И с этими словами Винкс немного дрожат, потому что чувствуют, они почти подошли к финалу не только этого приключения, но и какого-то другого, не менее важного. А около лебедя тем временем появляются фантомы их сказочных животных. И Винкс улыбаются им на прощание. В их душе нет грусти, наверное, потому что они знают, что их маленькие друзья не умерли – просто перешли в новую форму.

Дольше всех смотрит на своего сказочного животного Блум, а на ее лице гуляет глупая улыбка, потому что она знает кое-что, чего остальные Винкс не ведают. Элас. Отдавший большую часть своей сути Элас по-прежнему остается с ней, только уже в виде цельного существа – человека, бывшего когда-то единорогом, но вспомнившего все человека. Теперь нет разделения, теперь Скай знает, кто он есть. И Блум с нетерпением ждет момента, когда увидит его.

А пока все они прощаются с Лебедем Вечности, который улетает очень далеко, в неизвестное им направление, забирая с собой Абсолютную Силу. И Винкс еще долго-долго стоят, улыбаясь ему вслед.

Потому что чувствуют: все случилось именно так, как должно было случиться. Они рады, что сыграли в этом роль. Они рады, что их связали волшебные узы с этими потрясающими сказочными животными, подарившими им столько хороших моментов.

И они рады, что это закончилось. Наконец-то.

Теперь можно вздохнуть спокойно.

====== Глава 65. Загрузка завершена ======

В конечном итоге он все-таки приходит к нему. Антуа решает наконец-то лично взглянуть на этого мудака, по которому убивается его великолепная Флай. Из-за того, что бабочка таскается за ним и они почти перестали трахаться, Антуа просто молчит. Это, конечно, доставляет определенное неудовольствие, но, Дракон, он за Флай пойдет и без секса. Просто потому что она в конечном итоге помогла ему стать тем, кем он является сейчас.

Антуа бесконечно уважал эту Древнюю. По-своему любил и уважал, как никого из этого мира. Это единственное создание, единственная женщина, на которую ему, в общем-то, не все равно. Сколько она сделала для Магикса, сколько еще потрясающих вещей может сделать. А из-за какого-то мудака все рушится.

Выглядит мудак как типичный педик. Обличие ненастоящее, это Антуа понимает сразу. Мификс напряженно молчит и смотрит на него, пытаясь считать. “Не извини, – хмыкает про себя Антуа, – но не получится”. А вслух произносит совсем другое.

- Так это из-за тебя Флай так убивается? – сверлит он тяжелым взглядом Мификса, который не произносит ни слова. – Так это ты тот конченый мудак. Вот что тебе не хватает, а? – Антуа не мурлыкает, как это обычно водится в его практике. – Флай все, абсолютно все для тебя. Она же бегает за тобой, как ни за кем. А я-то уж знаю, какая она неприступная леди. Так чего тебе не хватает? Зачем ты ее мучаешь?

Мификс на эти слова как-то хмыкает, но молчит. Антуа лишь качает головой.

- Гордость? Или что? Неужели тебе так сложно ответить на ее чувства? Хватит убегать от себя. Ты же прекрасно знаешь, что...

- Что? – бесцветным голосом произносит Мификс.

“По словам Флай вы – истинные, сволочь ты эдакая, неужто у тебя совсем мозгов не хватает признать такой простой факт?” – хочется сказать Антуа.

- Знаешь, что мне больше всего хочется? Убить тебя. Жаль, что Дракон такой возможности не предусмотрел. Ты не видишь, а я вот каждый день вижу, чувствую даже, как Флай плохо. Ты же не только себя, но и ее убиваешь. Дракон, такая женщина... И носится за таким, как ты. Но что же тебе надо? На каких еще коленях она должна перед тобой ползать и как еще должна унижаться, чтобы до тебя дошло?

Мификс по-прежнему не отвечает. У него как будто все силы вытянули. Он смотрит на Антуа очень равнодушно, без всякой злости или раздражения – словно никаких эмоций не осталось в этих глазах. Антуа лишь презрительно хмыкает. И вот это чмо Флай вынуждена любить всю вечность? Иногда ему кажется, что Дракон бывает весьма несправедлив.

