Она вспоминает.

Но в этот раз ее глаза от удивления расширяются, когда она вдруг понимает, что ее заворачивают в теплое одеяло, словно в кокон. И это настолько… Настолько странно, что вопрос сам собой срывается с губ.

- Что?

- Ну и зачем? - мрачно уставляется на нее Ян, присаживаясь рядом. - Зачем, ты можешь мне сказать? - Дракон, оказывается, он умеет смотреть, как его отец. Серведжине бы сейчас застонать, но в ее глазах отражается только… Растерянность?

- Ты понимаешь, что с этим не шутят?

- Ян, - ее хватает только на то, чтобы назвать его по имени, но Серверджина замолкает, снова встретившись с ним взглядом.

- Это, конечно, не астрал, - вдруг усмехается Ян, причем как-то… Зло, отстраненно, по-чужому, что у Серверджины вдруг сжимается сердце, а внутри раздается вопль: пожалуйста, перестань! Пожалуйста, вернись, милый мальчик по имени Ян, у которого не бывает вот такого серьезного взгляда и таких почти ледяных интонаций, от которых внутри от ужаса все сворачивается. Пожалуйста, не надо. - Но тоже опасная штука. Несмотря на то, что эти твои сны ты моделируешь явно с помощью собственной магией, которая вроде бы безопасна, затягивает это так же.

- Причем тут астрал? - чуть удивленно спрашивает Серверджина.

- Не думай, что я тебе читаю просто нравоучения, - Дракон, убери, пожалуйста, эти интонации. Будь таким, каким был ты раньше. Не ломайся, не давай себя сломать, пожалуйста. Да что с тобой. Неужели он так переживает из-за… Из-за нее? Дракон… - Мне отлично знакомо это чувство, когда… Нечто, сильнее тебя во много раз, затягивает. И один ты уже в конце концов не справишься. В моем случае это был астрал.

И она заторможенно слушает, пока он рассказывает. Даже не спрашивая, хочет ли этого она сама. С какой-то поспешностью, той же злостью, пока она зачем-то отчаянно молится про себя, чтобы он замолчал или хотя бы… Хотя бы заговорил так, как раньше.

Но Серверджина слушает все, до самого последнего слова, а Ян все говорит и говорит. Она узнает и про то, как его родители приняли решение родить его на свет, и как он сходил в астрал и какие (не)последствия оттуда вынес. Что если бы не вмешательство знакомой ведьмы, кто знает, рассосалась бы эта связь сама собой или нет.

- Я ни за что не сунулся бы туда просто так, - сухо продолжает Ян. - Но даже когда я ходил туда с определенной целью, мне хватило ума прекратить это, когда я почувствовал, что ситуация вышла из-под моего контроля. А ты продолжаешь моделировать свои сны снова и снова. Зачем ты намеренно себя губишь?

Он чужой. Абсолютно чужой. Хотя он всегда был таким, но сейчас особенно. Серверджина не хочет признаваться, но ей страшно, она понятия не имеет, как вести себя с таким Яном. Видел ли кто-нибудь его вот таким?

- Зачем ты вообще вытаскиваешь меня? - она все-таки не может не спросить его. - Зачем тратишь силы на…

- Может быть, потому что мне не все равно, что происходит с тобой, Северджина? - а вот это сказано, пусть и с теми же ледяными интонациями, которые словно стальные иголки закрадываются под кожу, но с какой-то поспешностью и… Укором?

А вот Серверджине почему-то рассмеяться хочется.

- Не надо, - мотает она головой, все также завернутая в одеяло, - не надо врать. Ты любишь ее.

- А ты сбегаешь в сны к моему папе, - парирует Ян и, встречаясь с ошарашенным взглядом Серверджины, поясняет: - Тогда ты все мне рассказала.

Она замирает. Что? Она не могла. Не могла столько наболтать ему. Или… Но даже если и так…

- Я уже давно делаю своим тебя, - шепчет Серверджина в каком-то полубезумстве, леденяя от собственных слов и не понимая, кого ей хочется убедить в них больше, себя или его, - он уже давно не моя панацея.

- Никого не надо делать своим. Ни его, ни меня. Люди - не вещи, чтобы принадлежать кому-то. Их не надо ломать и поглощать до самого конца. Ты можешь сильно желать обладать кем-то, но знаешь, вот что точно не панацея, так это попытки такого обладания. Можно сделать только хуже и больнее другим людям. Когда поглотишь их без остатка и разочаруешься, в конце концов оставив их, они с трудом вернутся к жизни без тебя, если вернутся вообще. Потому что к тому времени ты уже слишком сломаешь их и подстроишь под себя.

