Аксель предпочитал об этом не задумываться, да и вообще старался поменьше вспоминать юную гратту Ольсен. Впрочем, сегодня это было не сложно. Новая статья в «Горячих новостях Пенгверна» так и притягивала взгляд, хотя охотник и без того прекрасно помнил, что там написано. Очередная история о том, как неназванный охотник, проявив вопиющую некомпетентность, при уничтожении одержимого устроил пожар и лишил не одно семейство крова. Аксель эту историю слышал. Конечно, вины его коллеги в том пожаре не было, да и вообще, одержимый, за которым охотился незнакомый ему охотник, был довольно опытен и силен, убить его было невероятно сложно, тот охотник чудом остался жив. Аксель, в общем, не ждал хвалебных дифирамбов, но читать писульку все равно было неприятно. Мерзкий писака из какой-то заштатной газетенки просто исходил ядом, а, главное, он не преминул в конце статьи сообщить «любезному читателю», что скоро с произволом охотников наверняка будет покончено. Журналист упомянул, что «наше неторопливое правительство наконец-то обратило внимание на этот вопиющий беспредел, и в ближайшее время вопрос об ограничении полномочий охотников и реорганизации этой невнятной структуры будет всесторонне рассмотрен, во многом благодаря усилиям его коллеги из «Правдивого шахтера» и других тружеников пера». Вот это уже настораживало, особенно вкупе с предупреждением магистра Ольсена.

После того случая на заре его карьеры, когда благодаря умело подогреваемой прессой истерии вокруг газетчиков чуть не казнили его наставницу Иду Монссон, а сам Пенгверн едва не остался без охотников, защищающих население от одержимых, газетчики надолго притихли. Не в последнюю очередь благодаря неофициальному указанию властей: охотников – не трогать. Тогда, после того, как выяснилось, что Иду оклеветали, последовала целая серия опровержений в печатных изданиях города, вышло несколько статей, в которых так же преувеличенно, как раньше, ругали, теперь хвалили «героев, стоящих на страже спокойствия жителей». Постепенно тон статей начал становиться все менее восторженным, и вот, спустя четыре года, новостные издания одно за другим возвращались к привычной риторике. И уж совсем удивительным было то, что магистрат с такой готовностью отреагировал на кляузы, публикуемые в желтых изданиях. Обыватели-то всегда будут с удовольствием поддакивать прочитанному, другого Аксель и не ждал. Но ведь и магистры в этот раз что-то проявили чрезмерную готовность идти на поводу у общественного мнения! Аксель прекрасно помнил, к чему это приводит, – тогда, семь лет назад, охотникам едва не плевали вслед. При первом подозрении на то, что в округе появился одержимый, жители просили, умоляли, требовали, чтобы их защитили, но, как только работа была сделана, охотника радостно обвиняли во всех грехах, отворачивались и презрительно кривились при виде характерно одетого разумного, и теперь требовали от властей, чтобы их защитили уже от охотников. Аксель едва удержался от того, чтобы сплюнуть на пол, но вовремя опомнился. Было бы некрасиво так оскорбить гро Магнуса, который относился к молодому человеку с искренним расположением, да и перед музыкантом было бы неловко. Обижать скрипача не хотелось.

«Пожалуй, стоит напиться, – подумал Аксель. – Перебраться в какой-нибудь кабак погрязнее и устроить там настоящий дебош, с битьем посуды, столов и чьих-нибудь физиономий». Нельзя сказать, что он очень расстроился из-за этой статьи. Акселю по большому счету было наплевать, что там пишут всякие идиоты, так же, как ему было плевать, что о нем думают простые обыватели. Он знал, что он делает свою работу хорошо, и этого было достаточно. Охотнику было противно. Ему было неприятно осознавать, что он принадлежит к тому же виду разумных существ, что и все эти неблагодарные трусы, предпочитающие до последнего прятать голову в песок, руководствуясь принципом «не думай об опасности, и она тебя не найдет». Требовать, чтобы тех, кто их защищает, лишили всяких прав и привилегий, желательно еще и ограничили в правах, а потом, когда гадость все-таки случается, без всякого смущения бежать за помощью…

