Молебствия прусских жмудинов. А в Пруссии, в Самбии, в земле, которая по-немецки называется Судувия (Sudawen), Самланд (Samland) 319 и около Инстербурга (Insterborku), Рагнеты и в Курляндской земле сельские крестьяне, которые все жмудины и до самого Кёнигсберга (Krolewca) разговаривают на жмудском языке, что я сам слышал и видел 320, имеют свой собственный праздник, который зовется Пергрубри (Pergrubri). Весной, как только сойдет снег, когда уже время пахать и показалась трава, с нескольких сел ссыпают солод на пиво — по четверти или больше. Потом сходятся в один большой дом, и там их Вурскайт (Wurschajt), то есть тот, кто приносит жертвы (ofiarnik) или же попросту колдун, берет гарнец 321 пива и поднимает его вверх, обращаясь c просьбой к богу Пергрубиусу, который дает траву и лето: O Wespocie Dewe musu Pergrubios!, то есть: О всемогущий боже наш Пергрубиус! Ты отгоняешь прочь постылую зиму и изволишь приумножать по всей земле зелень, цветы и травы. Сейчас мы просим тебя, чтобы хлеб, посеянный нами, и тот, который мы собираемся сеять, изволил щедро приумножить, чтобы рос колосистым, а все плевелы изволь сам вытоптать (podeptac). Потом поставит жбан (konewke) или кубок, ухватит его зубами и выпьет пиво, а выпив, бросает жбан через голову без помощи рук 322. А стоящий за ним Цивон (Cziwon) 323 или старшина этой волости хватает жбан и, поскорее налив в него пива, [снова] ставит перед Вурскайтом или этим колдуном. Тот, взяв кружку (kufel), просит другого бога, Перкунуса или Перуна, чтобы изволил укротить громы, грады, молнии, дожди, бури и грозовые тучи. И в жертву ему выпивает кружку пива, взяв ее в зубы, и сразу же после него пьют все. Третий раз просит вельможного бога Свайстикса (Swajstixa) 324, бога света, чтобы изволил ласково светить на хлеб, на птиц, на цветы и на их домашний скот. Молился он и четвертому богу, Пилвиту (Pilwit) 325, чтобы позволил всякое зерно хорошо сжать и собрать в гумна; а также всяким другим богам, которых у них 15, в честь которых выпивал по кружке пива, держа их в зубах без помощи рук. А затем во славу их пели песню, будто волки воют. А если в прошлом году был плохой урожай зерна, тогда, злясь на себя, признают, что заслужили это за [cвои] грехи. И просят Аушлависа, бога хворых и немощных, чтобы попросил других богов, Пергрубиуса, Перкуноса, Свайтестикса (Swajtestixa) и Пилвита, в будущем году быть поласковее.
Там же и тогда же крестьяне (chlopy) Жмудинского и Литовского народа из упомянутой нижней прусской земли, которая зовется Судавия, Самбия 326, раз в году таким же образом отмечают праздник быка или козла. Из четырех или из шести сел сходятся в одно, собирают деньги, хлеб и другие вещи, как бы колядуя; продают это, и если денег [окажется] много, то на эти деньги покупают сразу и быка, и козла. И съезжаются все в один дом, где разжигают большой огонь, и там же их жены ссыпают пшеничную и гречишную муку, из которой готовят лепешки. Потом Вурскайт (Wurschajtos), их поп, по языческому обычаю водрузив на голову венок и положив руку на козла или на быка, просит всех богов, которых я перечислял выше, каждого по отдельности, милостиво принять от них празднование (obchod) и жертву этого мира. И взяв быка или козла за рога, ведет его на гумно, и все крестьяне подымают его вверх, а жрец, Вурскайт, опоясавшись рушником, повторно взывает ко всем богам, говоря: Это жертва в честь [богов] и в память отцов наших, [учивших нас] смягчать гнев своих богов. Потом, шепча, обойдет три раза около быка и зарежет его, а кровь не проливает на землю, а выпускает в ушатик (uszatek). Черпая [кровь] ковшиком или чаркой, Вурскайт кропит ей людей, а остаток разливают в горшочки (garnuszki) и каждый в своем доме кропит скот [кровью], как и у нас есть обычай святой водой. Быка же, разрубив на куски, варят в котлах, а около огня садятся крестьяне, которым женщины приносят не печеные 327 лепешки, и они, каждый взяв по лепешке, передают один другому в руки через пламя, и перехватывают их так долго, что они испекаются. Потом целую ночь едят и пьют, поют и играют на длинных трубах, а рано утром идут через деревню на развилку (rostanie) дорог, неся пшеничные лепешки и что еще осталось от этого ужина, кладут в одно место и сверху присыпают землей, как следует позаботившись, чтобы зверь или собака не могли этого выкопать. Исполнив это, поручают все богам и расходятся по своим домам.
