Мрачных красок в историю с биографией Ипатия добавила Лера, третья его жена, у которой глаза были водянистого цвета. Он сошелся с ней спустя год после исчезновения Лики. Брак не сделал его счастливой.
Лера утонула в море. Нагую ее выловили рыбаки в водорослях у рифов. Было открыто дело, чтобы выяснить, случайно или намеренно она покончила с собой... свидетелей не нашлось и дело зашло в тупик.
Похоронив третью жену, Ипатий понял, что притягивает смерть.
Он отдал дом брату вместе с девочкой со сросшимися ногами и собакой, и ушел искать бога. Путешествовал он и на осле, и на верблюде. Шел он и пешком. Иногда его посещало странное чувство, что он уже был в тех местах, через которые проходил, возможно, во сне.
Не уклоняясь от помощи случая, Ипатий пересек пустыню, затем омылся в водах Иордана и поднялся на гору Синай, а с горы Синай на небо.
Обозрев все, сотворенное богом, Ипатий вернулся в город, сам не зная, кто он. Даже собака не сразу узнала его, и лишь когда он пригладил волосы, чтобы придать себе видимость подлинности, она завиляла хвостом.
Сбрив бороду, Ипатий устроился на работу в архив и получил должность тюремщика, если представить себе, что дела под номерами - это заключенные. Он проработал в этой должности до пенсии и вышел в отставку.
Первое время он отдыхал, целыми днями лежал на кушетке, невидящими глазами уставившись в потолок.
В сумерки он прогуливался по бульвару обычной своей нетвердой походкой и разговаривал сам с собой на языке откровений...
С трудом выкарабкавшись из топкого сна, Ипатий потянулся, зевнул, и, все еще под впечатлением от сна, в котором он повторил свою одиссею на небо, вышел на террасу, потом спустился в палисадник. Он стоял и смотрел на море, которое побагровело, стало винно-черным, потом пурпурным.
Звуки и краски делались все глуше.
Ипатий вернулся в дом...
Вдруг заколыхались гардины.
Ипатий испуганно обернулся и увидел Соню. Она стояла у зеркала. Сквозняки расчесывали ей волосы.
С чувством некоторой неловкости Ипатий смотрел на нее и не мог отвести глаз.
Катерина повернулась к нему спиной и в ту же минуту исчезла.
В каждом ее движении было столько непринужденной грации.
Соня напомнила Ипатию о прошлом, и он решил написать письмо брату, о котором имел самое смутное представление, знал только, что оставил его не в своем уме.
Всю ночь Ипатий писал, украдкой поглядывая на зеркало, словно это была дверь, качал головой и усмехался.
Письмо вылилось в историю с биографией, читать которую было легче между строк. О каких-то событиях Ипатий умалчивал, какие-то события искажал. Писал он неясно, по рассеянности и забывчивости пропуская слова.
Под утро, уронив очки, Ипатий заснул и проспал весь день.
Он проснулся как от толчка, погасил напрасно горевшую лампу, затем встал, босиком прошелся по комнате, поджимая ноги как цапля. На душе у него было смутно, тревожно и его чуть-чуть покачивало и лихорадило.
Выпив три рюмки портвейна, Ипатий вышел на улицу и, опустив письмо в почтовый ящик, направился к обрыву.
Он решил покончить с собой от разнообразных причин, весьма, впрочем, не важных во всех отношениях.
Внизу лежал невидимый город. Он тонул в тумане, и Ипатию показалось, что он стоит на облаке.
Он стоял и ждал вдохновения, но вдохновение не приходило.
Это породило у Ипатия некое чувство растерянности.
Ипатий вернулся в дом, погасил напрасно горевшую лампу и лег на кровать.
Он лежал и видел картины, сцены той жизни, которую собирался покинуть.
Он невольно улыбнулся, вспомнив, как в детстве по приставной лестнице пытался взобраться на небо к богу.
Прошептав молитву и услышав вздох бога, Ипатий воздел руки, как-то нелепо всхлипнул и умер, но руки его еще кого-то искали, тянулись к кому-то...
Через три дня Ипатия похоронили за ржавой оградой непомерно разросшегося кладбища.
Шел дождь.