Аксель залпом допил свою порцию и кивнул трактирщику, чтобы тот вновь наполнил стакан. «До конца обучения доживает только каждый второй, – думал охотник. – Из них менее двух третей успевает проработать первые пять лет после того, как начинают охотиться самостоятельно. Своей смертью умирает только десятая часть охотников – мы просто не успеваем вовремя остановиться. Ида тогда солгала мне, когда говорила, что эта такая же работа, как прочие, и я последний, кто станет ее за это винить. Я сам поступил бы так же. Охотники нужны Пенгверну, вот только никому не нравится это сознавать. И тех, кто сдох в муках, убитый одержимыми, тех, кто сам пошел на эту смерть, помнят только такие же, как они». Аксель заметил, что его стакан вновь опустел, и кивнул гро Магнусу. Проклятый виски будто не желал усваиваться организмом – создавалось впечатление, что он пьет молочный коктейль. Скрипач начал играть новую песню, виртуозно выводя быструю и задорную мелодию, посетители оживились, некоторые вышли в центр зала, чтобы потанцевать. Аксель, отвлекшись от раздумий, с удивлением обнаружил, что его тоже приглашают: симпатичная соседка по барной стойке, оказывается, уже несколько секунд пыталась привлечь внимание охотника. Не дело отказывать даме, даже если у тебя омерзительное настроение. Аксель натянул на лицо улыбку и предложил девушке руку, постаравшись выбросить дурные мысли из головы хотя бы на время танца – тем более что, не будучи опытным танцором, охотник всецело сосредоточился на своих движениях, чтобы не попасть впросак. Облегченно выдохнув, когда танец закончился, Аксель поблагодарил партнершу поклоном. Удивительно, но настроение стало чуть лучше – приятно, когда на тебя обращает внимание симпатичная девушка. Даже если ты не знаешь ее имени.

А по возвращению к нагретому месту за стойкой его ждал сюрприз: на соседнем стуле сидела гратта Эльза Лундквист, младшая и нежно любимая сестренка, и, прищурившись, с кривой усмешкой наблюдала за приближением брата.

– Я-то бегаю, ищу любимого брата, готовлюсь его утешать и поддерживать в тяжелый момент, а ты бессовестно флиртуешь с девушками и набираешься каким-то дешевым пойлом! Тебе не стыдно? Что скажет матушка, когда узнает?

Аксель почувствовал, что улыбка, которую он с таким трудом изобразил, когда незнакомка вытащила его танцевать, становится по-настоящему искренней и теплой. Сестру он был рад видеть всегда, несмотря на то, что в детстве они частенько ссорились по пустякам, да и позже их общение не всегда было безоблачным и мирным. Взять хотя бы выбор сестрой будущей профессии. Аксель едва не наговорил грубостей, когда узнал, что Эльза решила стать журналисткой. Трудно передать гамму эмоций, которые он ощутил, когда радостная и довольная, на одной из семейных посиделок сестра похвасталась, что вопрос с поступлением на факультет журналистики уже практически решен. Журналистов Аксель, мягко говоря, не любил, и у него были на то причины. Ему хватило выдержки спросить, чем обусловлен выбор такой будущей профессии, и сестра тогда даже удивилась вопросу. Смешно подняв брови, она ответила: «Хочу, чтобы хоть кто-то писал про охотников правду!» Брата Эльза очень любила в детстве, а уж после того, как он уехал из отчего дома, чтобы научиться охотиться на одержимых, и вовсе стала считать настоящем героем, и ужасно им гордилась. Единственная из всей семьи она с самого начала была в курсе, в чем обвиняют Акселя и его наставницу, – девушку просветили одноклассники. Родителям она ничего не сказала, не желая волновать их, но в течение нескольких недель тратила все карманные деньги на всевозможные печатные издания, боясь увидеть сообщение о поимке или даже гибели любимого брата… Когда выяснилось, что грехи, приписываемые охотникам, оказались выдумкой и клеветой, девушка была в ярости. Именно тогда она решила восстановить справедливость. Если до этого Эльза не задумывалась о будущей профессии, то теперь со всем пылом ударилась в учебу. И налегала, прежде всего, на те предметы, которые могли помочь в освоении этой профессии в будущем. Преподаватели не могли нарадоваться резко возросшему прилежанию ученицы. С годами в своем выборе она не разочаровалась и продолжала упорно двигаться к цели, несмотря на явно демонстрируемое родителями и старшим братом Виктором недовольство столь странным выбором. «Это не женская профессия!» – возмущались старшие родственники, и Аксель их активно поддерживал, добавляя, что профессия эта еще и очень грязная. С Акселем по этому поводу они ссорились больше всего, пока последний не махнул рукой, решив, что переупрямить своенравную младшую ему не удастся.