Сегодня, принеся документы на подпись, она случайно задела чашку кофе, щедро залив бумаги тёмной жижей; рассыпаясь в извинениях, она краснела, что-то бормотала, пока Абрахас не стукнул кулаком по столу и не сказал Полетт прекратить вести себя, как провинившаяся девчонка, ведь она не сделала ничего плохого, а просто не так его поняла в тот вечер — и он полностью взял вину на себя, как и полагается мужчине. В облегчении, накрывшем её с головой, сложно было усомниться, Полетт всегда выдавали глаза — карие с чуть восточным разрезом; нельзя сказать, что она была красавицей, но необыкновенная улыбка, заставляющая улыбаться в ответ, делала её привлекательной.
Возвращаясь в Малфой-мэнор, Абрахас находился в очень даже неплохом расположении духа и рассчитывал провести некоторое время в обществе недавно вернувшейся Авроры, пообещавшей устроить романтический ужин, что означало романтическое продолжение ночи. Ей была свойственна сентиментальность, однако сейчас это было, скорее, способом загладить вину, равно как и почти дежурным исполнением супружеского долга. Аврора уже привыкла к таким отношениям, даже могла получать удовольствие от них, но как Абрахас ни старался, он не мог не замечать её холода и давно перестал стараться разбудить в ней подлинную страсть. Они никогда не просыпались поутру в объятиях друг друга, никогда не разговаривали после бурной ночи, а если и происходило какое-то общение, то касалось оно работы или обсуждения каких-то новостей. Они были молоды, и, казалось бы, отношения в семье ладились — со стороны всё выглядело идеально — только счастье так и не появилось. Всё, что происходило между Абрахасом и Авророй называлось обязанностями, и они их выполняли, изображая самодостаточность и друг перед другом.
Гостиная их жилого крыла, негласно признанная местом проведения уединенных вечеров с последующей программой, встретила Абрахаса тусклым светом свечей и красиво сервированным столом с букетом роз, пышной шапкой алеющих в низкой вазе, расположенной в центре. Авроры здесь не было, она не нашлась как в спальне, так и в гардеробной. Из ванной комнаты не доносилось ни единого звука. Абрахас решил, что искать супругу по всему поместью займет некоторое время, поэтому вызвал эльфов на помощь. Оказалось, что занимаясь ужином, они понятия не имели, где находится леди Малфой, что несколько настораживало. Абрахас нашёл её быстрее, чем они. Аврора стояла возле книжного стеллажа спиной к нему и не двигалась, выглядя при этом точно изваяние.
— Дорогая, что ты забыла в моём кабинете? — в его голосе не было ни намёка на недовольство, он не запрещал ей находиться здесь.
Хрупкие, чуть осунувшиеся плечики вздрогнули, Аврора обернулась так резко, что стукнулась локтем о стеклянную дверцу стеллажа и зашипела от боли, однако тут же убрала руки за спину, явно что-то пряча. В её взгляде читался испуг, словно её застали за чем-то неподобающим.
— Добрый вечер, — поздоровалась она чуть дрогнувшим голосом.
Абрахас с подозрением поджал губы и шагнул навстречу.
— Что у тебя там? — в голове возникали непонятные ощущения, но он не мог вспомнить…
— Ничего, просто, я… — Аврора с шумом вздохнула и внезапно раскрыла перед ним протянутую ладонь, в которой лежала металлическая сова с ониксовыми глазами — единственный и прощальный подарок Тома. — Ты не выбросил её… Я нашла её между твоих старых учебников… — признаваясь в этом, она старалась глядеть прямо, не выдавая своего и так слишком очевидного волнения.
— Я забыл про неё, тогда думал, что, возможно, со временем к этой вещице ты станешь относиться не столь агрессивно, кто же знал, что судьба распорядится нами по-своему, — он невесело усмехнулся, бросив мимолётный взгляд на своё обручальное кольцо, стараясь игнорировать подступающее напряжение. — Я могу выбросить… — вкрадчиво произнёс Абрахас, протянув ладонь, ожидая ответной реакции.
