ни одно из принятых зелий их вызвать не может. Месяц назад я мог бы списать это на расстройство сна, но в последние недели я высыпаюсь чуть ли не так, как в детстве на летних каникулах, когда никаких дел у меня порой вообще не было. И почему именно он?
Ветер с дождем ударяет в лицо. Надо возвращаться: я не в теплой мантии, и завалиться на целый день в постель из-за простуды - не в моих планах. Хорошо, что не снег. В это время года здесь бывает и такое. Дохожу до конца галереи – опять!
Картавый мальчишеский голос, волнующийся, сбивающийся, вновь настигает меня:
Северус! Северус!
Еще раз, уже отчаяннее:
Северус!
И выдох, разочарованный, усталый, явно не мне:
У меня так ничего не получится. Я его не найду никогда. Никогда.
В эти минуты студентам лучше не попадаться мне на пути. Ирма, по счастью, уже открыла библиотеку.
Где у нас курсовые работы студентов за 74-й год?
В шестой секции. Северус, ты сам не разберешься. Что тебе нужно?
Заклинания.
Факультет?
Гриффиндор и Рэйвенкло.
В шестой секции она, чихая, снимает со шкафа гору пыльных свитков:
Вот, посмотри эти.
Раскладываю на столе. Пыль взвивается вверх, оседает на мантии. Паркинсон, Эверетт, Экклстон, Дорсет…
Только бы она здесь была!
Гринт, Стоппард, Стоппард, Лоусон, Дэйвис, Томпсон-Гриди, Лоули-Боунс… Есть! Корриган-Эванс. «Заклинание зова. Правда или вымысел».
Ирма, я беру ее с собой.
Какую?
Но я исчезаю быстрее, чем появился.
Раскладываю свиток на столе в гостиной. Антония Сесилия Корриган, Рэйвенкло – Лили Эванс, Гриффиндор, выпускная исследовательская работа по предмету Заклинания, 4-й курс Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс…
…Мы поднимаемся по косогору. Весна в самом разгаре, и печет невыносимо. В руках у Лили, вышагивающей впереди, – венок из белых нарциссов и темно-синего мышиного гиацинта. Я тащу обе наши сумки, и они мне кажутся неподъемными. У озера мы готовились к экзаменам, и у каждого из нас с десяток книг, я бы уменьшил их, но некоторые тома такие старые, что подобное превращение переживут вряд ли.
Ты ничего не понимаешь, Сев! Он взял ее и позвал, и она к нему приехала! Он просто называл ее имя, а она его услышала! Это заклинание зова, я точно тебе говорю!
Лили, он маггл! Какое может быть заклинание зова, если он маггл? Это книжка о магглах! И написала ее маггла.
А вдруг она была ведьмой, только об этом никто не знал?
Не могло такого быть. В Хогвартс забирали детей с 11 века.
Или сквибом?
Тогда все равно было бы что-нибудь известно об этой семье. А они все писательницы-магглы.
Книги Бронте у бабушки всегда стояли на почетном месте, во втором ряду после религиозных трактатов деда, потому я и знал про них.
Может, это из-за того, что у них отец был священник, - со свойственным ей упрямством продолжает Лили. – Женился на ведьме, а она побоялась ему сообщить.
Ага, а потом у него пять детей с магическими способностями. А она такая – ой, я ничего не знаю, я здесь ни при чем. Интересно, в кого это они такие? Милый, может, нам из тебя дьявола пора изгонять?
Лили заливисто хохочет. Останавливается, поджидая. Пока я дохожу до нее, у нее уже появляется новая идея:
Ой, а может, она просто услышала от кого-нибудь такую историю?
Любуюсь ее лицом, усыпанным веснушками.