– Я не знала, сэр.

Но почему вы просто не взяли рвотное из учебника Милгрема?! Там же дается отличное рвотное.

Дерунчик и крылья златоглазок проще купить, чем рвотный корень. Рвотный корень не отпускается студентам в Хогсмиде. Я думала, это по вашей просьбе, сэр.

По моей? Нет, не по моей… - наверное, это распоряжение Альбуса. Во времена моей учебы рвотный корень можно было купить запросто, пользоваться именно этим рвотным все равно никто бы не рискнул. Его симптомы слишком очевидны, чтобы не опознать их. Рвотный корень очень токсичен и в ста процентах случаев вызывает аллергию - на лице и шее выступает сыпь.

Сэр, вы же поможете Эрни, правда? Он и так уже наказан. Вы ведь поможете?! - в ее голосе такая всепоглощающая вера в мою доброту, что мне хочется оставить этого несчастного хаффлпаффца мучиться еще на пару-тройку дней. Впрочем, через три он, пожалуй, уже умер бы, а Поппи так и так сегодня к вечеру, когда мое лекарство не подействует, сообразит, в чем дело. Сварить же нужное антирвотное – дело каких-нибудь двадцати минут. Конечно, в эти минуты я бы лучше пообедал, но что делать с идиотами вроде Брокльхерст и Макмиллана? Вся моя жизнь в конечном итоге упирается в чей-то идиотизм…

Откуда вы вообще взяли рецепт рвотного с дерунчиком?

«Домашние зелья» герцогини Толедской, - Брокльхерст смотрит на меня с нескрываемой гордостью.

Ах да. На лестнице, помнится, она расписывала этот учебник для домохозяек во всех красках.

Принесёте на следующее занятие, - пора, пожалуй, его просмотреть, пока она не перетравила весь Хогвартс.

Разве вы не знаете? Он… на испанском, сэр.

И?

Вы читаете на испанском? – недоумение в ее глазах сменяется откровенным восхищением.

Это ни в коем случае не ваше дело, Брокльхерст.

Простите, сэр, - восхищение затухает…

Но да, я действительно читаю на испанском, - и вспыхивает вновь. Эти дурочки так предсказуемы. – И, хотелось бы знать, где вы варили ваше зелье?

Брокльхерст открывает рот и… закрывает его, испуганно таращась мне в глаза. Однако ее сознание сейчас настолько открыто, что, сфокусировавшись, я мгновенно улавливаю картинку Выручай-комнаты. Отлично. Мне вдруг становится весело.

Не хотите говорить, не так ли? Но врать почему-то тоже не хотите. Мне снять еще пятьдесят баллов с вашего факультета и сказать за вас?

Выручай-комната, - говорит она уныло.

Как вы узнали про нее?

Родители сказали. Но я никому не говорила про нее, правда, сэр. Даже Эрни.

И как часто вы там варите зелья, мисс Брокльхерст?

Ну, иногда, на неделе… Но у меня не было ни одного взрыва, сэр!

Около минуты мы молчим. Брокльхерст разглядывает мои скрещенные руки. Я разглядываю ее, точнее, встрепанные каштановые волосы над ее большим лбом и вздернутый нос. Рвотное с дерунчиком, антирвотное из учебника четвертого курса, Выручай-комната, ни одного взрыва и учебник для домохозяек по зельям... Нет, она будет слишком меня раздражать. К тому же, влюбленная раздражающая ассистентка – это раз в десять хуже, чем просто раздражающая. И где мне найти вторую Уэнделл?

Можете идти, Брокльхерст. В пять придете сюда и сварите под моим руководством антидот. Учебник вашей герцогини можете принести с собой.

Она расцветает:

– Спасибо, сэр!

В пять она, конечно, будет тщательно причесана и надушена. Проводив взглядом спину Брокльхерст, я бросаю взгляд на часы и скрываюсь у себя в кабинете. У меня еще есть около десяти законных минут на какао. Храни нас Мерлин от рано созревающих девиц!

