Аксель Чумного района боялся. Он подозревал, что однажды ему придется побывать и там, но думал, что это случится в погоне за очередным одержимым. Тем не менее, он и не подумал отказываться. И дело было даже не в том, что ему хотелось помочь странной скрипачке, поступившей в обучение к призраку и скрывающей лицо маской. Просто именно сейчас, когда ему снова нужно было сунуться в опасное место, он внезапно понял, что засиделся на одном месте. Закис. Это нужно было исправить. Это был способ отвлечься от мыслей об одержимых, о своем одиночестве и о статье в газете, в которой охотников опять мешали с грязью.

– Ты пойдешь со мной? – спросил он Орчанку.

– Нет. Укажу, куда идти. Не могу сама, чужая сила корежит. Больно.

Аксель не понял объяснений, но удовлетворился ответом. Значит, он пойдет один.

– Они вошли недавно. Боятся. Найдешь их. Лекарь поможет, если безумие отступило.

– Сколько их?

– Четыре.

После этого Орчанка посчитала, что сказано достаточно, и направилась к переулку, ведущему в Чумной район. Аксель последовал за ней. О каком лекаре шла речь, он также не понял, но решил не переспрашивать – видел, как тяжело дается разговор призрачной танцовщице. Если раньше, в сумерках, ее можно было перепутать с живой разумной, то после сказанных нескольких слов Черная Орчанка стала казаться гораздо бледнее и прозрачнее.

Чумной район от остального города отделяла четкая граница. В свое время муниципалитеты рассматривали возможность огородить его стеной, но поскольку все опасные явления оставались внутри, деньги решили не тратить. Оберегать тех горожан, которые решат прогуляться в этом месте по собственному желанию, власти не видели смысла. Случайно забрести в Чумной район не смог бы даже слепой. Танцовщица остановилась перед самой границей – еще шаг, и ее ноги погрузились бы по щиколотку в плотный туман, который всегда струился над старой мостовой и никогда не выходил за границу. Она оглянулась на слегка отставшего охотника и, убедившись, что он подходит, подняла руку, указывая куда-то в темноту.

– Они ушли туда. Поняли, что мне туда не войти, решили замести следы. Думают, смогут пройти чуму невредимыми. Найди ее. – Голос в голове Акселя на этот раз был едва слышным. Охотник молча кивнул и шагнул в туман. Готовиться ему было не нужно, по давней привычке Аксель не выходил на улицу без необходимого охотнику снаряжения.

Город никогда не бывает безмолвным. Где бы ты ни находился, всегда слышны отголоски чужой жизни – стук шагов, поскрипывание вывески, раскачиваемой ветром, отголоски разговоров или дробный стук дождя по черепичным крышам. Чумной район был нем. Стоило сделать всего шаг, и охотник услышал тишину. Аксель слышал только собственное дыхание. Он не выдержал и оглянулся. Все так же шевелились сухие листья на одиноком дереве и качалась вывеска, но теперь Акселю казалось, что от остального города его отделяет прозрачное стекло. В Чумном районе не двигался даже воздух, только туман, взволнованный его вторжением, колыхался и вихрился, постепенно успокаиваясь. Тишина не была угрожающей. Казалось, это место внимательно рассматривает чужака, с неизвестными целями пришедшего туда, где для него не было места. Ждет его дальнейших действий, чтобы решить: позволить незваному гостю здесь находиться, или лучше растворить его в себе, чтобы он не нарушал своим существованием сложившийся здесь за века порядок.

Аксель подавил посетившее его желание шагнуть обратно – не для того, чтобы уйти, просто убедиться, что он все еще может отсюда выйти. Охотник не чувствовал страха, только напряжение. Он медленно направился в том направлении, куда указывала Орчанка.

Места, покинутые разумными, быстро меняются. Какие бы усилия не прилагались при постройке, здания начинают разрушаться, сквозь камни прорастает трава и кусты, и всего через несколько десятков лет становится трудно представить изначальный облик построек. Чумной район был неподвластен времени. Здесь все оставалось таким, как триста лет назад, когда закончилась последняя большая эпидемия. Аксель, несмотря на ожидание неприятностей, успевал заметить множество удивительных различий с современным Пенгверном. В свете масляных фонарей, неизвестно кем зажженных, он рассматривал слюдяные окна в домах, вывески магазинов с надписями, выполненными устаревшим шрифтом в соответствии с устаревшими правилами грамматики, непривычную форму черепицы на крышах – каждый глиняный фрагмент немного отличался от соседних. Тогда, триста лет назад, черепицу делали вручную, а стеклянные окна были доступны только для самых состоятельных жителей.

