Отступаю еще на шаг:
Но ты ведь не горишь желанием его найти, не так ли?
Он молча делает шаг мимо. Разворачиваюсь и – вижу темную тень в конце коридора. На ее месте я оказываюсь через несколько секунд – никого, за следующим поворотом – никого. Открываем одну дверь за другой – Хоменум Ревелло, результата – ноль. В конце концов возвращаемся к галерее. Люпин, споткнувшийся о порог в какой-то из комнат, хромает.
Я – к Поппи, - говорит он, глядя мимо меня. Делает шаг к лестнице и разворачивается: - За мантию – спасибо!
Провожая его взглядом, отступаю в глубь коридора и прислоняюсь к стене, судорожно нащупывая нужные флаконы. После зелий резь в груди немного стихает, зрение проясняется, я чувствую прилив бодрости. До подземелий должно хватить! Делаю шаг к лестнице и вдруг вспоминаю.
Восьмой этаж. Выручай-комната. Вот почему мы его не нашли!
До портрета Варнавы Вздрюченного всего один поворот. Когда я оказываюсь перед ним, боль в груди вспыхивает с новой силой. От неожиданности хватаюсь за край рамы, вовремя уворачиваясь от дубинки тролля. Вытаскиваю еще один трехгранный флакон. Кажется, легче.
По запросу на Блэка Выручай-комната не открывается и через двадцать минут. От слабости подкашиваются ноги. В принципе, встреть я Блэка сейчас, совершенно непонятно, кто кого… В конце концов я уже просто прошу комнату открыться. Память цепляется за лабораторию, которую мне так любезно предоставляли здесь в мою бытность студентом. Стена разъезжается, и я вижу стол, полки, кресло, знакомый лежак с клетчатым зеленым пледом. Только котлов и ножей тут больше нет.
Добредаю до лежака, обрушиваюсь на него и хватаюсь за плед. Пальцы едва слушаются. Комната перед глазами смазывается. Стол будто подпрыгивает и наступает на меня. Палочка выпадает из руки и укатывается в дальний угол. Глаза неудержимо закрываются. Боль в груди сворачивается змеей, расслабляющейся после смертельного укуса.
Бегать – категорически запрещено.
Ни один эльф не откликается, и даже Патронуса Альбусу я послать не могу. Делаю жалкую попытку позвать его мысленно – как будто на таком расстоянии он мог бы меня услыхать! И все-таки конец? Вот такой бездарный конец? А как же договор? Мне же обещали, что я узнаю… Занятно, да…
Потом глаза распахиваются – потому что открывается дверь.
Господи, живой! – выдыхает над моим ухом Брокльхерст. Ее лицо – смесь налепленной друг на друга картошки. Ненавижу ее. Влюбленная идиотка.
Я вас искала, три этажа оббегала, чуть с ума не сошла, - шепчет она. – Я видела это письмо, вам бегать нельзя, у вас сердце больное.
Позовите Поппи, - выхрипываю я. – Убирайтесь. Живо! Дура безмозглая!
Она уходит мгновенно, не говоря ни слова, исчезает, будто ее и не было. Дверь захлопывается, слышно, как закрываются засовы. Теперь можно быть спокойным. Меня найдут. Змея приподнимает голову, но я знаю, что она уже не опасна. И все-таки чувствую сожаление. Лили… Лили я тоже прогнал вот так, обозвал…
О многом я подумать не успеваю. Дверь открывается, и рядом со мной вновь оказывается Брокльхерст. Совсем рядом, глаза не видят, но я чувствую, как она садится на лежак. Пытаюсь отодвинуть ее - руки, тело не слушаются.
Сэр Уильям полетел за Поппи, - говорит она, всхлипывая. – Пожалуйста, не прогоняйте меня! Только не умирайте, пожалуйста! – Меня обвивают руками за шею, слезы затекают за воротник. – Я вырасту, я стану очень-очень хорошим другом для вас. Правда. Я очень хорошо умею дружить. И быть полезной. Я ни на что не буду претендовать. Я знаю, что у вас роман с мистером Малфоем, я видела, как он вчера вас за руку взял. Мне все равно, что вы любите мужчин. Но ведь кто-то должен вас любить тоже. И я всегда буду вас любить. Только, пожалуйста, не умирайте.