Аппарируя к дому Фелиппе с Ричардом, я ловлю себя на том, что все еще злюсь. И вряд ли на выкрутасы идиотки Брокльхерст, таких по Хогвартсу пруд пруди, скорее, утреннее поведение Альбуса (и мое собственное) не дает покоя. Но мое, хотя и отдает чем-то унизительным, по крайней мере, не является опасным. Выходку Альбуса же иначе как идиотской назвать нельзя. А мне надо вновь поработать над уровнем контроля. Когда Темный Лорд вернется, подобный срыв будет стоить мне жизни. Мне или кому-то еще…

В Милане идет дождь. Не зная причин, по которым я легко пробиваю защитный барьер, я не решаюсь аппарировать с Ричардом прямо к дому. Мы карабкаемся вверх по косогору, пробираясь сквозь заросли сырого бурьяна, и Ричард вырубает его передо мной чем-то вроде заклинания мачете. Громадные лопухи опадают на дорожку с громкими стонами. Так и знал, что вся эта чепуха была выращена здесь искусственно, от любопытных магглов. Я иду позади, предоставляя Ричарду делать всю грязную работу. Настоящие вассал и сюзерен.

В доме Фелиппе пропускает Ричарда вперед, и его рука успевает погладить мою руку, пока я снимаю сырой плащ. Мне мгновенно становится стыдно, и я медлю подниматься по лестнице, ожидая, пока краска отхлынет от щек.

На закрепление непреложного обета у нас уходит минут 10, не более. Ричард тут же уходит: у него дела, и он будет ждать меня в Лондоне, в нашем заветном кабаке.

Что случилось? – спрашивает Фелиппе. Я стою у окна и смотрю на далекие городские крыши, почти не видимые за пеленой дождя. Не знаю, что отвечать ему. Мне кажется, что мою правую руку до сих пор жжет магический огонь. На самом деле он совершенно не чувствуется, но я вдруг вспоминаю тот день, когда принял метку. Точнее, ночь. Теплую ночь Белтайна. Огромный зал заброшенной церкви, лунные отблески на полу, запах сырости и гнили, человеческие черепа на алтаре. Собственное безмерное ликование и гордость - я едва удерживаю их, пытаясь соответствовать торжественности момента. Сумасшедшая радость Люциуса, схватившего меня за руку, едва Лорд аппарировал от нас. «Никто не удостаивался чести носить метку так быстро после знакомства с повелителем, Сев! Теперь мы будем вместе во внутреннем круге»…

Фелиппе подходит сзади и обнимает меня со спины, вжимаясь в меня всем телом.

Ты сердишься, я знаю, - говорит он тихо. - Я всегда думал, что это ужасно, когда люди в отношениях не доверяют друг другу. Мама все время кричала на отца, говорила, что он гуляет с кем-то. Когда она умерла, стало очень спокойно. Я… не хочу потерять тебя, Сев. Я ненавижу себя за то, что причиняю тебе боль. Но я не могу пойти против себя. Это был бы уже не я. А самое тяжелое преступление в этой жизни – быть не собой.

Я сбрасываю его руки.

Я то, я се, тошно тебя слышать. Ты сам-то слышишь себя со стороны? – раздражение от целого дня наконец прорывается, и я даю волю словам. Я не повышаю голоса, но неторопливой издевки в нем хватает с лихвой. - Тебя послушать, так в мире существуешь только ты. Даже не те мифические люди, которых ты якобы защищаешь в своей полиции. Ты себя ненавидишь. Отлично. Красивые слова, которые ничего не стоят. Что толку от твоей ненависти к себе, Фелиппе?

Он отшатывается и оседает под моим взглядом на ручку кресла. В его глазах недоумение и обида, но мне плевать.

– Северус, ты…

О, теперь ты вспомнил и обо мне! Спасибо! Кстати, твоя ненависть к себе за то, что ты причиняешь мне боль, сильнее ненависти к себе за то, что ты путаешься с Пожирателем? И, может быть, у тебя есть своя особенная классификация? Первый сорт ненависти, второй сорт и так далее… - окидываю взглядом захламленную комнату. – Что-то я не вижу каталога. Может быть, тебе следует составить его для тех, с кем ты состоишь в так называемых отношениях, чтобы они сразу понимали, насколько ничтожна вероятность заслужить уважение столь высокородной персоны?

Фелиппе вздрагивает и сжимает руки в кулаки, на его щеках проступает гневный румянец.

Боишься, что уйду? – усмехаюсь я. – Тебе самому не противно от собственного лицемерия? От всего этого фарса, который происходит здесь? У вас наверняка есть своя итальянская версия журнала «Ведьмополитен». По-моему, тебе стоит написать туда статью: «Тысяча и один способ, как завести себе раба и удержать его». О да! Все это еще как срабатывает! «Поцелуй меня, Северус!» Потом похлопать ресницами и посмотреть взглядом брошенного щеночка. История наших так называемых отношений – просто кладезь советов для дамочек, которые…