Охотник несколько раз энергично тряхнул головой, прогоняя наваждение, и огляделся по сторонам. Оказалось, он не был единственным зрителем этого странного представления – несколько прохожих тоже недоуменно оглядывались по сторонам, удивляясь внезапному исчезновению артисток и своему собственному поведению. Постепенно вспомнившие о своих делах зрители разбрелись, и только Аксель еще долго задумчиво рассматривал пустой помост, покрытый осенними листьями, будто надеялся подробнее восстановить в памяти недавно увиденное. В конце концов, и он ушел, заметив, что уже совсем стемнело. По ночам площадь Старых Королей нельзя было назвать безопасным местом, припозднившийся прохожий рисковал нарваться на неприятности. Жуликов Аксель не боялся, но даже попытка ограбления – не слишком приятное переживание. Снова портить себе чудесным образом исправившееся настроение Аксель не хотел, так что он поспешил вернуться на оживленные улицы. Пора было возвращаться домой.
За ночь Аксель так и не придумал себе занятия на время отпуска. Проснувшись около полудня, он неторопливо позавтракал в трактире, который располагался на первом этаже дома, в котором он снимал квартиру, вернулся к себе и принялся наводить порядок в комнате. Он не так уж много времени проводил в своем жилище, но ограничиться протиранием пыли было невозможно. Дело в том, что у Акселя был домашний питомец. Охотник, вообще-то, не был уверен, что гремлина можно назвать именно питомцем – эти существа по своему развитию стоят гораздо выше, чем, скажем, собаки или хорьки. Гремлин, которого он когда-то спас от жестоких мальчишек, жил в доме Акселя уже несколько лет, но он прекрасно обходился без хозяина. Полуразумный зверек питался тем, что ему по просьбе охотника приносили служащие трактира, без труда освоил ватерклозет и вообще был достаточно аккуратен во всем, что не касалось механизмов. Единственная поверхность, которая не была занята плодами творчества гремлина – это кровать самого Акселя. Видимо, ее гремлин признавал личной территорией хозяина. Впрочем, и там каждый раз по возвращении с охоты Акселя ждала какая-нибудь особенно удачная поделка – таким способом гремлин выражал свою любовь и признательность. Время от времени Аксель терял терпение и устраивал грандиозную уборку, раскладывая то, что натворил питомец за время отсутствия, по ящикам в специальных шкафах и выбирая те экземпляры, которые можно подарить друзьям или отдать знакомым мастерам для ознакомления. Против уборки гремлин не возражал, демонстрировал явное удовольствие, наблюдая за стараниями хозяина, но сам до этого никогда не опускался.
Как ни старался Аксель, но уборка все равно заняла меньше четырех часов. Идти в трактир не хотелось, перспектива отправиться в публичный дом, как советовала драгоценная наставница, тоже не привлекала, а ложиться спать было еще слишком рано. Так и получилось, что охотник просто отправился прогуляться, и ничего удивительного, что он как-то неожиданно снова оказался на площади Старых Королей. Аксель сам удивился, насколько его обрадовали звуки скрипки, которые он услышал на подходе к площади, – меломаном он себя назвать не мог. Сегодня музыка была другая, но по-прежнему замечательная. Аксель отлично провел два часа и в этот раз даже не забыл бросить несколько монет в шляпу, лежавшую у подножия помоста, но снова не смог рассмотреть таинственную скрипачку. Впрочем, он не слишком расстроился и вообще решил не пытаться узнать что-нибудь об артистке – если уж ей так хочется сохранить инкогнито, значит, у девушки есть на то свои причины, не стоит ей мешать. Нельзя сказать, что его не мучило любопытство, просто он решил, что не стоит мешать скрипачке только для того, чтобы удовлетворить свой интерес. «Маска, чего доброго, может вовсе перестать выступать, если поймет, что ею кто-то настойчиво интересуется», – решил Аксель и больше об этом не думал. Каждый вечер, подходя к площади, он немного волновался, опасаясь, что сегодня две танцовщицы не будут выступать и чудо закончится, но девушки – и живая, и мертвая – неизменно были там и неизменно исполняли свой танец. Артистки даже стали его узнавать – по крайней мере однажды, перед тем, как исчезнуть, Черная Орчанка улыбнулась и кивнула охотнику. Он был так удивлен, что даже усомнился в том, что видел, но потом все же решил, что ему не показалось.
Эти ежевечерние походы продолжались почти две декады, и однажды случилось то, что неизбежно должно было произойти. Аксель уже привычно вошел на площадь, но она была пуста, и даже как будто была темнее, чем обычно в это время суток. Сегодня здесь даже не было прохожих, только ветер лениво шевелил палую листву, да пустые особняки печально таращились на помост темными окнами. Охотник побродил несколько минут по площади, будто надеясь, что артистки появятся, а потом направился к выходу. Было немного печально, что сказка закончилась – Аксель был уверен, что больше ему не удастся присутствовать на необычном представлении. Если бы он не был уверен в твердости собственного рассудка, то подумал бы, что все увиденное было плодом воображения. «Нет, они реальны. И та девушка, и Черная Орчанка, – думал Аксель. – Но эти странные танцы не могли продолжаться долго. Любопытно все же, откуда взялась эта скрипачка? Как ей удалось договориться с орчанкой? И почему она скрывает свое лицо?».
Охотник вошел в проход между домами музейного комплекса и ускорил шаг. Настроение у молодого человека было лирическое. Он решил больше не приходить на площадь. «Воспоминания об этих замечательных представлениях в любом случае останутся со мной, так не стоит портить их бесплодными попытками увидеть концерт еще раз. Возможно, я наткнусь на них еще когда-нибудь, но это произойдет случайно. Чудеса не любят слишком пристального внимания. Возможно, скрипачке не понравилась моя назойливость, и теперь они устраивают свои танцы где-нибудь еще».
