Мария Инесса вздохнула. В последнем письме он написал, что «нашел решение своей маленькой проблемы, однако это займет некоторое время». Но как долго? Разберется ли он с этим до ритуала? Кто тот человек? Загадок все больше. Впрочем, имя этого ненормального, должно быть, не слишком существенно. С чего это вдруг ей стало казаться, что Грегори не справится сам?
Конечно, она видела его в абсолютно беспомощном состоянии и сама несколько месяцев выхаживала его, но ведь и он сыграл свою роль в том, что она смогла вернуться в Испанию и вернуть свое доброе имя. Кроме того, благодаря ему вся ее семья осталась на свободе, пока она сама находилась в изгнании. Сильный волшебник, влиятельный человек, глава самого известного в магической Испании монастыря. Тот, кто с безумной стойкостью перенес все эти пытки…
Пытки… Черная Мадонна! Тот немытоволосый…
Разговор с Игорем…
«И это не я посадил Тони. Не я. Это сделал Снейп. Ты мне веришь?» «А между тем Снейп и был самым главным предателем! Он был шпионом! Шпионом Дамблдора.» «Варит зелья в Хогвартсе. А Лорд приблизил его к себе, сопливого мальчишку, и ценил чуть не больше, чем нас всех!»
И то, что она пыталась вспомнить, уходя из Дурмштранга…
…Ярко освещенная факелами камера в каком-то подвале.
Грегори, в разодранной мантии, искусав губы в кровь, корчится на полу от боли.
Миловидный блондин, стоящий перед ним, бросает через плечо:
Не подходи к нему, Сев!
Парень с немытыми волосами, так сильно похожий на Фелиппе, выгибает бровь и шипит:
Ты считаешь меня трусом, Люциус?
Я его считаю бешеным. Он хорошо владеет беспалочковой магией, а ты у нас единственный зельевар.
Никто из вас даже не знает, как правильно челюсть разжать, чтобы дать ему зелья, - холодно говорит тот, снимая мантию и оставаясь в рубашке и брюках…
Вот оно что, - прошептала Мария Инесса, невольно оглядываясь. Гениальный зельевар и темный маг. Человек, который выдал Тони. Человек, который пытал и насиловал Грегори. Северус Снейп. Конечно, кто еще, кроме гения зельеварения, взялся бы варить противоядие от черной пыли? И потом, в подвале было столько сложных лекарств… И, кстати, когда она вытаскивала тот флакон с зельем из древлянки, там торчала какая-то бумажка…
Настроив оповещающие чары и приготовившись в случае тревоги аппарировать с любого места, Мария Инесса по крутой каменной лестнице спустилась в подвал. Здесь все было точно таким же, как и вчера: достаточно запыленным, чтобы понять, что лабораторией давно не пользовались. Это казалось странным: дом покинут, однако ни один уважающий себя зельевар не оставит где-то непонятно где столько ценных ингредиентов. Она вытащила записку, завалившуюся за банки с экстрактами северных мхов. Запах от них шел уже совсем несвежий, как если бы они простояли тут лет десять.
«Северус, если не вернусь в 8, значит, я остался ночевать у Элфиаса. Альбус.»
А вот и имя друга. Не сказать, чтобы оно о чем-нибудь ей говорило. Проще уж обратиться к самому Снейпу, раз дом их обоих. Но это она сделает в последнюю очередь.
Человек, который сломал жизни двух самых близких ее людей. Человек, который выдал Тони. Человек, который пытал и насиловал Грегори и давал ему зелья, лишающие воли. Человек, смеющий быть похожим на ее брата. Если убрать эмоции, то, конечно, Тони все, что с ним произошло, заслужил, но…
Перед ее глазами вновь встала камера, Грегори, извивающийся под Круциатусом, и его скучающее холодное лицо. Мария Инесса опустилась на колченогий стул, и прислонилась головой к полкам. Ее рука невольно сжала палочку.
Боже, почему она не знала об этом вчера? А тот друг, которому он варил противоядие? Наверняка какой-нибудь бывший Пожиратель!
Она спасла жизнь чудовищу. Это не укладывалось в ее голове.
Ну что же, - прошептала Мария Инесса. – По крайней мере, с этой минуты, Северус Снейп, я тебе больше ничего не должна!