Серые глаза выражали явную борьбу с собой, она не была хорошей актрисой, тем более, Абрахас слишком хорошо знал её привычки; ладонь с медальоном дёрнулась в его сторону, но снова застыла, пальчики сомкнулись над металлическим медальоном — это и был ответ, ответ на вечный вопрос о её истинных чувствах. Проклятая сова стала напоминанием о несбывшихся надеждах, о тяжкой утрате веры в любимого человека, о тихой печали, которую Аврора так и не отпустила. Абрахас убрал свою ладонь, ощущая бесконечную тоску, глядя в лицо лучшей подруге — неизменной Авроре, живущей призраками прошлого, не способной справиться с преследовавшей её болью…
— Я… — начал было он.
— Мерлин, что же я делаю? — сдавленно и, вместе с тем, удивлённо сказала она, выпустив медальон из ладони и прижав руку к груди, точно ошпарившись; сова со стуком грохнулась, бряцнув сегментами туловища. — Абрахас, прости меня, конечно, ты должен выкинуть его, чтобы он больше не попадался мне на глаза… Тома больше не существует… — Аврора пыталась поверить в собственные слова и силу воли, но её увлажнившиеся глаза говорили сами за себя.
— Я не могу заставить тебя избавиться от важной для тебя вещи, — сдержанно проговорил Абрахас, глядя на бликующие в непостоянстве языков пламени камина ониксовые глаза лежащей на паркете совы. — Но я не могу позволить своей супруге хранить напоминание о другом мужчине, ты должна это понимать, — в такие моменты Абрахас становился похож на отца — его ровный голос не мог обмануть Аврору. — Я надеюсь, что впредь больше не услышу упоминаний об этом человеке, — на миг в его словах проскользнула брезгливость, — постарайся скрывать свои истинные чувства хотя бы от меня.
Он сам никогда не упоминал про Эвелин при Авроре, старался не впадать в апатию, даже убрал её фото из ящика письменного стола, хотя иногда доставал его из тайника и тайком смотрел на её счастливое, раскрасневшееся после битвы снежками, лицо. Этот кадр Абрахас сделал сам, проверяя работу новенькой «Кометы-С3» — фотоаппарата с автоматической вспышкой. Кто мог знать, что именно это её фото окажется последним… С недавних пор, глядя на её колдографию, он больше не ощущал любви, а лишь сожаление, горечь; чувства постепенно угасали, долго кровоточащая рана на сердце зарубцовывалась, и он уже не мог вернуть ту боль потери, какую испытывал после той трагедии, как ни старался. Аврора не смогла стать заменой Эвелин, да и не пыталась. Она вообще не пыталась идти на сближение, лелея свою обманутую любовь и не замечая ничего вокруг, кроме своих бед. Куда подевалась та Аврора, которая помогла Абрахасу выкарабкаться из пропасти в тяжелый момент жизни? Быть может, он её слишком избаловал, или она всё та же, только не способна дать ему тепло, как женщина…
— Я пришел сообщить тебе, что у меня появилась срочная встреча, и я не могу остаться на ужин, — превозмогая свои истинные чувства, произнес Абрахас.
— Жаль, — сникла она, потеряв надежду на неозвученное прощение за мимолетную слабость. — Сегодня на ужин утка по-пекински, — пробормотала Аврора и взглянула за окно, где начинался снегопад, блестя снежинками в свете уличных фонарей.
Абрахас оставил её одну в пустом Малфой-мэноре, не в состоянии терпеть её общество, не в силах заставить себя не винить Аврору за её неспособность скрывать эмоции, прописавшиеся на усталом, опечаленном лице. Улицу оккупировала настоящая снежная буря, прогулка по ветреной, заледеневшей аллее могла хоть как-то привести его в чувства. Забирающиеся за воротник снежинки холодили кожу, но даже это не спасало от нахлынувшего на Абрахаса одиночества, от осознания невостребованности перед собственной женой. Аврора слишком беспечна, она не в состоянии просто понять его, подарить тепло, которое было ему так необходимо в эту снежную ночь…
…Она была одета в домашние штаны с растянувшимися коленками и какую-то бесформенную кофту с эмблемой Осмингтонских Ос на большом «кенгурином» кармане, на левой руке красовалась кухонная прихватка — варежка с нарисованными снеговичками, снимающими с головы ведра в знак приветствия. Такая домашняя и понимающая девушка, женщина, которая ещё в прошлую встречу в этой тесной квартирке поняла всё с первого слова, первого взгляда. Полетт застыла в коридоре, забыв пригласить гостя внутрь, она смотрела удивленными глазами, будто вместо старого знакомого перед ней предстал дикобраз в цилиндре и балетной пачке.
