А еще боится Мадлен времени.

Бежит-торопится, страстно желает спасти своего государя - неопытного короля Радиуса. Пытается обогнать время, но не ведает совершенно, что творится там, за пределами лабиринта. Не знает Мадлен, сколько бежит: секунду или столетия. Здесь время не делится на минуты, секунды, часы. Время здесь течет потоком единым, мощным. Прошлое-настоящее-будущее, ночь-утро-день-вечер - все смешалось, все вихрится-закручивается, все давит на человеческий мозг, выносит его. Здесь время открывается девушке в истинной сути своей - не справляется Мадлен с таким знанием, задыхается, ловит ртом живительный кислород, но нет его в Кристальном лабиринте, нет и не будет. Не замечает Мадлен, что не дышит уж так, как прежде, изменились ее легкие. Но стоит ли знать об этой незначительной детали девушке, которая балансирует постоянно на тонкой грани истерики и бесчувствия?

Боится Мадлен, что выйдет из лабиринта, а там, в мире-то внешнем, уже столетия прошли, может, даже прокатился по измерениям Конец Света. Пробегала Мадлен Апокалипсис - не осталось ни одного человека на земле. Но не это страшит фею света. Что, если не успеет она предупредить Радиуса, вернее, не успела уже, и что тогда? Вдруг совершилось покушение, отец своего добился, покоится теперь в сырой земле хладный труп горячего юноши? Не простит себе этого Мадлен никогда, потому что… Сама уже не ведает, почему. Вдруг, бежит она уже здесь столетиями, а там, на Солярии, всего секунда прошла? И вырвется Мадлен вдруг внезапно-неожиданно в теплое летнее небо Солярии, помчится с самой огромной скоростью, на которую только способны тонкие крылья первого превращения, влетит в покои короля Радиуса, расскажет ему обо всем, заговорщиков накажут жестоко, поплатится отец, не любивший никогда дочь особо. Бежит-торопится Мадлен, старается перегнать время.

***

Мадлен бежит, чуть не задыхается, руки в кулаки сжимая, головой вперед-назад качая, стонет смачно, надрывно, балансирует на грани между истерикой и бесчувствием. В одну сторону качнется - заорет, заплачет громко, ударит по стене в отчаянии кулаком крепко сжатым: разобьет костяшки, покроются они алой сеточкой и долго заживать будут. В другую сторону - перестанет ощущать что-либо, превратится в валькирию белокурую, усталости не знающую, слабость презирающую и вперед бегущую, ибо важна цель ее. Такой и становится Мадлен постепенно, вперед подгоняемая, порой забывающая о еде, воде и отдыхе. Но живо еще в голове воспоминание о мертвом Клаусе. Сколько часов и дней назад было это? Или только секунда прошла? А, может, время вообще не двигалось? Такое вообще возможно? Мадлен сильнее запутывается во всем, но не останавливается, ускоряется, летит вперед, старается перегнать время, запинается-спотыкается о гладко-подвижный пол и в конце-концов резко падает, больно коленями ударяясь (синяки лилово-синие скоро поползут по ним), лицом со всего размаху в него чуть не врезаясь. В стеклянно-временно-водное покрытие, по которому круги уж волнистые расплываются. Падает Мадлен и не может встать-подняться. Давно уж по инерции тело бежит - ребра упругие ткани-органы поддерживают, мускулы колени сгибают, несут вперед постоянно немеющие ноги. Организм в автономном режиме работает, но чуть собьешь его, режим-то, так не восстановится он больше, не активируется. Лежит Мадлен пластом, тело не движется, не слушается, время мимо бежит, спиралями закручиваясь и альтернативными реальностями разветвляясь.

Выбилась. Теперь догонять, ведь время уже далеко ускакало. Мадлен сотрясается в истерических судорогах. Напряжение так снимается, нервы, раздраженные, растревоженные, успокаиваются и отходят. Время уж давно вперед убежало, а Мадлен лежит - не шевелится, не может встать, сил нет просто. Не так ли в Кристальном лабиринте умирают? Но не смерти Мадлен боится - не успеет она, не предупредит Радиуса, не исполнит долг верной солярийской подданной. Ради чего бежать тогда, ради чего существовать? А если еще покушение и свершилось, убит был Радиус, пока Мадлен в лабиринте пробегала, тогда что? Мадлен не понимает, не знает, не верит.