Серверджина почему-то дрожит, слушая эти слова. Дрожит, широко распахнув свои глаза. Его слова как будто проходят сквозь нее, долго не задерживаясь. Но легче от этого не становится, ведь они звенят, крупными буквами закрепляясь внутри.

Ян говорит страшные, даже ужасные вещи. Потому что их не хочется слышать. Хочется попросить его заткнуться, но Серверджина не может, потому что впервые за двадцать три года своей жизни почувствовала себя абсолютно беспомощной. У нее словно выбили почву из-под ног.

Раньше у нее была собственная подушка безопасности, ее сны. Но теперь забрали и ее. Оставшись без надежного тыла, Серверджина словно пошатнулась.

И это оказалось ужасно - чувствовать себя такой. И вдобавок еще и слышать сухие, ранящие, врезающиеся в сознание слова. Сказанные без всякой деликатности, присущей Яну. Он не пытался щадить ее. Он просто говорил: отстраненно и зло, так, как оно есть.

Она бы правда поняла, если бы он злился на то, что она представляла в течение долгого времени, как крутит роман с Велигдом Лайтмером. Но он злился совершенно не на это, а на что, Серверджина пока понять не могла. Но все это ей очень не нравится.

Все внутри кричит о том, чтобы вернулся прежний Ян, но Дракон будто ее не слышит.

- Разрушающее обладание никому счастья не приносит, - продолжает он, - ни тебе, ни тому, кем ты так стремишься обладать.

И Серверджина, к своему ужасу, даже не понимая этого, кивает. Кивает, соглашаясь с каждым его словом. Беззащитная, беспомощная, она просто сломалась под его напором.

Его ледяной, тяжелый взгляд и ее - растерянный. Они словно поменялись местами. Серверджина нервно сглатывает, потому что во рту вдруг становится сухо-сухо, а внутри поселяется такое ощущение, как будто все это похоже на… На то же самое. На тех же партнеров, случайных и не очень, но труднейшее пробуждение после крепкого алкоголя и парочки принятых голубых таблеточек. Еще ночью вы были ближе друг другу, чем кто-либо в этом мире. А теперь - снова чужие. И хорошо, если хоть какое-то пристойное или дружеское слово будет брошено в ее адрес.

Ничего не меняется.

А он еще спрашивает ее, зачем она сбегает в эти сны. Чтобы выжить. Чтобы не сломаться.

Но тут происходит что-то совсем странное, Ян словно бы выныривает из своей злости, его глаза вдруг так же широко распахиваются, как и у нее. Он смотрит на Серверджину, а затем присаживается к ней и… Обнимает. Вот такую: беспомощную, слабую, завернутую в одеяло, ошарашенную от его слов, абсолютно не понимающую, что делать дальше.

- Тише. Успокойся. Я тебя вытащу.

Что? Она не могла ослышаться.

- Я тебя вытащу, - повторяет он. Глупый-глупый, в чем-то упрямый ребенок. Или не ребенок? Или это она сама так и не выросла? Серверджине крайне не хочется этого признавать, но, кажется, она совершенно и в край запуталась.

- Зачем, зачем тебе это? - бесцельно шепчет она в пустоту. - Я тебе никто, ты мне…

- Помолчи, пожалуйста, - Дракон, а вот сейчас ей впервые почему-то расплакаться хочется. - Тебе плохо, я же вижу. Я не оставлю тебя.

Серверджина судорожно выдыхает, потому что, потому что…

- Послушай, - она готова благословлять Его просто за то, что Ян, пусть и говорит серьезно, говорит снова так, как и обычно, она снова видит в нем Яна, а не этого чужого незнакомца. - Ты просто запуталась, и это нормально. Все люди могут ошибаться. Ничего страшного. Все хорошо. Скажи, ты никогда не думала о том, почему твои сны с моим папой ни к чему так и не привели? - она растерянно поднимает на него глаза. - Ты сама говорила, что твои сны с ним в конце концов зашли в тупик. И даже не потому, что ты поняла, что они никогда не станут реальностью.

- Я не знала причины, - почти шепотом произносит Серверджина.