Аркадия теперь - старый и верный друг Сиреникса, та, чьего общества он не тяготится, где с удовольствием отдыхает и расслабляется даже. Аркадия - пример того, что и среди представителей человеческого рода встречаются достойные, правда, редко довольно, но встречаются. Сиреникс это понимает, признает и учитывает.

- Что-то тих и смирен ты в последнее время, змей. Что тревожит сердце твое? - Аркадия не спешит, выжидает. Ленивая перебранка, возможная лишь между этими двумя.

- Ты думаешь, оно у меня есть? - Сиреникс вполне серьезен, ибо он есть сила изначальная, абсолютная, существо, не созданное для плотских удовольствий. Кто же знал, что даже у змея может проснуться желание - дикое, острое, необузданное и изворотливое? У трансформации внутри нет семени, которым он мог бы оплодотворить человеческих и не очень женщин, половые органы отсутствуют у гада Океана, только хвостом, упругим и легко деформирующимся, входит он в свою жертву. Неудобно? Сиреникс так не считает. Томительные и множественные оргазмы его жертв говорят об обратном.

- Но что чувствуешь ты к той девушке, змей? Очередная жертва, что похоронишь на дне морском? - смеется Аркадия. Она, как и все настоящие феи, ласковая, мудрая, порой нежная, порой твердая, стальному стержню подобная, а еще бесконечно и невероятно добрая. Свет и Аркадия - синонимы. Более чем. Но никакой наивности, ханжества или тупых псевдоидеалов, процветающих в современном мире. Сиреникс уважает и добро, и зло, ибо они есть понятия изначальные, как и он сам.

- Нет, - высовывая от нетерпения язык, отвечает змей, - пожалуй, нет. Пока я хочу наслаждаться еще.

- Сколько?

- Что “сколько”? - Сиреникс шипит и с шумом вдыхает антикислород. Тяжело ему, змею, ибо, хоть и есть у него ноздри, но не так они развиты, как жабры, в воде лишь появляющиеся, потому тяжело вздуваются, расширяются и отчаянно тянутся за нужными для жизни веществами. Хоть и более привычен антикислород для змея, чем воздух нашего мира, все равно морская вода лучше и чище, богата свежестью и гранулами соли.

- Тяжело дышать, змей? - Аркадия понимающе смотрит на него. - Войди в море, окуни-окати свою голову прохладной водой, что тут же на проклятом солнце испарится, и возвращайся ко мне.

Солнце здесь и вправду проклято. Знойное, томительное, невыносимо белое, так, что глазные яблоки лопаются, лишь взглянешь на него, безысходность, безгласность и безбрежность в своих лучах выражающее. Всякий, кто пробудет долго под солнцем тем, изменится, мутирует, поменяет суть-структуру. Но безвредна эта мутация, не отравляет она организм, как нефтяные отходы. Всего лишь деформирует его, как и весь антимир. Так поступил он и с Аркадией, слепив из первой феи существо, пригодное для жизни в измерении Водных Звезд, сделав ее Древней и поместив вне времени и пространства. Сиреникс же странен сам по себе, потому и нечего ему бояться мутаций. Но солнце высоко в сизом небе его все же смущает, нервирует. Ирреальную тревогу рождает оно.

Сиреникс понимает, к чему клонит Аркадия. Бескрайний Океан фея любить так и не научилась. Может, конечно, войти, но все же опасается часто, помочит ступни и снова прячется на островках земли или в Золотом королевстве. Сиреникс неодобрительно шипит. Океан изгоняет ее, ибо чувствует чужую. Аркадия - дитя Энчантикса, вскормленная его молоком, опоенная его кровью, обласканная его светом, внявшая его сути. Энчантикс и Аркадия настолько срослись, настолько стали одним целым, что порой Сиреникс думает даже, что самая первая фея и есть он сам. Сиреникс не может смотреть на Энчантикс, ибо слишком светел он, слишком могуч и мудр. Пресмыкается гад, как положено его сути, шипит, сопротивляется, но терпеливо ждет оглашения приговора и уступает Энчантиксу. Ибо Сиреникс не глуп и свое место знает. Нет, не может быть Аркадия самой благословенной из трансформаций, ибо слишком хорошо им вместе и уютно. От Энчантикса же хочется побыстрее уползти, спрятаться-скрыться.

- Дай пророчество.

