— По…че… му? — каждый слог отделялся прерывистым вздохом.
— Потому что родители очень расстраиваются, когда их дети плачут, — нашла аргумент она. — Тебя как зовут?
Мальчик, не прекращая икать, постарался справиться с не менее сложной задачей — произнести свое имя:
— Жюль.
— Очень приятно, Жюль, — продолжая улыбаться, произнесла девочка, протягивая руку. — Меня зовут Ангелина. Мой маленький братик тоже когда-то потерялся в океанариуме, но он не плакал, и ты прекращай, ведь ты уже взрослый. Сколько тебе лет?
— Три с половиной, — почти гордо произнёс он; слёзы потихоньку высыхали на детских щёчках.
Жюль свёл светлые брови и, помедлив, неуверенно вложил маленькую ручку в её ладонь. Ангелина, продолжая улыбаться тёплой, успокаивающей улыбкой, помогла ему встать, поправила голубую кепочку, съехавшую на бок с его головы, и произнесла:
— Ну что, идём?
Ребенок кивнул, а толпа умилённо охнула, кто-то даже захлопал в ладоши. Ангелина искренне не могла понять, почему взрослые не сумели помочь плачущему ребенку.
— Мадам, вы в своём уме? Потерять ребёнка в таком месте, здесь же воздух пронизан Тёмной магией! — донёсся голос смотрителя в форменной тёмно-синей одежде. — Это вам не детская площадка!
Но дамочка, шедшая спереди, не реагировала на его слова, только лихорадочно мечущимся взглядом искала своё чадо; темно-зеленые глаза её были наполнены слезами.
— Жюль! Жюль, головастик, где ты? — кричала она сквозь толпу, образовавшуюся в небольшом выставочном зале.
— Мама! — удивительно звонкий голосок раздался возле небольшого постамента, на котором стоял резной крытый кубок с двумя ручками.
Женщина кинулась меж двух зевак, случайно толкнув одного из них плечом, и кинулась к малышу, которого держала за руку Ангелина. Она заключила сына в крепкие объятия и заплакала.
— Горе ты моё лукотрусовое! Как же ты мог потеряться? Ах, Жюль… — сквозь слёзы негромко стенала она. — Здесь же опасно! Этот зал напичкан тёмной магией!
— Мама, это Ангелина! — уже улыбающийся ребенок указал на стоявшую рядом с ними миленькую девочку, одетую в шармбатонскую форму, невзирая на то, что до начала учебного года оставалось ещё несколько дней. — Она хорошая! — заключил он и снова взял её за руку.
Несколько человек, все ещё с интересом поглядывающие на сцену воссоединения, вновь заохали, на их лицах сияли улыбки.
— О, Ангелина, спасибо, что нашла его! Он в первый раз потерялся, чуть сердце в пятки не ушло, — затараторила непутевая мамаша добродушно.
— Мадам, да я в сущности ничего не сделала, — отозвалась девочка, смущённо шаркая ножкой. — Ну что, Жюль, думаю, мне пора, а то меня родители в другом зале ждут. Рада была познакомиться. До свидания, мадам…
— Моро, — завершила за неё та. — Ещё раз спасибо, Ангелина…
Занавес закрылся. Жюль, махая на прощание ладошкой доброй девочке, плёлся за матерью, крепко державшей его за вторую руку, прочь из выставочного зала, толпа вновь увлеклась изучением артефактов и забыла о происшествии, будто его и не было. Но никто не заметил, как маленькая лужица, образованная из детских слёз вдруг приобрела идеальную круглую форму и медленно, будто живая, поползла к постаменту, на котором громоздился резной каменный кубок, инкрустированный красными как кровь рубинами…
***
— Ну, как тебе артефакты мсье Лорана, Аврора? — госпожа Янг вошла в свой кабинет, где за небольшим письменным столом, в окружении нескольких горшков с растениями, сидела её ассистентка, штудируя каталог с фотографиями тех самых выставленных мсье Лораном артефактов.