Почему нет выхода? Знает Мадлен, что испытывает лабиринт своих жертв, предлагает два окна-выхода им. Выберет человек верное - выйдет из лабиринта, неверное - навсегда там останется. Уж куда вернее Мадлен двигается - ради короля своего бежит, торопится, старается перегнать время, собой жертвует, отдыхом своим, покоем, лишь бы спасти Радиуса, уберечь от отца своего. Но выхода нет. Порталы, ведущие в другие миры, но нет среди них окна, которое вывело бы Мадлен на родную планету. Фея усиленно трет виски, соскребает ногтями короткими омертвевшую кожу, только мысленно это делает - поднять руки элементарно сил не хватает. Иллюзия переплетается с реальностью, различий нет боле.

Мадлен хочет понять, разобраться. Мадлен хочет вопить истошно, ибо ускользает от нее ответ постоянно. Почему не выпускает ее лабиринт, почему мучает, водит за нос? Мадлен находится на грани истощения. Она кожей чувствует, как вокруг (сверху, снизу, по сторонам) на нее взирает нечто… Огромное, зловещее и ко всему безразличное. На Мадлен смотрит лабиринт.

Где-то глубоко внутри зарождается мысль.

А что… А что, если… А что, если зайти с другой стороны? Под другим углом взглянуть на проблему? Обнаружить то, что плавало у кромки сознания готовенькое - возьми да в рот положи. Да только не задумывалась девушка раньше об этом.

Может, все-таки стоит расставить все точки над “и”? Может, стоит заглянуть внутрь себя, по-другому взглянуть на проблему-призвание? Может, наконец стоит признать… Признать, ради чего на самом деле бежит она?

Ради ли Радиуса? Ради ли того, чтобы исполнить долг свой перед королем, поставив интересы государственные выше интересов собственных? Ради ли этого?

Может, вся правда в том, что ей просто нравится иметь цель? Цель, от которой не отступиться, которую не предать и от которой не отречься? Цель, ставшую ее руками-ногами? Цель, ради которой она так быстро и уверенно мчится через лабиринт?

Уже ближе, но, может, стоит копнуть чуть глубже? Что, если ей нравится бежать? Нравится это состояние сосредоточенности, собранности, напряжения тела, нервов и души? Нравится чувствовать жаром ребра режущие, что стонут и болят нестерпимо, затрудненное дыхание, ноющие колени и бешено, неритмично колотящееся сердце? Нравится эта бесконечная гонка, проверка на вшивость, борьба за выживание?

Что, если на самом деле от всего этого, от всех этих лишений, безысходности и безнадежности, она испытывает кайф, сладостный, дикий и приятную дрожь вызывающий?

И время… Может, стоит поумерить свой пыл и понять незыблемую истину - время нельзя перегнать? Не обогнать - догнать поток стремительный, могучий она пыталась, да вот только и это сложным оказалось. Удержаться бы на плаву, не выбиться из потока, не оказаться раздавленной им или заживо погребенной.

А еще… Еще принять, принять в последний момент самый то, что не хочется ей, чтобы бесконечная гонка прекращалась. Не состоит смысл жизни в том, чтобы спасти короля Радиуса, предупредить о покушении. Состоит смысл жизни этот в движении, непрекращающемся, красивом, возбужденно-диком, но главное бесконечном. Может, именно это стоит наконец понять?

Лежит Мадлен на твердо-изменчивом полу, видит, как круги под ее телом расходятся. Лежит, раздавленная, растоптанная, но себя познавшая, принявшая. Мадлен лежит побежденная, впервые не знающая, что ей делать дальше. Картина, кажется, проясняется.

А лабиринт хохочет, потирает руки, довольно почесывает упруго-большие бока, которых у него нет. Хитер Кристальный, весел, добродушен даже, если можно вообще про него такое сказать. Лабиринт больше не видит причин зазывать-запугивать, держать в себе девушку. Лабиринт выплевывает Мадлен, словно вишневую косточку. Исчезают бесконечные повороты-коридоры, растворяются. Мадлен лежит, немея, не сразу осознавая, что происходит. А когда понимает, не может поверить глазам своим. Океан, лениво бьющийся волнами о берег, солнце, правда, какое-то холодное, чересчур бледное и невыносимое, каменистый берег. Мадлен чувствует, что это не очередной чужой параллельный мир. А что-то такое… Родное, знакомое, правда и другое в то же время какое-то. Мадлен вглядывается-присматривается, тянется магией своей к солнцу местному, дабы напиться-напитаться энергией его, касается и вскрикивает. Не Солярия, не Магикс, но измерение Водных Звезд. Мадлен вздыхает. Кристальный не без причуд. Отсюда она уж как-нибудь выберется. Мадлен поднимает голову и встречается с равнодушно-заинтересованным взглядом Сиреникса.