Посреди раскатов грома, для Ипатия как будто раскрылась земля, и он лег туда весь без остатка, и вместе с ним легли его жены, все три.
Дождь разогнал случайных зрителей церемонии и тех, кто уже давно умер или никогда не жил...
* * *
Христофор шел и вспоминал старика...
"Странный старик... и я откуда-то его знаю..." - размышлял Христофор...
Он шел, поджимая ноги как цапля, он не мог освободиться от власти каких-то смутных воспоминаний.
"Столько лет я носил в себе эти воспоминания..."
Задумавшись, Христофор прошел через арку, повернул налево, потом направо, снова налево и очутился перед портиком служебного входа в театр.
Он не решился войти, чтобы расспросить о Кире, жене, понимая, что ответы на его вопросы будут уклончивы или неприятны.
Узкий петляющий переулок вывел Христофора к дому с крыльями флигелей, который напомнил ему сон и вызвал ощущение тревоги, и такое острое, что спазма сдавила горло.
С трудом сглотнув слюну, он тяжело привалился спиной к ограде.
В окне дома напротив, затянутом ветвистой решеткой, почудилось движение.
Христофор смахнул слезы, которые заволокли ему глаза.
Створка окна приоткрылась. Обрисовался угол буфета, рисунок стула, настольная лампа, часы и белесое, тонкогубое личико девочки 13 лет среди загнивающих бегоний в горшках.
-- Кого-то ищете?.. - спросила девочка.
-- Ищу немку и ее племянницу...
"Вылитая Соня..." - подумал Христофор.
С детства знакомым ему движением девочка завязала волосы на затылке лентой.
Христофор как будто вернулся на 30 лет назад...
Царило лето...
Соня лежала на плоском камне, изображала спящую ящерицу.
"Здесь бы и остаться..." - подумал Христофор.
Неожиданно зазвонил будильник.
Порыв ветра поднял пыль, палые листья.
Створка окна захлопнулось, и тонкогубое лицо девочки исчезло, а Христофор все еще стоял и смотрел, не мог отвыкнуть от прошлого.
Он провел рукой по лицу и, опустив голову, пошел вниз по переулку, свернул налево, направо и остановился, увидев женщину в кашемировой шали с большим животом. Босые ноги женщины утопали в заношенных мужских ботинках. В руках она держала куклу с розовым бантом и закрывающимися глазами. На худых запястьях позвякивали серебряные браслеты. По овалу лица, отличающемуся нежностью черт, более тонких, чем правильных, было видно, что она не родилась в этом жутком доме, в котором жила, а попала в него по стечению неких несчастных обстоятельств.
Чуть поодаль в луже, вытекающей из арки, плескались два малыша, почти голые.
Из арки вышел мужчина, грузноватый с угрюмым, небритым лицом, на котором были видны следы бессонницы, старившие его.
-- На вас опять поступила жалоба... - заговорил незнакомец и как-то судорожно улыбнулся женщине. - Но вам тревожиться не о чем...
-- Ну да, конечно, мне не о чем тревожиться... мне давно следовало уехать из этого проклятого города... - сказала женщина тонким, злым голосом, не лишенным некоторой мелодичности.
"Боже мой, это же Сара, сирена..." - Христофор вытер вдруг вспотевшие ладони. Он узнал женщину по голосу.
-- Погода совсем испортилась... который день идут дожди...
-- Мне тоже от них как-то не по себе... - Прикрыв рот рукой, Сара зевнула.
-- Было приятно с вами поговорить, но, увы... обстоятельства принуждают... к сожалению, они складываются не так, как нам хотелось бы...
Пауза.
-- Возможно, я суюсь не в свое дело, но вам надо вернуться в театр... не знаю, известно вам или нет... примадонна готовит спектакль... и я не сомневаюсь, она с радостью даст вам роль... пусть и не главную...
-- Ну да... все главные роли она оставит для себя...
-- Говорят, она потеряла голос...
Пауза.
-- Спасибо, конечно, за участие... - отозвалась сирена. - Но я не могу понять, какой вам от этого прок... я из прошлого... отрезанный ломоть... здесь много таких, как я... ни имени, ни положения, ничего... нет, несчастной я себя не считаю... у меня есть дети... вон они... купаются в луже...
