На верность нашей догадки, здесь, может указывать уже название одной из последних, результирующих работ Канта: "Религия в пределах только разума".

Согласно кантовской религиозной анатомии именно разум является божественной частью человека. И потому моральная философия не сочиняет принципы, но... "...исследует источник практических принципов, заложенных a priori в нашем разуме".

Кант пишет:

" моральные законы вместе с их принципами не только существенно отличаются от всего прочего, в чем заключается что-то эмпирическое, но вся моральная философия всецело покоится на своей чистой части. Будучи применима к человеку, она ничего не заимствует из знания о нем (из антропологии), а дает ему как разумному существу априорные законы...".

Заметьте: "как РАЗУМНОМУ СУЩЕСТВУ"!

Не как члену общества, ученику философской школы, члену церкви, а как разумному существу. Именно, разумность является здесь решающим и необходимым качеством.

Следовательно, законы эти не предполагают никакой АВТОРИТАРНОСТИ, которая ищет в имяреке не столько разумности, сколько преданности и послушания; зато они непременно РАЗУМНЫ, - иначе обращенность их к разумному существу теряет смысл.

И в самом деле, законы эти суть не что иное как "идеи практического чистого разума".

И человек отличается тем, что ему "доступны идеи практического чистого разума".

И эти идеи он должен вочеловечить своим поведением, или, как пишет Кант:

"... сделать их in concrete действенными в своем поведении".

Поведение немыслимо вне общества и отношений, и взаимодействий с ближними. Только при очень сильном абстрагировании оно может быть описано как некое движение. Так что "сделать их in concrete действенными в своем поведении" на деле означает весьма многое, - что едва ли может быть исчерпано глаголом "делать".

Кант это чувствует, и выносит это "многое" в суммарный background морального "делания".

Читаем:

"... априорные законы еще требуют усиленной опытом способности суждения, для того чтобы, с одной стороны, распознать, в каких случаях они находят свое применение, с другой стороны, проложить им путь к воле человека и придать им силу для их исполнения; ведь хотя человеку и доступна идея практического чистого разума, однако, ему, как существу, испытывающему воздействие многих склонностей, не так-то легко сделать её действенной в своем поведении".

"Проложить априорным законам путь к воле человека и придать им силу для их исполнения..." означает, другими словами, подчинить себя этим законам....

Что под "волей человека" Кант разумеет именно собственную волю разумного имярека, которому стали доступны идеи чистого практического разума, говорит указание на трудности, исходящие от "воздействия на него многих склонностей".

Сформулировать "нравственный закон в его чистоте и подлинности (что как раз в сфере практического более всего важно) способна только чистая философия".

Эту философию Кант и намерен далее предложить нашему вниманию:

"Намереваясь когда-нибудь предложить некоторую метафизику нравственности, я предпосылаю ей эти "Основы" /.../ как отыскание и установление высшего принципа моральности, что составляет особую (по своей цели) задачу, которая должна быть отделена от всякого другого этического исследования".

Отнесясь к современной реальности, мы могли бы назвать эту задачу Канта моральным программированием, в рамках создания человекообразного робота.

Итак...

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ.

ПЕРЕХОД ОТ ОБЫДЕННОГО НРАВСТВЕННОГО ПОЗНАНИЯ ИЗ РАЗУМА К ФИЛОСОФСКОМУ

"Нигде в мире, да и нигде вне мира, невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли...

(was ohne Einschränkung für gut könnte gehalten werden, als allein ein guter Wille )" - говорит Кант.

Оговорка "... и нигде вне мира" понуждает понимать употребленное им слово "Мир" (Welt) как место, в пространственном смысле. По-русски же, слово "мир" означает, в первую голову, общество, общину. Соответственно, и "добро" понимается в порядке взаимоотношений людей в мире-общине. Мы можем мыслить надмирное Добро - в порядке духовной властной иерархии, - но, пространственная вертикаль, при этом, служит лишь образом экспрессии смысла. По-существу же, надмирные сферы Духа не могут быть отделены от мира, и мыслимы ВНЕ мира как общества, в жизни которого только и получает смысл слово ДОБРО.

Соответственно, и субъектная воля индивидуума может быть определена как "добрая" только в рамках мира; и это определение её является производным от понятия добра в миру, в людях; в их отношениях и общениях.

Иначе и быть не может, в силу того, что "воля" есть понятие психологическое, в то время как "добро" есть понятие межличное. Так, скажем, у одинокого Робинзона Крузо не было никакой возможности быть добрым до появления на острове Пятницы.

Последнее заставляет нас присмотреться к употребляемому Кантом эпитету "добрый" (guter).

Если исключить разговорные вульгаризмы, то в русском языке слово "добрый" носит исключительно моральный характер, и отличается от слова "хороший". Так, хорошим может быть сапог, но добрым может быть только имярек.

Между тем, в немецком языке, эпитеты "хороший" и "добрый" слиты в одном слове "guter". И Кант может злоупотреблять этой неразличимостью, присваивая эпитет "добрый" (guter) предметам.

Так и появляется опредмеченная "добрая воля" (guter Wille): добрая сама по себе, как таковая. Между тем, по-русски говоря, только персонифицированная воля доброго имярека может быть доброй, как участница его личной доброты, сущей в его отношениях с ближними. И нет уверенности в том, что можно отвлечь волю от личности, как добрую саму по себе.

В дискурсе Канта добрая воля не персонифицирована: она индивидуализирована как психическое качество: то есть, стоит в ряду других хороших психических качеств имярека как индивидуума, или человеческой особи, опредмеченной в представлении оценивающего психолога-аналитика.

Читаем:

"Рассудок, остроумие и способность суждения и как бы иначе ни назывались дарования духа, или мужество, решительность, целеустремленность как свойства темперамента в некоторых отношениях, без сомнения, хороши...".

Добрая воля тоже хороша, но отличается от перечисленных выше хороших предметов тем, что они суть "дары природы", которыми "воля пользуется".

Таким образом, добрая воля, во-первых, - не дар природы, а как бы творение человека; и, во-вторых, она располагается выше в пирамиде подчинения психических качеств.

Иммануил слишком откровенно и простодушно прибегает к модели человека-ремесленника, который что-то изготавливает. И вот, он, субъект-производитель, имеет хорошие материалы, хорошие инструменты, но их "хорошесть" еще не обеспечивает добротности производимого им продукта.

Должна быть хороша воля, которая, в совокупности, суть цель, проект, намерение, умение, знание "как?" и готовность к действию.