- Ты хотела им обладать без остатка, - вот он же умеет сказать те же самые слова без ледяных интонаций, но они все равно все режут внутри. - Я говорил тебе, что это разрушающее обладание. Не получилось с ним, ты переключилась на меня. Ведь так же, Серв? - Серведжина. Очень. Медленно. Цепенеет. Как… - Ты пыталась найти во мне его копию, заменить его мной. Но ты же не воспринимала нас как людей. Ни моего папу, ни меня. Ты увидела в папе только определенной набор черт, который привлек тебя. Ты не хотела считаться с ним целиком. Ты не хотела видеть в нем человека. Ты только желала им обладать. Ведь в конце концов ты получила то, что хотела, так? Получила. Но испытала ли ты от этого счастье?

- Нет, это было не то, - очень слабым голосом, напоминая самой себе маленькую девочку, говорит Серверджина.

- Игрушки, вещи, мы для тебя все кто угодно. Кроме живых людей со своими чувствами и желаниями. Но тебе неинтересно с послушными куклами, да? А вот моего папу в своих снах ты почти таким и сделала. Поэтому и зашла в тупик. Не знала, что делать дальше.

Она не хочет думать, насколько он прав. Но ее больше заботит другой вопрос, и почему-то от того, как именно он ответит, сейчас, как ей кажется, зависит гораздо большее, чем даже от этих страшных выводов.

- Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Если ты знаешь, что и тебя я хочу сломать, почему вообще сидишь здесь? Ты должен…

- То, что я должен, решаю я сам, - как-то странно цедит Ян, и внутри Серверджины все сжимается. - Да, я знаю. Знаю это очень хорошо. Но мне почему-то не кажется, что ты такая… Способная идти по головам и не способная видеть в людях людей. Ошибаются все. Это нормально. Ты просто ошиблась. Но никогда не поздно исправить…

- Иногда поздно, - зачем она это говорит, непонятно.

- Да, - как-то слишком легко соглашается с ней Ян, - иногда поздно. Но, слава Дракону, мы вроде до такой степени еще не дошли. Послушай, - вдруг его тон снова меняется и становится каким-то озабоченным. - Если тебе никто этого не говорил, я скажу. Ты хорошая, Серверджина. Ты очень, очень хорошая. И то, что ты в чем-то ошибаешься… Идеальных людей не бывает.

- Бывают. Ты, - шепчет Серведжина, по губам бежит какая-то странная улыбка. Дракон, она просто… Да просто не заслуживает такого человека рядом. Такого доброго и отзывчивого человека. Он прекрасно знает, как она к нему относилась - и относится? - но все равно хочет помочь, причем искренне. И совсем не держит на нее зла. А сердился он потому (осознание всегда приходит внезапно), потому что она подвергла себя опасности по его мнению. Он волновался за нее. Подумать только, он за нее волновался.

- Не бывает идеальных, - чуть хмурится Ян, а Серверджина вдруг как будто бы впервые за весь вечер замечает, что он ее обнимает. Это странно, потому что даже во время секса он никогда так долго не держал ее в своих руках. И вдруг в ней формируется странный порыв, которому Серведжина поддается, но с большим сомнением. С большим сомнением она кладет голову ему на плечо. И замирает. Странные ощущения. От этого не легче и не тяжелее. Но не сделать она этого… Любопытство сгубило? Возможно. Но все-таки голову она не убирает, так и склонив его набок, чувствуя, как тоннель в мочке уха врезается в ее кожу.

Пускай, пускай думает, как ему хочется. Бывают. Бывают идеальные люди. Только они, как правило, совершенно себя такими не считают. И когда им начинаешь это доказывать, они только отнекиваются, и меньшее, что хочется в итоге сделать - это просто врезать им по лицу.

Будь Серверджина не сдержанной, воспитанной в традициях аристократии Эраклиона и рода Рафстер, с обязательным умением держать лицо и выходить победителем из любого сражения, она бы, может, и сделала так. Будь она горячее, эмоциональнее, порывистее, она бы так и поступила. Увы, упрямство не всегда шагает рука об руку с упрямой головой.

Но сегодня держать лицо с каждой минутой становится все сложнее и сложнее. А то, что она уже давно уронила его, Серведжина понимает только сейчас, все еще лежа на его плече.