— Это просто невероятно! — искренне отозвалась та, наблюдая за тем, как, положив принесенную с собой папку в стеллаж, встав возле зеркала, госпожа Янг вытаскивает из тугого пучка на затылке пару китайских палочек со свисающими с их кончиков брелоками из крупного металлического бисера в форме капель, то и дело позвякивающими как колокольчики: «Юминг, Юминг», будто произнося имя хозяйки. — Здесь даже есть ритуальные ножи племени Майа — такая редкость! Если честно, я считала: нагрудные латы императора Цинь Ши Хуаня давно утеряны! Это же сенсация, о них ничего не было слышно с тысяча восемьсот пятьдесят второго года! — как раз на странице с изображением этих лат и был раскрыт каталог. — Ах, как жаль, что мне скоро уезжать! Я ничего не успею досконально изучить! Невероятно, что мсье Лоран позволил миру увидеть свою коллекцию! Удивительно даже то, что всё это законно!
— Аврора, Аврора, остановись! — беззвучно засмеялась госпожа Янг; прекрасные длинные иссиня-чёрные локоны водопадом стекали по её плечам, освободившись из захвата китайских палочек. С распущенными волосами она выглядела намного моложе своего возраста. — С твоим энтузиазмом только нести мир во всём мире. Кстати, как тебе кубок с заключенным в него духом токкэби?*
— Который? Их там много…
— С рубинами, его ни с чем не спутаешь…
— Я в корейской мифологии не очень смыслю, мы будем изучать эту тему только в новом учебном году, когда закончим, наконец, Китай. Госпожа Янг, я уже и в Кёльн не хочу возвращаться! Зато как обзавидуется Уши! — победно воскликнула Аврора; её глаза уже давно не лучились таким беззаботным счастьем.
— Думаю, что на следующий год смогу помочь тебе с подобной работой, такую ассистентку ещё поискать, — веселилась госпожа Янг. — Тебе непременно нужно получить диплом, тогда тебя допустят до более сложной работы. Аврора, что тебе ближе — пачкаться в пыли, орудуя кисточкой, или подвергаться проклятиям древних артефактов, исследуя их?
Специфический юмор вне профессиональной среды мог показаться обывателю чёрным и крайне циничным. Работа артефактолога подчас была не менее опасна, чем аврорская, и на раскопках порой происходили несчастные случаи. Задумчиво побарабанив пальцами по столешнице, Аврора ответила:
— Я ещё не решила, но у меня есть ещё один вариант. Ещё год назад я начала подумывать о должности профессора Древних рун в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Я её окончила и там преподаёт мой дедушка. Это чудесное место, с ним у меня связано много воспоминаний, пусть и не всегда весёлых… — к концу речи она немного понизила голос. — Хогвартс — моя семья.
Госпожа Янг приподняла брови, но потом слегка презрительно фыркнула:
— Ты хочешь прозябать в какой-то школе, отказавшись от путешествий и перспектив? — да, она была влюблена в свою работу без памяти; пятнадцать лет назад, потеряв мужа, скончавшегося от драконьей оспы, ушла в неё с головой.
— Я бы не сказала, что хотела «прозябать», как вы выразились. Разве это не здорово — передавать свои знания детям? Разве это не чудесно, что твоя работа и способность заинтересовать студентов даст миру новых артефактологов или археологов, магистров Древних рун, наконец? — захлёбываясь словами, начала рассказывать все достоинства работы преподавателем Аврора. — Юные умы — это наше будущее!
— Вот когда будешь семидесятилетней бабкой, тогда иди, освещай юные умы с пагоды прожитых лет. Аврора, у тебя вся жизнь впереди, перед тобой откроется целый мир с его загадками и тайнами. Целый мир, представляешь? Пускай порой ты будешь по колено в грязи где-нибудь в гробницах в Перу, но ты будешь счастливой, хоть и чумазой, как трубочист! — госпожа Янг впорхнула пятой точкой на край столика ассистентки и заглянула ей в глаза серьезным, сосредоточенным взглядом: — А теперь скажи мне честно, готова ли ты ради какой-то доброй памяти запереть себя в глухой ящик и забыть о том, что, с твоим светлым юным умом тебя ждет? Я ведь не просто так выделила тебя среди всей группы практиканток. Ты копалась в пыли и грязи с высоко поднятой головой, невзирая на кусачую мошкару и палящее, обжигающее солнце пустыни Цайдан. Ты увлечена своей работой намного серьёзнее своих сокурсниц, половина из которых не готова была мараться. Даже твоя Урсула… Помнишь с какой жалостью она отрезала свои длинные ногти и как неприязненно копалась в густой жиже песка, когда пролил сильнейший ливень? — она перевела дыхание, взглянув на обрубленные, неаккуратные ногти Авроры. — А теперь скажи мне адресок того, кто наставил тебя на путь истинный, я напишу ему благодарственное письмо.
