Мама не согласна с папой в плане запретов на одежду и макияж, но

она сказала, что выбрала свой путь, чтобы это не означало.

Наверное, она имеет в виду то, что она соглашается с отцом, чтобы

он ни сказал, и тогда, когда он не видит, она делает что хочет, а он типа

не замечает ее уловок.

Так что, думаю, нет ничего страшного, если я поступлю также.

Я как раз заканчивала плести вторую косичку, когда услышала голос

мамы, он был с нотками злости, и я начала кусать губы, думая, где

можно скрыться, чтобы избежать ругани.

Но это был лишь первый порыв, я немного успокоилась, когда

поняла, что она возмущается из-за этого дома и по поводу того, что она

отказывается здесь жить, на данный момент я не могу с ней не

согласиться. Я бы могла даже поддержать ее в этом желании убраться

отсюда.

Хотя, нет, не смогла бы, была моя вторая мысль, после того как я

услышала голос отца, я не поняла что именно он сказал, и

приблизившись к ним я стала свидетелем кое-чего, ранее мною не

виданного во всех их ссорах.

После того, как отец сказал матери заткнуться хотя бы на минуту, она

влепила ему пощечину.

Это вовсе не первый раз, когда он предлагает ей помолчать, но,

насколько я помню, впервые она ударила его.

Мои глаза широко распахнулись от удивления, и я поторопилась

изменить выражение лица, будто всё это не так важно, да и вообще, я

ничего не заметила, потому что, если отец увидит, как я таращусь,

неизвестно, какое наказание он выдумает.

Снять шкурку с курицы; найти, выкопать и выкинуть камни с

огорода…

Пару минут ничего не происходило, всё как будто замерло. Мой отец

был в шоке от того, что мама ударила его, он стоял и непонимающе

моргал, его лицо порозовело от злости, и на нем проявился красноватый

отпечаток руки мамы.

Должно быть, жара совсем свела их с ума.

Я заметила какое-то движение в комнате, и увидела Ник, видимо она

тоже стала свидетелем этой сцены. На ее лице застыло глупое

выражение, рот приоткрылся.

То, что мама осмелилась ударить отца, но и сделала это при нас – это

просто ужасно, кажется, даже воздух между всеми нами трещит от

напряжения.

Когда напряжение, наконец, спало, отец поднял руку, как будто хотел

перехватить мамину ладонь, но она закричала: «Не трогай меня!» и

увернулась от его руки.

В следующую секунду мама выбежала из дома, отец побежал следом

за ней. Николь тоже рванула за ними, видимо думая, что спасет

ситуацию и окажется «хорошей дочерью».

А я просто стояла и смотрела, желая увидеть, кто же выйдет

победителем.

Конечно, про себя я аплодирую маме, но за всю мою жизнь она,

пожалуй, худший оппонент для «каменного» отца.

На улице я с удивлением обнаружила не продолжение драки, а совсем

иную картину – папа прижал маму к себе и обнял, но она начала

вырываться и плакать. После нескольких неудачных попыток, мама

притихла в его руках и мои надежды на то, что мы покинем этот дом,

плавно растворились в воздухе.

Николь

Родители никогда не дрались вот так, или хотя бы не при нас.

Драка предполагает двоих участников, а отец, как правило, не

принимает в этом участия. В такие моменты как сейчас, когда мама зла

на него. Она начинает пытаться сказать ему что-нибудь, и, когда он не

отвечает, она начинает выражать недовольство с сильным кхмерскими

акцентом, пока не прекратит говорить на английском совсем. И после

того, как он так и не отвечает, мама носится вокруг дома, хлопает

дверьми или затевает уборку.

Свидетелем таких выходок я была множество раз, в детстве я думала,

что виновницей всему была мама, то, что она поступает очень нехорошо.

Со временем я передумала.

Всё это сложнее, чем кажется.

Что, если один человек зол, а другой человек его всё время

игнорирует?

Что, если у человека, о котором тебе следовало заботиться, как ни о

ком другом, есть проблема, но ты ничего не делаешь, чтобы помочь? Или

вы делаете вид, будто не слышите этого вообще?

Сейчас уже за полночь. А я лежу в спальном мешке в темноте,

свернувшись и обнимая подушку.

Мама вопит, отец молчит. И его молчание громче любого крика.

– Ты меня никогда не спрашивал, – заявила мама, – ты просто привез нас

сюда, даже не посоветовавшись.

Отчасти я могу понять, почему он так поступает. Претензии мамы

всегда одни и те же, ну приблизительно одни и те же. У нее всегда

заготовлен стандартный бланк недовольств: ты не знаешь, чего я хочу, не

слышишь меня и не заботишься обо мне.

Кроме этого, куча вещей угнетает ее. Например, таких, как этот

пыльный дом, расположенный в какой-то глуши, полное отсутствие

людей в округе, и мы, сводящие ее с ума.

Последнее обвинение больно ударило меня, заставив сильнее

прижаться к подушке, как будто относилось только ко мне.

Не знаю, почему так.

Хотя… Знаю.

Потому что это действительно так, а я не хочу, чтобы это было

правдой.

Даже не представляю, как мы будем лечиться от этого безумства. От

этого некуда бежать.

После отставки из армии отец был совсем разбит. Поскольку до этого

условия жизни ему диктовала армия: как поступить, во что верить, как

быть. И только всё стало налаживаться, как появилась группа

террористов, разрушивших наши иллюзии о системе безопасности в

целом.

Видите? Отец ошибается, он ведет нас не той дорогой.

Мама никогда не была его сторонницей, и ему следовало бы это

заметить.

Она с нетерпением ждала его выхода на пенсию, надеясь, что после

сможет вернуться в школу и сосредоточиться на своей карьере.

Отец надеялся, что после переезда в эту глушь, мама будет обучать

нас на дому, но ей никогда не нравилась эта идея.

Мама работала учителем на постоянной основе, у нее был

собственный класс на втором этаже, и я знаю, ей нравилось, когда в этом

классе было много студентов. Маму увлекала работа с необычными

студентами, помню, как видела из-за ее плеча, как она осваивает на

компьютере программу специального образования по обучению детей с

ограниченными способностями, аутизмом. Она разрывалась между

нашим новым домом и Калифорнийским университетом в Дэвисе

(прим.: Институт расследований нарушений, связанных с

неврологическим развитием), который должен был стать экспертом в

области аутизма. Позже мама подала заявку на онлайн-обучение в этом

институте.

Было больно смотреть на то, как мама всё же продолжала обучать

меня и Иззи без особого интереса, особенно притом, что были дети,

реально нуждающиеся в ее помощи.

Честно говоря, я вообще не уверена, что отец когда-нибудь по-

настоящему слушал маму или хотя бы интересовался ее желаниями и

мечтами. И судя по состоянию этого дома – совершенно не понимал,

каково ей пришлось в детстве, и что она совсем не хочет возвращаться к

удушающей бедности, о которой она хранила воспоминания. Мама

прекрасно знает, что есть большие красивые пригородные дома, с

шикарным ремонтом, с подстриженным газоном и чистой проточной

водой, а что самое главное – это всё может принадлежать нам, только

при условии, что отец как-то забудет о том, что мир умрет в следующий

четверг.

И почему она не может желать того же, что и все остальные?

Отец заставлял меня вести тетрадь, где были сохранены все

премудрости выживания. Я помню, как сделала самую первую запись в

нём, как в тот момент отец внимательно смотрел на меня и объяснял

произношение слов, это было на кухне вечером. Звучало это примерно

так: «Выживание – это вера в свои способности вне зависимости от