И - что самое главное - он так и не высказал ни слова против.

- Слушай, - наконец после некоторого времени молчания задумчиво, но все еще взволнованно говорит Ян. - Серверджина, ты можешь сделать то, что я тебя прошу? Пожалуйста, - и это так звучит, что Серверджина готова сделать что угодно, лишь бы он перестал, перестал так печалиться. - Иди спать, пожалуйста. Тебе нужно поспать, ты и сама знаешь. Но… Без моделирования. Пожалуйста.

Серверджина не говорит слов “после того, что было, я уже не смогу заснуть”.

- Хочешь, я могу остаться с тобой? - предлагает Ян, и Серверджина резко поднимает голову, глядя на него как-то… Даже серьезно.

- Зачем? - а в голосе - сталь. Почти как всегда. Но дрожь-то тоже пробивается.

- Тебе нельзя сейчас оставаться одной, - замечает Ян. - Если хочешь, мы можем спать сегодня вместе.

- Спать?

- Да, спать, - уверенно повторяет Ян, но тут же поспешно уточняет. - Без секса, Серв. Я имею в виду, я просто могу заснуть рядом с тобой, чтобы ты… Не чувствовала себя одинокой.

И снова у Серверджины в горле образуется противный ком. Спать… Никогда и ни с кем просто так в одной кровати она не спала. Заснуть с кем-то для нее уже давно стала синонимом “сначала потрахайтесь после того, как хорошенько надрались”. До беспамятства, с теми, голубенькими. Потрахаться и вырубиться, чтобы было все равно, с кем, где и по какой причине. В такие моменты все равно ни один не замечл другого - каждый находился глубоко в самом себе.

Даже с Яном она не спала… Вот так. Просто ей даже в голову это не приходило.

- Хорошо.

- Тебе нужно в душ, Серв, - Ян по-прежнему обнимает ее, - и приготовиться ко сну. Мне тоже. Давай, чтобы было быстрее, сразу телепортируемся в твою комнату?

Серверджина лишь согласно кивает. Когда живешь в огромном родовом поместье, где большинство комнат пустует, где чувствуешь себя своим-чужим, где вроде бы близким людям нет друг до друга ровным счетом никакого дела и все сразу же стремятся разбежаться по своим покоям, то тогда меньше всего заморачиваешься по поводу того, кого приводят твои вроде бы родные и кого приводишь ты сама.

Ян очень аккуратно переносит их обоих в ее комнату, путь к которой он уже успел запомнить - сколько раз он прерывисто дышал на огромной кровати с шикарнейшим балдахином - в лучших традициях богатых семей.

И свой пристроенный к спальне Серверджины душ - чтобы хранить свои секреты и чтобы никто не покусился на ее пространство. Ян отправляет ее прямиком под струи горячей воды. Почему-то Серверджине кажется, что он вполне мог стоять под дверью все это время, просто карауля, чтобы она не отключилась прямо там. Нет уж, она не настолько… Как он думает.

И все-таки под горячими струями Серверджина думает обо всем и одновременно ни о чем. Выскальзывает она - заходит Ян, и на какое-то время она остается одна, в полутемной тишине спальни.

- Я никогда не понимал, как можно спать на таких огромных кроватях, - Серверджина цепенеет, когда Ян легко пробирается к ней и снова закутывает ее в одеяло, наглейшим образом сминая прекрасную композицию, которую прислуга, работающая на Рафстеров, так тщательно сооружала утром.

- Вообще-то так не…

- Вообще-то ты по-прежнему дрожишь, - замечает Ян. - По-моему, эта огромная кровать с такими холодными одеялами, которые толком и тронуть нельзя, - просто издевательство.

Возможно. Она не думала об этом.

Просто не осталось сил на такое. Но вдруг Ян делает что-то странное, что заставляет Серверджину вздернуть брови от удивления. Он не устает поражать. Легко скользя по ее щекам большими пальцами, он осторожно распускает ее забранные волосы и тихонько гладит ее по вискам.

Серведжина с сомнением замирает. Не приятно, но и не мерзко. Странно. Она никогда в этом не нуждалась. Но попросить его прекратить почему-то не хочется, так же, как и убирать голову с его плеча тогда.

- Папа всегда так успокаивал маму. Это всегда действовало, - видя ее замешательство, поясняет Ян.