- Ты умеешь, можешь.

Сиреникс молчит. Едкая морская соль деформирует, выедает, калечит жидкий огонь, превращая его в черное пламя, щиплет кожу, проходит сквозь поры-легкие, фильтрует воду, отсеивая планктон и другие мелкие частицы, перекатываются белые гранулы и дарят свежесть океанского бриза, еловых веток и хвойного леса. А еще соль очищает. Выскабливает хирургическим ножом гной, зараженную кровь, омертвелые клетки, язвы и незаживающие раны, закрывает края порезов, сдувает грязь, ил и песок, выпаривает мутагенные вещества и отходы, раздражает, щиплет, жжет и заставляет выть от боли, но возвращает вещам их начальную суть, очищает загрязненные организмы. Сиреникс умеет направлять соль и очищать живых существ от гноя и гнили. Если захочет, конечно. Все дело упирается только в желание. Дафну он очистил, вычистил, выпотрошил, вывернул наизнанку, но уничтожил все омертвелое, что висело в ней грузом застывшим, заново скроил и зашил органы, заставил функционировать системы. Что-то подобное просит Аркадия сделать и для чокнутого русала.

Аркадия молчит. Сиреникс думает.

- Зачем? Он пытался посягнуть на божественное. Очищу его - и вновь будет долбиться о трон он, вновь попытается завладеть Океаном, а нам спеши-расхлебывай. Неблагодарны такие, как он, не ценят того, что для них делают. Жалок русал. Жалок и слаб, нищ и труслив. Презренный представитель…

- Остановись. Но разве ты не хочешь потешить свое самолюбие? - улыбается загадочно Аркадия. - Подумай о том сладостном миге, когда будет умолять русал тебя о помощи, когда будет видеть в тебе единственного спасителя и избавителя. Яви себя во всей красе и наслаждайся моментом.

Сиреникс неодобрительно фырчит. Умеет Аркадия поймать за слабые ниточки - схватит крепко и плетет тугой узел, смоченный в морской воде и высушенный на невыносимом солнце. Не развяжешь потом такой узел, сколько ни кряхти и ни стони от натуги. Знает Аркадия слабые места змея и тянет за них, уверенно вяжет-прядет. Сиреникс любит себя. Любит то, из чего состоит. Любит силу, данную ему. Любит издеваться над слабыми, показывать могущество и превосходство свое, извивается кольцами змей и шипит, видя в глазах презренных страх и ропот, ненавидит пресмыкаться, как какие-нибудь гады ползучие, но вынужден делать это порой, ибо есть существа и вещи сильнее его. С трудом, но принимает это василиск. Представится возможность показать себя во всей красе - Сиреникс тут как тут, всегда на первом месте. Тританнус трансформации не нравится, ибо глуп он, туп, да еще и причинял вред Дафне, шарахал заклинаниями в нее и заставил содрогаться от боли. При воспоминании об этом Сиреникс шипит злобно и озирается по сторонам. И все же… Все же, если есть шанс.

- Скудоум и туполом. Умеешь ты уговаривать, та-что-получила-самые-первые-крылья. Очищу я русала, если так желаешь ты того.

Аркадия победно улыбается, ибо знает фея, что не отказал бы ей Сиреникс, ведь то была ее личная просьба. Знает это и змей, потому устало закатывает глаза, ибо надоедает ему порой играть в такие игры, но с Аркадией можно и потешиться. Теперь, когда просьба феи удовлетворена, она медленно поднимается и встает голыми ступнями на влажные прибрежные камни, которые смачивают тихо рокочущие волны. Блестят ее крылья, переливаются волшебной пыльцой, что сыплется с них и жжет немного вздувающиеся бока Сиреникса. Шипит змей и окунает голову в прохладную воду - испытывает истинную благодать. Больше не валит пар от голубой чешуи, теперь василиск снова в своей родной стихии. Поднимается Сиреникс над водой и смотрит, как взлетает в воздух самая первая фея и движется прочь отсюда на своих верных крыльях, крепких и сильных, способных противостоять самому сильному ветру. Абсолютно воздушное существо, нет в ней течений и бурных потоков Океана, таинственного сумрака морских глубин, зреют в ней зерна света, сыплется пыльца с крыльев, что с легким шипением испаряется, падая в блуждающие волны.

Глядит Сиреникс ей вслед и уж собирается рвануть на дно морское, как слышит вдруг характерное чавкание и причмокивание. Вздрагивает Сиреникс и оборачивается резко, встречаясь с взглядом слезящихся маслянистых глаз-бусинок.

