- Ты изменилась, – считывает ее Омега и недовольно фыркает, от чего совершенное лицо ее человеческой личины некрасиво преображается, но потом на нем снова застывает ледяное величие.

- Мы не меняемся, – Баттерфликс не моргает.

- Так докажи это! – в глазах Омеги – вызов. Она предлагает бабочке сразиться. Один на один, Древняя против Древней, вновь помериться силами, как когда-то. Омега чуть наклоняет голову, открывая взору Баттерфликс свою бледную шею, в которой не бежит кровь, не стучит пульс.

Омега полностью расслабленна. Открыта, откровенна, готова к диалогу. Она насмешливо созерцает невозмутимую Баттерфликс, словно разрешая той сделать первый шаг. Омегой движет любопытство, она любит выводить из себя, подначивать, испытывать. Когда ее противник разъярен, он становится самим собой. Злость и любые другие отрицательные чувства возносят любое существо на пьедестал отчаяния и откровенности. Когда кто-либо злится, он двигается со всей жизнью, что течет в нем, его движения бесконтрольны, и тогда он лучше всего поддается чтению. Ярость – прекрасная возможность изучить своего противника до мельчайших деталей.

И Омега специально провоцирует. Что Сиреникса, что Баттерфликс. Но то, что делает Баттерфликс, удивляет и будоражит лучше всего. Потому что в следующую секунду Омега оказывается опрокинута на стол, а ее подбородок сжимает сильная рука с аккуратным маникюром.

Она пытается дернуться, но не выходит. Бабочка давит ее своей магией, прижимает вниз. А другой рукой держит за талию. Омега вздрагивает и дергается еще раз, но неожиданно в испуге замирает, сталкиваясь с жестким взглядом Баттерфликс. Взглядом, приковывающим к месту.

Внутри Омеги рождается восторг и еще больше разгорается любопытство. Ей удалось вывести бабочку из себя, но чтобы до такого... А Баттерфликс тем временем срывает с Омеги ее платье, которое жалкой тряпкой исчезает прямо в воздухе. Змея остается лишь в шикарных туфлях и неизменных перчатках, а в ее глазах заключен восторг. Она с восхищением следит за тем, как холодно и быстро начинает действовать бабочка, как припадает губами к ее грудям и целует их так, что Омега блаженно вздыхает, прикрывая глаза, чувствуя, как все внутри рвется наружу, чтобы испытать волнительное ощущение соединения.

Переполненная своей любовью к Сирениксу и его к себе она до отчаянного, до необычного слаба и податлива. Она бросила вызов Баттерфликс лишь для того, чтобы увидеть, не угасла ли ее суть. И увидела: не угасла. Наоборот, она, кажется, будто бы приумножилась.

Восхищенная, как-то внезапно присмиревшая Омега даже не брыкается, не вырывается, как обычно делает эта буйная и дикая женщина, она смотрит в жесткие глаза Баттерфликс и вся сжимается, когда бабочка во время своих дразнящих ласк отрывается от чистого и холодного тела, чтобы взглянуть Омеге в лицо.

Цивилизованная Баттерфликс по-прежнему скрывает свою гордую натуру внутри, и это никуда не делось. И ей – только ей одной – Омега готова уступить. Не Сирениксу, от любви к которому внутри нее возникает необычайная нежность и взвивается яростная, клокочущая ненависть. С Сирениксом Омега готова тягаться и бороться, драться за лидерство, чтобы потом на несколько мгновений обмякать в его объятиях, а затем снова брыкаться, заставляя завоевывать ее снова и снова.

Баттерфликс же стала единственной, кого она не победила. За кем белая змея гналась, кого преследовала. Кто интересовал ее. И с кем вся ее суть желала познать единение. Омега готова бесконечно дразнить эту ледяную и сдержанную красоту, чтобы потом уступить, поддаться ей.

Баттерфликс ласкает страстно, но твердо, с той самой сдержанностью и жесткостью, которая составляет ее суть. С тем своенравием, которое так злило Омегу. И одна женщина бьется под другой, но не потому, что сопротивляется, а потому, что не может сдерживаться. Бабочка целует ее живот и ноги, словно оттягивая самое притягательное на потом.

Но по-настоящему ее чувственность, ее скрытая сила проявляется, когда Баттерфликс тремя пальцами нежно ласкает холодные мягкие складочки, а затем проникает внутрь, где невероятно влажно, и двигается там, постепенно увеличивая темп, а Омега, упираясь руками в стол, эротично стонет, и обе они наполняют кабинет странным, волнительным магнетизмом, который волнами исходит из двух Древних, совокупляющихся в таком неподходящем месте.

