Эухения замолчала.
Ты увидела Горгоша, дракона твоего брата, а дальше что? – с трудом сдерживая нетерпение, спросил Гжегож.
И я поняла, что его убьют. А я… я просто не могла больше переживать его смерть. Слишком больно... как будто что-то умерло совсем… в первый раз. Поэтому я их и убила. Чтобы Ромулу спасти. И вообще всех спасти. Отчаяние. Вот что вызвало во мне эту силу – отчаяние. Выходит, я не опасна для людей?
Опасна? Да ты сумасшедшая! – воскликнул Гжегож, отходя от нее и хватаясь за голову. – Ты понимаешь, что у тебя отключен инстинкт самосохранения? Вообще! На что ты надеялась, когда их убивала? Ты же не могла рассчитывать, что тебе самой удастся спастись?
Не знаю. Я, кажется, просто не могла думать в тот момент. Но, наверное, какая-то надежда была. Пока жив дракон, есть надежда, что он спасет хозяина. А Энни была привязана, но жива. Знаешь, дракона убить не так-то просто. И даже усыпить. Это магическое создание, а на них обычные заклинания не действуют. И огонь – у них же шкура. Ну и драконы – они особенные, слишком разумные. И слишком себе на уме. Не знаю, как они ее, правда, вообще связали. Может быть, заставили Чарли это сделать, пока я в домике была?
Судя по воспоминаниям твоего брата Эрнесто, у нее на морде были обрывки скотча…
Да, она ревела от боли, когда я на нее садилась. – Эухения усмехнулась: - Нашим челюстям в тот день несладко пришлось.
Гжегож с изумлением посмотрел на нее:
Ты - поразительная.
Правда? – она почувствовала, как ее рот сам собой расплывается в улыбке. Эухения наклонила голову, на всякий случай – вдруг начнет краснеть. – Ну а что теперь будет? Я же нашла решение, которое ты искал? Я же от этого не встану и не пойду.
Гжегож вернулся обратно в кресло.
Нет. Вероятно, не встанешь и не пойдешь. Если есть еще какое-то, более раннее, решение о том, что ты наносишь людям вред. Или, возможно, начнешь потихоньку чувствовать ноги, если такого решения больше нет.
А если нет? Если не начну?
Гжегож смотрел на нее долго-долго, потом спокойно призвал свою чашку с кофе и набросил на нее подогревающие чары.
Ну значит, мне придется за тобой присматривать, - отхлебнув, как ни в чем не бывало сказал он. – Всю жизнь.
Мартина пришла во второй половине дня. За ее спиной маячил Ромулу.
Выслушай, пожалуйста, - попросил он, перед тем, как прикрыть дверь с той стороны.
Эухения, выспавшаяся и довольная, взглянув на его сосредоточенное лицо, решила, что упражняться в сарказме будет потом. Полина Инесса освободила кресло, пересев на постель.
Мартина благодарно кивнула. Она не производила впечатления напуганной или смущенной, хотя было видно, что в последние часы она много плакала. Эухения невольно восхитилась ее твердостью.
Я пришла сказать, что отдам свою кровь для отворотного, - сказала Мартина. Она села очень прямо и положила руки на колени. - Ваш брат, Ромулу, поклялся защищать меня, несмотря ни на что. Я не буду оправдываться, так как сделала все, что я сделала, для того чтобы спасти свою жизнь, и не считаю себя виноватой в праве защищать себя. Но я расскажу свою историю, что мне, возможно, и следовало сделать с самого начала вместо того, чтобы делать то, что я сделала, и не доверять вам. Поскольку, несмотря на то, что я сделала, я очень привязана к вашей семье, Хуану Антонио и к вам…
Эухения фыркнула. Полина Инесса сжала ее руку, словно прося не перебивать.
Да, это именно так. Поэтому я и прошу вас выслушать, - продолжала Мартина, сбившись всего на несколько секунд. – Возможно, узнав мою историю, вы перемените мнение обо мне или хотя бы будете судить не так строго.
Ее взгляд прямо-таки впился в Эухению, и Эухения даже не поняла, а почувствовала, что та, кажется, вот-вот сорвется. Это неожиданное ощущение привязанности, желание именно ее одобрения поразило ее. Она с легкостью сходилась с людьми, но никто не выказывал такую нужду в ней. Почему именно она? «…в обряде введения в род участвуют три самых сильных волшебника рода. Это ты, мама и Рита, в таком порядке». Поэтому?
Вы были правы, сеньорита Эухения, когда сказали, что я сестра Хуана Антонио, но не правы в том, что я дочь князя Риккардо Раванилья.