- Зачем пожаловал, паразит? - Сиреникс насторожен. Что-то не так с Беливиксом, глаза его не вертлявые и хитрые, как прежде, а заплывшие будто, лоснящиеся. Двигается паразит к змею, переваливая тучные бока и поскальзываясь на мокрых камнях, растекается грязевой массой цвета крем-брюле, оставляет везде липкие разводы. Но с каждым движением замедляется скорость, все тяжелее становится дыхание, а розовый мясистый язык устало волочится по земле, подминаясь под жидкую бесформенную массу, режут его жалобно позвякивающие крылья вырвиглазных кислотных оттенков с аляпистыми и пестрыми рисунками, сливающимися в безвкусное месиво. И как только феи могут на это купиться?

- Помоги… Очисти… - просит Беливикс, и каждое новое слово дается ему с трудом, с одышкой выходит.

- Зажрался, гад. Нажрался мозгов фейских так, что не переваривает их твой желудок, - хохочет Сиреникс, глумясь и издеваясь над трансформацией. Не любит паразита василиск, как и не любит остальные трансформации. Дай ему повод поиздеваться и вылить ушат ледяной отрезвляющей правды - змей всегда в первых рядах, да еще перцем черным приправит да едкой солью присыплет.

Беливикс молчит да стонет. Делает еще один шаг к седогривому Океану, пытается войти в его ласковые бархатные волны, да не может двинуться больше, заваливается набок и дышит тяжело, рыгая и выпуская отравляющие газы, но не может вздохнуть полной грудью и ощутить свежесть кислорода. Беливикс - паразит от мозга до костей. Жрущая тварь, которая не может наесться. Жрет Беливикс, чавкает, причмокивает от удовольствия, глотает жертву свою огромными кусками. Не является Беливикс гурманом, все идет ему в пищу, любой мозг и любая личность феи, что превратится потом в гламурную и капризную девицу. Беливикс жрет-нажирается, полнеет, толстеет и увеличивается в боках, пока не воткнет в свою жижу еще одну пару аляпистых крыльев.

Но всему, оказывается, есть предел. Зажрался Беливикс, зажрался паразит, наелся-накушался на шести вскормленных славой, тщеславием и собственным эгоизмом с гордыней девушках, так раздулся, что необъятным брюхо стало. Но не справляется желудок, не переваривает больше “пищу”. Отчаянно булькает, болит, ходит-гуляет и причиняет Беливиксу невыносимые боли. Тухнет пища внутри, гниет, стремится наружу. Вытекает жир из толстого пуза, сочится желтоватым, выливается через глаза, выходит вместе с рвотой из огромного рта и остается на влажных камнях. Не шевелится Беливикс, не может, ибо дошел до конечной точки, так ожирел и откормился, что не способен вместить в себя больше и справиться с тем, что есть. Болит желудок, распирают стенки, грозят лопнуть, и взорвется тогда трансформация изнутри, потечет все непереваренное прочь и унесется вместе с водами Бескрайнего Океана, где отфильтруют его гранулы соли.

- А ведь был ты когда-то совсем другим. Помню еще твою истинную форму, - Сиреникс тошнит-отворачивает от беспомощной туши, что не может успокоить желудок собственный, что жалобно стонет, рыгает и выдыхает несвежие запахи. - Разжирел ты на человеческой вере, откормился… Лишь в глазах твоих еще вижу суть изначальную, да и они уже заплывают. Что сделал ты с собой, паразит?

Беливикс молчит - не отвечает. Сиреникс смотрит на тучное и грузное тело, на сальный язык, слушает одышку, вдыхает запахи гниющей пищи и размышляет, могут ли в паразите появиться личинки, мушки и черви, ведь столь благодатная среда пропадает. Отложили бы яйца, вывели потомство и жрали монстра изнутри, погибал бы он от собственной сути.

- Я могу очистить, но ты вернешься к своей истинной сути, - наконец, вздыхает Сиреникс. - И придется отпустить все крылья, что держишь у себя в плену.

- Нет! - тихий хрип, что должен быть криком протеста, звучит сипло и как-то глухо. Беливикс смотрит затравленно и не желает расставаться с таким трудом нажитым богатством. Жаден паразит, жаден и скуп, крепко держится за мясистые бока, сильнее втягивает в себя жалобно позвякивающие крылышки.