А когда кто-нибудь уже чувствует приближение смерти, то, в силу [своих] возможностей, на бочку или две пива просит созвать друзей и всех односельчан, с которыми примиряется и прощается. А они его, уже умершего, как следуют вымоют в бане и оденут в длинную белую рубаху, как велит обычай. И посадят его за стол, и друзья пьют за него, говоря такие скорбные и жалостливые слова: Пью за тебя, милый друг, зачем ты умер, ведь у тебя милая жена, детки, скотина и всяческое добро, и прочее. Потом второй раз пьют за него перед сном (na dobra noc) и просят его, чтобы на том свете передавал приветы их друзьям, отцу, матери, братьям и т. п., и чтобы там с ними обходился ласково и по-соседски, как и они с ним при жизни. Потом одевают его в одежды и, если это мужчина, припасают ему меч (kord) 328 или топорик, а также рушник на шею, в который ему завязывают немного денег на еду, по его средствам. Ставят ему в гроб жбан пива и [кладут] хлеб с солью. А если хоронят женщину, тогда ей кладут нитки и иголку, чтобы зашила себе, если у нее что-то порвется на том свете. А когда ее везут к могиле, то все друзья, идущие в процессии, тыкая в [могильный] холм ножами, громкими голосами взывают: Gejgej, begejte Pokkole! то есть: убегайте, убегайте, бегите прочь от этого тела, вы, дьяволы! 329.
Ныне это можно встретить в одном из уголков Лифляндской земли за Моиза Солкова (Moiza Solkowa) 330, где я сам видел, что при погребении умерших играют на трубах и поют: Иди, усопший (nieboze), из этого убогого мира различных притеснений на вечный праздник, где ни спесивый Немец, ни хищный Лейсич (Lejsycz), то есть Поляк или Литвин, ни Москвитин навредить уже не смогут.
Память своих умерших отцов, матерей и кровных [родичей] простой народ отмечает в Октябре или в Ноябре месяце, а иногда каждый праздник на могилах жалобно плачут и так же [жалобно] поют, особенно жены, перечисляя доблести, добродетели и хозяйственность своих мужей.
Такой обычай сохраняется не только у них, но и в Валахии, в Мултянской (Multanskiej) и Болгарской земле, что я и сам видел в нескольких местечках в Бузове, в Рущуке, в Джурджеве (Dziurdziewie) над Дунаем и в столичном городе Мултянского Господаря Бухаресте (Bukorestu), где к тому же жгут свечи и курят кадилом на могилах; а в Турции и еду кладут, сыплют зерно птицам, кормят кошек и собак за души умерших друзей. А иные велят двум холопам носить по улицам требуху (pluce) на шесте, а за ними [целыми] стадами вместе ходят кошки и собаки, и прочее. В Турции наc бесплатно угощали. Нас, как гостей, в некоторых караван-сараях (karwagerah), то есть гостинных домах, сооруженных на пожертвования (na jalmuzne), тоже бесплатно угощали (jalmuzne dawali), хотя мы об этом и не просили. Приносили виноградные гроздья (wino ruzynek), дамаскен (damasken) 331 и прочее, сваренные вместе капусту с бараниной, рис, кашу, молоко буйволиц, хлеба по числу особ и два жбана воды, ибо вина на душу не дают. А между могилами (grobami), которые в некоторых местах стоят, будто городки, каждую пятницу, если день ясный, жены и друзья [усопших] молятся и раздают милостыню убогим.
А в Курляндии, в Самландской земле и в Пруссии, когда поминают умерших, тогда из церкви идут прямо в корчму или в какой-нибудь дом, где собираются варить пиво. За ними жены приносят в кошелках рыб, запеченных и свареных на зиму, и там же без ножей едят, а жены им прислуживают. И каждый в честь умершего родственника бросает под стол кусок от каждого блюда и выливает кружку пива.