- Учти, – говорит он сирину на прощание, – хоть Флай и запретила тебя трогать и вообще подходить к тебе, я ее не послушаю. Если так продолжится и дальше, тебе же будет хуже. Уж поверь, я смогу сделать тебе больно. Чтобы ты хоть сотую часть доли боли Флай почувствовал.

И уходит. А Мификс, покорно ожидающий Баттерфликс в ее комнатах, лишь долго смотрит ему вслед. И нити магического контракта как никогда сковывают все его тело.

Она раскрепощена. Она двигается без устали. Она – огонь, заточенный в крепкие ледяные стены, она – страсть, спрятавшаяся в уголках стальных глаз и гуляющая в плотно сжатых губах.

Ее легко раздразнить, если знать, на какие точки давить. Проблема в том, что она знает и про правила, которые действуют в адрес него.

Они сплетаются, наверное, в который уже раз за эту ночь. Бабочка слишком ненасытна, бабочка стремится выпить его все без остатка, и Мификс, стиснув зубы, сдерживая клокочущую внутри ненависть, позволяет этой женщене вести себя.

Баттерфликс словно вжилась в свое человеческое обличие, сроднилась со своей второй кожей – Древняя-то, которая не может терпеть людей? Он молчит. Он даже не смеется.

В такие моменты он отключается, прячась глубоко в себя. Он не смеет думать о Уэлле, о Скае или о ком-то еще – хотя и знает, что бабочка видит всего его насквозь. Какие бы щиты он не ставил. Но и ее он невольно считывает, хотя отчаянно этого не хочет.

Ему противно даже смотреть на ее начала. В самом начале, в тот момент, когда она снова появилась в его жизни, Мификс горел. Полагал, что ему хватит силы бороться с ней. Что он сможет переиграть ее в схватке, где по условиям магического контракта он мог ровным счетом ничего. И какое-то время ему даже это удавалось.

Но Баттерфликс, она никогда не отступается. Обладающая потрясающим терпением, которое корнями уходит в миллионы лет, она умеет добиваться своего. Умеет ждать. В конечном итоге она станет той рекой, которая потечет под лежачий камень, чтобы сдвинуть его с места.

При его непостоянстве она стала крепким монолитом, о который он бился в надежде расколоть его. Но раз за разом терпел поражение.

Когда он ушел от нее с победной улыбкой на губах, когда воспользовался состоянием, которого боялись все Древние, тогда Мификс был уверен, что у него все получилось. Он приходил к Флай по первому зову. Возникал, когда она требовала. Без лишних возражений ложился под нее. Входил в нее. Трахал бабочку и позволял ей трахать себя.

Он играл по ее правилам. Все слова, которые срывались с его губ, были адресованы ей. Он стонал от ее прикосновений. Он гладил мягкими перьями ее обнаженную спину. Он восхищался ее телом. Скай в это время оставался где-то на самом дне его сознания. Оба знали, что принц Эраклиона никуда не делся. Но бабочку, казалось, это не волновало.

Она срывалась с цепи, она становилась бешеной и выплескивала на него всю свою неутомимую энергию, пыталась придавить его всей своей силой, но и Мификс отвечал ей взаимностью.

Его шепот ласкал ее слух, а лицо без маски навевало ужас и заставляло ее молчать – замереть, испытывая благоговейный страх, но не дрожать, как могли бы все остальные. Даже тогда, когда он действительно мог причинить ей вред, она не боялась его. Казалось, Баттерфликс всегда была на шаг впереди и имела запасной план на все случаи жизни.

Она предусмотрела все. И потому он никогда не мог переиграть ее. Он пытался. Во время секса он отдавался ей со всей страстью, на которую был способен. Не играл, был собой, приводил ее в такое исступленное состояние, что она, казалось, долго не могла оправиться. Стал ее кошмаром и нестерпимым желанием. Так ему казалось.

И он верил в свою победу. Не понимая, что наступил на те же грабли во второй раз.

Она угнетала его. Чем чаще он кричал ее имя, тем больше умирал внутри, загоняя Ская слишком глубоко.

Она оживала, а он становился угнетенным. Она тянула из него соки. Она прижимала его к земле, давила со всей своей силой, и он боролся, вернее, пытался бороться с ней.