Именно в этот момент охотник увидел Черную Орчанку. Она появилась внезапно, прямо перед Акселем. Он вздрогнул от неожиданности и едва успел остановиться. Молодой человек задрал голову, с некоторой опаской вглядываясь в лицо призрака. До сих пор ему не приходилось видеть орчанку так близко, он всматривался в ее лицо и поражался ее немного чуждой красоте. Все было немного слишком – слишком большие глаза, слишком алые губы, слишком тонкий нос… тем не менее, лицо орчанки было красиво. И еще оно пугало. Созерцание этого лица, обрамленного черными вьющимися волосами, вызывало чувство тревоги и неуверенности. Завороженный, Аксель не сразу обратил внимание, что орчанка не просто стоит, позволяя ему себя разглядывать. Она говорила! Ее губы двигались совершенно беззвучно, но, сосредоточившись, Аксель услышал шепот, который не имел отношения к колебаниям воздуха. Голос как будто звучал в голове, разобрать отдельные слова было невозможно, они звучали, будто многократно отраженное эхо – очень неприятное ощущение, и все же Аксель сосредоточился еще сильнее и смог наконец разобрать слова.
– Помоги! Моя ученица!
– Ученица? – Недоуменно нахмурился Аксель, но потом сообразил. – Та девушка, скрипачка, твоя ученица? С ней что-то случилось?
– Да! Трудно говорить с живым. Ученицу похитили мерзкие воры. Помоги! – Тон не походил на просьбу, скорее, это было похоже на приказ, но Аксель и не подумал обижаться. Тот факт, что Черная Орчанка, призрак, вообще обратилась к нему, был удивителен и напрочь отбивал всякое желание вслушиваться в интонации. К тому же он был совсем не против помочь попавшей в беду девушке, хотя бы даже просто потому, что чувствовал себя обязанным ей за восстановленное душевное равновесие. Расслабленность, в которой он пребывал последние несколько дней, мгновенно сменилась сосредоточенностью.
– Мне нужны подробности. Что случилось? Тебе известно, где ее держат? Уверена, что она еще жива?
– Жива. Слышу дыхание. Ее искали. Нашли. Увели туда. Владения Чумы. – И Орчанка указала рукой в сторону Чумного района.
Аксель выругался. Он мало чего боялся, но Чумной район был одним из тех мест, куда он предпочел бы никогда не заходить. Это место не подчинялось законам природы, в нем происходило множество странностей. Царство крыс и болезнетворных миазмов. Там никогда не появлялись одержимые – хотя бы потому, что там не было живых разумных. Поэтому и охотникам там обычно нечего было делать. Время от времени какой-нибудь из одержимых, преследуемый охотниками, пытался скрыться в Чумном районе, и тогда им тоже приходилось заходить на опасную территорию, однако, странное дело, ни разу ни один охотник так и не смог найти и убить одержимого, прячущегося в чумном районе. Чаще всего охотник, вынужденный идти за одержимым, просто переставал чувствовать его, и тогда поиски становились бессмысленными. Впрочем, некоторым из них удалось увидеть, почему это происходит. В какой-то момент вокруг одержимого начинал собираться туман. Он всегда струился в Чумном районе на уровне лодыжек, какая бы погода не стояла в остальном Пенгверне. Обычно он ничем не отличался от привычного тумана, но когда по старой мостовой шел одержимый, туман начинал подниматься, он собирался вокруг твари, густел, становился плотным… А потом рассеивался, и одержимого больше не было. Между тем, обычным разумным иногда удавалось беспрепятственно покинуть Чумной район, если они заходили не слишком далеко. Некоторые отчаянные банды даже устраивали себе здесь короткий отдых, в случае, если было необходимо на время залечь на дно. Впрочем, по слухам, тех, кто задерживался в Чумном районе слишком надолго, больше никто не видел. Была еще одна категория разумных, которые вынуждены были посещать это страшное место. Заболевшие чумой. Медицина Пенгверна далеко продвинулась со времен эпидемий черной смерти. С тех пор врачи многое узнали про болезнь, научились останавливать ее распространение, но победить окончательно так и не смогли. Если где-то в городе случалась вспышка чумы, в том районе моментально объявлялся карантин. Все передвижения внутрь и наружу карантинной зоны были запрещены, любые проходы охранялись. Заболевшего, как и всех, с кем он контактировал за последнее время, перевозили в специальные госпитали, причем перевозили люди, одетые в специальные костюмы, которые действительно защищали от болезни, в отличие от тех, что были изобретены во времена эпидемий. Все имущество заболевшего, включая его жилище, безжалостно сжигалось. Позже, после окончания карантина, магистраты компенсировали выжившим потери. А сам заболевший находился под пристальным наблюдением. Если врачи видели, что лечение не дает эффекта – а такое случалось очень часто, то оставался только один выход. После того, как у заболевшего вскрывался первый бубон, его под конвоем отправляли в Чумной район, отвозили почти в самый его центр, после чего люди в защитных костюмах оставляли повозку с пациентом и со всей возможной скоростью спешили покинуть страшное место. Им самим после этого тоже предстоял длительный карантин. О том, что происходило с пациентами в Чумном районе, никто не знал, но где-то один из трех бедолаг через несколько дней появлялся на границе с другими районами полностью здоровый и начисто забывший все, что происходило с ним в Чумном районе. О судьбе тех, кому не повезло вернуться, не знал никто.