Никакой опасности поблизости не ощущалось, но Аксель все равно шел не торопясь, внимательно глядя по сторонам. Охотник старался не показать своей настороженности. Он сам не понимал, почему, но ему казалось правильным вести себя так, будто за ним наблюдает огромный злобный пес. Стоит показать свою неуверенность и страх, и пес набросится на него и вцепится в горло. Поэтому он шел, сохраняя осанку, и с беспечным видом рассматривал городские пейзажи. Через какое-то время ему удалось убедить себя, и он действительно расслабился и начал даже получать некоторое удовольствие от прогулки. И город вокруг него тоже начал меняться. Охотник не сразу заметил, что больше не идет в полной тишине. Детский голос раз за разом повторял слова знакомой с детства песенки:

Мелодия звучала на самой границе слуха, так тихо, что нельзя было понять, в самом деле он слышит эту старую считалочку, или ему просто кажется. В детстве Аксель не был прилежным учеником, на уроках истории он предпочитал играть с товарищами в морской бой, но рассказ учителя про эту песню ему запомнился. Она появилась как раз во времена эпидемии Черной смерти, когда город почти вымер. «Круг вокруг моей розы – это красная окантовка чумного бубона, – рассказывал учитель. – Специи заболевшие носили в надежде излечиться – тогда считалось, что их запахи уничтожают болезнь. И даже когда становилось ясно, что это средство не помогает, их все равно носили с собой – они заглушали ужасный запах гниющей плоти из лопнувших бубонов. И пепел тогда действительно покрывал чуть ли не весь город, от малейшего дуновения он взлетал в воздух. Это был пепел от костров, на которых тысячами сжигали тела умерших. Вот так, дети. Веселую считалочку, которую вы поете, придумали такие же дети, ваши ровесники. Вероятно, они знали, что умрут – может быть, они сочиняли ее, наблюдая смерть своих родных».

Песня звучала так, будто неизвестный певец, глубоко погруженный в свои мысли, повторяет привычные слова, не задумываясь о смысле. Голос не звучал угрожающе, в интонациях слышалась тоска по чему-то утерянному уже давно, но до сих пор не забытому. Аксель решил, что это место тоскует по тем временам, когда оно было живым. Охотник шел в тишине, нарушаемой только тихим, едва слышным голосом, и смотрел, как окна домов освещаются изнутри светом свечей, как иногда свечи заслоняют тени давно умерших жильцов. Он откуда-то знал, что эти тени не имеют никакого отношения к призракам. То, что он видел, было всего лишь ожившими ненадолго воспоминаниями, своеобразным представлением, разыгрывающимся для единственного зрителя. А может, дело было вовсе не в зрителе, и это представление разыгрывается не для него. Охотник пропустил тот момент, когда его прогулка перестала быть одинокой. Отведя взгляд от очередной картинки из прошлого, он краем глаза заметил рядом высокую, темную фигуру, укутанную в плотный бесформенный плащ. Аксель слегка вздрогнул и с трудом подавил желание отпрыгнуть от неожиданного попутчика. Чуть повернув голову, он смог подробнее рассмотреть спутника. Рядом с ним шел разумный в древнем костюме чумного доктора. В детстве Аксель не раз видел подобных ему на иллюстрациях в учебнике истории. Перепутать было невозможно – даже последний разгильдяй не мог не узнать эту маску с длинным клювом, шляпу-цилиндр с низкой тульей и плотный кожаный плащ, подметающий полами камни мостовой. Охотник обратил внимание, что в воздухе разлился запах ладана и чеснока – очень характерное сочетание. Чумные доктора во время эпидемии пытались этими запахами отгонять болезнетворный дух. Современные лекари расходились в оценке эффективности этого метода, но тогда других способов защититься просто не было.