У Эухении вырвалось изумленное восклицание.
Вы взяли самый очевидный ответ, - неожиданно усмехнулась Мартина, - но не задумались о большем. Вы очень умны для пятнадцати лет, но все же есть вещи, которые понимаешь только с опытом.
Мы, кажется, слушаем вашу историю, - огрызнулась Эухения. Сознавать, что она ошиблось, было неприятно. Полина Инесса погладила ее по руке.
Мартина безучастно кивнула, решив, видимо, больше не отвлекаться.
Моим отцом был другой человек, - продолжила она. – Зато Микеле Антонио Раванилья, отец князя Риккардо Раванилья, был моим дедом. Таким образом, я не родная, а двоюродная сестра Хуана Антонио. – Она снова усмехнулась, и на этот раз в ее усмешке проскользнуло торжество. – Моя мать, Валентина Урбано, была дочерью Микеле Антонио Раванилья и таким образом сводной сестрой князя Риккардо. Князь Риккардо знал об этом родстве и не отказывался от него. Он сделал мою мать домоправительницей, но ему хватило ума не рассказывать об этой родственной связи своей сумасшедшей жене. Моя мать была очень привлекательной и толковой женщиной. – Мартина сделала небольшую паузу: - Зато мне не хватило ума ни скрыть наше родство, ни держаться подальше от вашей семьи.
Детьми мы всегда играли с Хуаном Антонио вместе, я очень любила его, а он меня, хотя я никогда и не говорила ему, что он мой брат. Княгиня меня терпеть не могла, но князь, наоборот, поощрял наши игры и выгораживал меня, настаивая на том, что держит меня при Хуане Антонио для своих, очень практических, целей. Потом мне исполнилось одиннадцать и меня отправили в частную магическую школу для девочек в один из наших, сицилийских, монастырей. Князь заплатил за мое обучение за все годы вперед. За несколько дней до поступления мы с ним побывали в Косом переулке. Это было одно из лучших путешествий в моей жизни. Мы три дня провели в Англии, и он показал мне не только магический, но и маггловский Лондон, а еще корнуолльские скалы, которые очень любил.
Несколько раз он навещал меня. А на пасхальные каникулы взял вместе с Хуаном Антонио в Париж. Мы пробыли там десять дней. Целыми днями гуляли, иногда ходили по магазинам, несколько раз были в кино. Потом... – Мартина остановилась, чтобы глубоко вздохнуть, - князь навестил меня еще один раз, в начале июня. Это был очень хороший, светлый день. Князь пробыл в монастыре всего несколько минут.
Я уже тогда заподозрила неладное. – Она сжала руками косу, свисавшую с ее плеча. – Он не спрашивал, как у меня дела, не спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь. Сначала долго молчал, а потом попросил меня остаться на летние каникулы в школе. Сказал, что я уже взрослая и он обращается ко мне, как ко взрослой. Я ничего не понимала, но выбора у меня не было. Так что я согласилась. Он посмотрел на меня пристально, сказал «Молодец, большая девочка» и ушел.
А через несколько дней появилась мама и рассказала, что он умер, упал с лестницы. Когда мне было шестнадцать, она забрала меня домой, и я два года доучивалась дома. Она уже не служила у Раванилья, князь оставил нам маленький домик в горах, да у мамы и раньше были деньги. Мне тоже он оставил кое-что, так что я отнюдь не бедная. Мне было восемнадцать, когда мама умерла.
В школе мне не удалось ни с кем сойтись. Князь многому научил меня, особенно из дуэльной практики. Ни мне, ни Хуану Антонио нельзя было еще официально колдовать, но нам сделали нелегальные палочки, еще когда мне было девять, а Хуану Антонио семь. Князь был помешан на дуэлях. Большей частью мы практиковались только с Хуаном Антонио, но иногда к нам присоединялись еще двое – друг Хуана Антонио сын герцога ди Точчи, Паоло, и его кузина Анна. В общем, в школе я сразу оказалась на голову выше всех моих сокурсниц. А дальше так все и пошло. От нечего делать на первом курсе я изучала уже учебники для третьего и четвертого, выучила английский, латынь, потом - заинтересовавшись своими корнями - испанский. Друзей это мне, разумеется, не прибавляло. Вот почему мы с матерью жили очень одиноко, не приглашая никого и изредка выбираясь в гости только к ее очень дальней, маггловской, родне. В один прекрасный день мама почувствовала приближение смерти, позвала меня и сказала, что хочет мне кое-что рассказать.