Аркадия, как и все Древние, как и наиболее могущественные жители измерения Водных Звезд, видит все временное пространство. Не различает она ни настоящего, ни прошлого, ни будущего. Столетия потребовались, чтобы смогла Аркадия признать и понять истинную суть вещей, но годы не прошли даром, и теперь фея оттачивает это искусство до совершенства. Вихри, спирали, сферы и трапеции закручивают потоки времени, то текут прямолинейно, уверенно прокладывая себе путь, то извиваются руслами податливых рек, то разветвляются, образуя сеть ручьев и каналов, что являются альтернативными реальностями - хлипкими конструкциями, что граничат настолько тесно друг с другом, что иной раз переплетаются, завязываются в крепкий узел, и наступает в измерениях путаница и хаос. Путешественники во времени должны быть предельно осторожны, ибо могут порталы их и дыры сместить-порвать тонкие, едва заметные стены, спутаются альтернативные реальности, произойдет куролесица. Аркадия видит все вариации событий, как и Сиреникс, но порой еще удивляется этому, а змей искренне не понимает ограниченной слабости человеческого зрения и подтрунивает над феей. Но он любит, когда Аркадия дает пророчества. Пророчества вообще его забавляют, веселят, заставляют улыбнуться или хохотать до упаду, ибо есть люди, которым порой удается обойти ограничения слабого человеческого мозга, и тогда видят они весь поток времени, ощущают будущее и прошлое в настоящем, но не выдерживает хлипкое строение такой нагрузки - отрывочные, неполные получаются картины и видения. Иносказательно потом описывают их провидцы, дают предсказания, зная, что в будущем совершится. Порой виднейшие ученые и колдуны бьются лбами о стены, ломают головы свои, чтобы разгадать очередное пророчество, что какой-нибудь безумный маг подсмотрел случайно, ужаснулся и передал так, как смог, стараясь не упустить ни малейшей детали.

Сиреникс прекрасно знает, что и как произойдет через месяц, год, тысячу лет, но любит, когда Аркадия иносказательно дает пророчество, предназначенное дочерям человеческим. В голову феи посылает она загадку-ребус, бьется фея, дубасит о деревянный стол кулаком, разбивая костяшки до крови, расшифровать-понять пророчество обязана она. Так Аркадия помогает особо полюбившимся ей людям. Сиреникс смеется, ибо не понимает в этом нужды. Возможно, говорят еще в Аркадии отголоски ее человеческой сути. Сирениксу хочется посмеяться сейчас, понежиться, вот он и просит.

- Дай пророчество.

- Если выполнишь одну мою просьбу, - знает змей, что не просто так пожаловала самая первая фея, нужно ей что-то от василиска, томит она его и оттягивает момент, но однажды выльется наружу правда.

- Какую?

- Он умирает, еле дышит и еле переставляет-передвигает свой хвост. Очисти его… - тихо просит Аркадия.

- Чокнутый русал? - Сиреникс давится тихим смешком, помнит он, как долбился, как бык о стену, Тританнус о тронную защиту. Не признавал трон в блудном принце достойного наследника, отшвыривал его, поражал высоким напряжением и шипящими электрическими молниями сотен скатов, терял принц свой чудовищный облик, но не желал понять истины и бился, и бился, и бился. Тешился Сиреникс, хохотал-смеялся, глядя на красного от натуги русала с шальными нервишками, как орал тот в бессильной ярости, клялся уничтожить все вокруг и неумело кокетничал с ведьмой льда. Сиреникс хорошо ее помнит. Достойная девушка. Как и ее подруги. Была. Были. А еще они причинили вред Дафне, и жестоко наказал их змей, вырвав крылья-щупальца с корнем и цельными кусками мяса, скормив тупым рыбам, что и рады сытному угощению. Линяющей чешуей сползли их костюмы, переработаны были и впитались в морской песок, удобряя его и давая начало морским водорослям, что будут душить в своих объятиях прекрасных дев, в которых будут путаться медузы и, тяжело помахивая ядовитыми шляпками, биться в предсмертных конвульсиях. Окровавленные спины девушек зажили не за один день, но лишил их Сиреникс памяти, и не вспомнят ведьмы абсолютно ничего, даже не зададутся вопросом, куда это делась странная и секретная трансформация. Те-кто-ворует-силу должны быть наказаны.