«Кто-то же должен вас любить тоже»… Внезапно вспоминается детство, больничное крыло – второй курс, и Поттер с Блэком запустили в меня какой-то дрянью, от которой меня непрерывно лихорадит. Состояние ухудшается с каждым днем, а Поппи никак не может справиться со мной даже при помощи медика из Святого Мунго. Я не могу говорить, и тело не слушается меня, как сейчас. А Лили сидит вот так, как Брокльхерст, навалившись на меня, обхватывая руками, и плачет: «Сев, только не умирай, пожалуйста, Сев. Я клянусь, я стану самой лучшей подругой для тебя и буду защищать тебя от Блэка и Поттера, всегда».
И от этого воспоминания, и от того, что Брокльхерст не ушла никуда, а вернулась, села рядом со мной и поливает слезами мое лицо, несмотря на ее идиотский лепет, несмотря на договор и вечную обреченность на одиночество, я вдруг отчетливо понимаю – ничего никогда не может быть потеряно окончательно и, что бы ни было, когда бы ни было, время всегда может быть повернуто назад.
========== Глава 88. Параноик ==========
22-24 марта 1994 года, вторник-четверг
Ненависть к себе переполняет меня. Не нужен и Маршан, чтобы понять, что я чуть не забыл свои обязательства перед Лили, перед Альбусом и, по сути, перед всем магическим миром, ради того только, чтобы наказать это ничтожество – Блэка. Впрочем, все началось еще раньше – с преступной халатности, когда я, помахивая хвостом, побежал за Альбусом, не сделав самого главного – не выпив лекарства. Собачка. Вечная собачка - то Альбуса, то Малфоя…
Маршан даже не пытается меня упрекнуть. Заложив руки за спину и слегка склонив голову, он расхаживает по моей спальне и молчит. Тяжелые, мерные шаги попадают в такт каплям маггловской капельницы, раскачивающейся над моим лицом, и в моем, еще не до конца ясном, сознании эта поступь ассоциируется с прогулкой по надгробным плитам.
Как меня доставили сюда и что случилось после того, как Брокльхерст меня нашла, я понятия не имею. Хоть в меня и влили львиную дозу лекарств, я прихожу в себя урывками, каждый раз спрашиваю, какой сегодня день, и каждый раз тут же забываю. Впрочем, на этот раз, кажется, я остаюсь в сознании уже больше часа. Что не делает мое пребывание в нем менее тоскливым. Как же я ненавижу эту гребаную жизнь, эти комнаты, все вокруг…
Не понимаю, - вдруг говорит Маршан, останавливаясь и поднимая голову. – Не понимаю.
Что именно? – голос мой сиплый, незнакомый, слышать его неприятно. Вздрагиваю.
Вашу везучесть. Что-то же спасло вас на этот раз. Не поддержав себя лекарством, после такого забега, вы должны были если и не умереть, то стать недееспособным минимум на полгода. Однако при вашем больном сердце, при вашей изношенности тканей, мы не наблюдаем даже микроинфаркта.
Он замолкает и вновь начинает ходить. Я ожидаю, что шаги станут быстрее, но Маршан верен себе, так же обстоятелен, как и всегда. Интересно, что может заставить его ускориться? Хотя… я ведь сталкивался уже однажды с его мгновенной реакцией, не так ли?
Два дня, - говорит он, замедляя шаги. – Два дня и вы практически уже готовы вести уроки. День-другой и лечение последствий приступа, который надолго свалил бы с ног любого маггла или волшебника, будет закончено. И стабильные показатели таковы, что ваше сердце сейчас здоровее, чем три дня назад. Скажите мне, как такое может быть? В прошлый раз удар был перенаправлен, сработала сила защиты, опознавшей вашу магию, но на этот раз у вас не было никакой поддержки, вы не сталкивались ни с каким воздействием извне. И тем не менее, не могли же вы найти эту целительную силу случайно внутри?
Неизвестные защитные чары? – предполагаю я. – Какой-нибудь обряд?
Альбус? Договор? Глупое сердце охватывает дурацкой надеждой.
Невозможно. И то, и другое было бы видно по диагностике Крейтона.
Но ведь не все чары можно увидеть.
Их не видит тот, кто делает эту диагностику неправильно. – Он делает рукой безнадежный жест. - На последнем колдомедицинском конгрессе в Париже выяснилось, что, кроме меня, ее в мире делают правильно всего два человека. И, подозреваю, это не то знание, которому на самом деле можно научить.