Обычно в особняке де Ведья-и-Медоре в Толедо ко сну отходили довольно рано, и в десять вечера все огни в холле и прилегающих к нему коридорах в целях экономии бывали уже погашены. Однако только не 6 февраля, в день рождения Эухении Виктории и Максима. В этот вечер весь первый этаж гудел, полный разбившихся на кучки по интересам испанских, португальских и английских родственников, а по второму этажу бегали дети сестры Риты Тони Прюэтт, которых отчаялась уложить целый день мучившаяся головной болью и мечтавшая получить хоть немного покоя Соледад. Сами виновники торжества в полном одиночестве сидели в комнате девочек и шептались, как будто бы кто-то мог нарушить заглушающие чары и подслушать их.
В отличие от высокой и крепкой Эухении Виктории, пухлый и низенький Максима пошел телосложением в отца, однако если внешность Леонардо соответствовала его мягкому характеру, его сына никто бы не назвал ни мямлей, ни рохлей. Свое будущее юный граф видел исключительно в политике, и в свои только что исполнившиеся пятнадцать он твердо шел к поставленной цели, не отвлекаясь ни на какие другие дела. Полнота щек и курносый нос, а также широко поставленные большие голубые глаза делали выражение его лица совсем мальчишеским и несколько наивным, и Макс беззастенчиво этим пользовался: многие взрослые маги, даже будучи наголову разбиты им в споре, продолжали недооценивать его.
Эухения Виктория же, напротив, при первой возможности советовалась с братом. Еще с детства они завели привычку рассказывать друг другу обо всем. И каждый в семье знал, что если что-то стало известно Эухении, то вскоре в курсе будет и Макс, и наоборот. Долгая разлука из-за отъезда Макса в Дурмштранг, события на ферме, смерть Мэри оставили между ними слишком много недосказанного, но, даже не обсуждая все это, увидевшись вновь, они как будто поняли друг друга без слов, негласно решив говорить только о том, о чем они вообще могли говорить хоть с кем либо. Воплощать это решение оказалось не так легко, и в беседе то и дело возникали неловкие паузы, но, в конце концов, они сошлись на обсуждении предстоящего ритуала введения в род Грегори, и разговор оживился.
Это, безусловно, странно, что тебя выбрали для ритуала, Хен, - сказал Макс, когда сестра поделилась с ним своим недоумением. – Но что ты вообще знаешь о стихийной магии?
Эмм. Дай подумать. Что в детстве ее проявляют все маги без исключения? Причем, без разницы, магию всех стихий? Что во взрослом возрасте ее проявляют только очень сильные маги? Как Грегори.
Грегори проявляет воду, так ведь?
Да.
Хорошо. Теперь учтем тот факт, что родовая магия априори считает волшебника, проявляющего стихию, сильнее обычного. Обряд отбора выбрал тебя вперед мамы и Риты. Рита, как все метаморфы, проявляет землю.
Я не знала об этом.
Макс не слушал ее, продолжая размышлять.
Мама наверняка тоже проявляет какую-то стихию, иначе вряд ли бы род принял ее в главы рода при живом дедушке. Дедушка слишком сильный волшебник, хоть и больной. Есть еще одно обстоятельство, но об этом потом. Дальше. Ты – гениальный зельевар. Ты переписываешься с самыми известными взрослыми коллегами, к пятнадцати годам изобрела кучу зелий, да и сам Джафар сказал, что он никогда не видел никого столь способного к зельям, как ты. Стихия, наилучшая для зельеваров, если я только не ошибаюсь и правильно помню, вода. Следовательно, вполне логично предположить, что ты проявляешь воду.
Да, но даже если допустить, что все сказанное тобой – правда, мама все равно очень сильная волшебница, гораздо сильнее меня.
А вот тут мы и подходим к сути вопроса. Ты слышала что-нибудь о волшебниках, которые проявляют две стихии?
Эухения задумалась:
– Только сказку.
Сказку?
Да, когда я была в Иране в прошлом году, Малик, сын Джафара, рассказал мне сказку про могущественного арабского волшебника. Он создал хроноворот, который мог полностью поменять прошлое, с наименьшим ущербом для владельца. Он хотел воскресить двух умерших жен, но высчитал, что сможет воскресить только одну. И в последний момент ритуала он подумал, что не сможет еще раз пережить гибель даже одной из них, его рука дрогнула, и песок из хроноворота высыпался. – Она улыбнулась. – Я это запомнила, потому что в хроновороте использовалась черная пыль, а я читала у мамы в какой-то книге, что это страшный яд. Так вот, для того, чтобы запустить этот хроноворот, нужна была сила двух волшебников, оба из которых проявляли, кажется, стихию огня. И один из них должен был проявлять еще и стихию воды. Я еще подумала, что это, наверное, совсем сказка, потому что никогда не слышала про волшебников, проявлявших две стихии.