Бабочка – это сила. Закованная в жесткие рамки, обработанная, имеющая четкое направление сила, которая прямым ударом поражает в нужное место и дарит прекраснейший экстаз, от которого Омега сходит с ума, замораживая все вокруг. Она бьется змеей, не меняющей своего обличия, бьется под чуткими руками Баттерфликс, которая жестко руководит, и Омега не против, совершенно не против такого расклада. Она отдается этой женщине, следуя странному, непонятному зову внутри, позволяет брать ее снова и снова. Порой Омеге удается подняться и поцеловать Баттерфликс в губы, чтобы слиться с ней, но потом змею снова жестко опрокидывают на стол и продолжают то же самое множество и множество раз. Кажется, что у них никогда не иссякнут силы, и это правда.

Но все когда-то заканчивается. После сотен оргазмов, сопровождавшихся ледяными выбросами, Баттерфликс отрывается от Омеги, чтобы подойти к окну и взглянуть вниз, на город, простирающийся прямо под ней. Город, наполненный людьми и другими магическими существами, созданными Драконом. Город, невольно становящийся эпицентром многих катастроф.

Омега садится на столе, вновь одетая в свое платье. Никаких жестов, сопровождающих ее магию.

- Думаешь, что безумный когда-нибудь поймет? – с любопытством интересуется Омега.

Во время секса, как это всегда и бывает у Древних, они полностью слились, и каждая из них знала теперь мысли другой как свои. Перед Омегой пробежала вся история жизни Баттерфликс, которая таила в себе немало интересного. А ведь бабочке по-своему не повезло. Как и любая Древняя, она, как только увидела свою истинную половину, полюбила ее безоговорочно, приняла и готова была кинуться в омут, а вот половина... Половина всего этого явно не понимала. Половина была хоть и превращением, но не Древним, влюблялась по большей части в человеческих мужчин, странно себя вела и вообще не видела бабочку. А та терпеливо ждала. Особую власть над своей половиной Баттерфликс дал магический контракт, который когда-то та заключила с ней, и в итоге теперь это превращение никуда не могло уйти, никуда не могло деться, ослушаться или уйти куда-то, если бабочка не позволит. А она терпеливо ждала и даже разрешала ему гулять на свободе много сотен лет. Но теперь решила, что пора сказать “стоп” и потребовать свое. И тогда Баттерфликс пришла за ним.

И теперь это превращение томится на нижних этажах ее дома, скрежеща зубами от злости, буравя взглядом, полным ненависти, стену. Оно не может выбраться, не может сделать лишнего шага.

- Мне даже жаль тебя. Безумный, изгой-трансформация. Его не принимают другие превращения. От него шарахаются в стороны. Его речи невероятны, странны, и он бормочет несусветную чушь, – произносит Омега.

- Его и сторонятся потому, что он бормочет то, что они не хотят слышать и не готовы принять. Он ведает больше. Облекая все это в безумные речи, он говорит то, чего остальные трансформации боятся. Потому что не видят и не могут смириться. Они слишком горды, и это стало их слабостью. Они не выдержали и не приспособились, – спокойно отвечает Баттерфликс, все еще смотря в окно.

- И он так нелеп и неразумен.

- В злости он страшнее твоего змея.

- Что ж... – Омега задумчиво смотрит на статный силуэт Баттерфликс. – Ты любишь его. Он – твое наказание. Но мы не выбираем. Мои чувства Он заморозит, потому что я сделала то, ради чего меня возродили.

- Твое время заканчивается, – замечает Баттерфликс, поворачиваясь к Омеге.

Змея согласно кивает. Они еще долго смотрят друг на друга без слов, считывая друг друга, не произнося лишних фраз, потому что они могут общаться и так, не прибегая к иным способам. Мысли и взгляды – это основа полноценного диалога, которым они заполняют все оставшееся время. А затем Омега начинает растворяться. Медленно, бледнея и становясь прозрачной, словно самый чистый лед. И до самого последнего момента, пока она не исчезает, они ведут безмолвную беседу – последнюю и наполненную самым разным. Они говорят так, как могут только Древние, и о том, что по-своему их волнует. Когда Омега исчезает, губами произнося слова прощания, Баттерфликс молча восстанавливает все документы и садится за стол, продолжая работать. Это – самое важное, что у нее есть сейчас. Но в собственном доме ее ожидает иная цель – более трудная и, кажется, недостижимая. Но терпения Баттерфликс не занимать. Она будет ждать столько, сколько нужно. Но обязательно добьется своего.