– Проследи за этим человеком, не упусти его из виду, если будет необходимость, защити. – Кратко и жестко сказал Давид. Его шпион проворно вскочил и скрылся за дверью. Давид же, допив вино, встал и также быстро, как и его человек, покинул харчевню.

* * *

Пока Заратустра предавался воспоминаниям, солнце уже стало клониться к закату. Теней от предметов на столе уже не было. В комнате было сумеречно. Лучи солнца, проходившие сквозь небольшое окно, уже падали на противоположную стену, образовав изображение зарешеченного окна, которое имело красный оттенок. Заратустра вновь предался воспоминаниям. Он вспомнил, как покинул гостеприимный дворец Готамы, в котором он поселился в возрасте двенадцати лет, достигнув после опасного путешествия с караваном, идущим за пряностями, Индии. Готама, как оказалось, был лучшим другом отца, и он очень радушно принял мальчика. У него не было сына, и мальчик заменил ему его. Мальчик быстро выучил язык, на котором говорили в этой стране, и все время, свободное от игр с дочерями своего покровителя, проводил за чтением книг и в беседах с Готамой, которого со временем стал почитать за отца.

Но его, как и в раннем детстве, проведенном далеко на западе, на своей родине, все продолжало преследовать ощущение несвободы человеческого бытия. Разговоры с Готамой и знания, почерпнутые из древних книг, бывших в библиотеке его покровителя, только усиливали это ощущение. Его смутные догадки о нереальности земного бытия со временем все усиливались и усиливались. И вот, когда ему уже было восемнадцать лет, когда он уже стал заглядываться на красивых дочерей своего покровителя, ему приснился сон, который трудно было назвать сном. Всю ночь он с кем-то разговаривал, ему показалось, что его собеседником был отец, каким-то непонятным образом проникший в его сон. Тогда во сне ему было понятно все, о чем говорил собеседник, так похожий на его отца. Он отчетливо и ясно слышал его голос, все слова и сложные мысли были такими ясными и понятными, как понятной бывает речь учителя, когда ты знаешь урок. Он показал ему, каким на самом деле является мир. Все было красочно и пугающе красиво. Но когда он проснулся, он ничего не смог вспомнить. Осталось только волнующее ощущение красоты и свободы, до которой, как он это ясно видел в своем сне, было рукой подать, для этого нужно было только протянуть руку. Но когда он проснулся, он никак не мог вспомнить, как это сделать. То, что во сне было логичным и простым, наяву казалось абсолютно абсурдным и непонятным. И было странно, почему все это во сне легко понималось.

После этого сна на него напала тоска. Тоска по тому, что он видел во сне, по тому, что было так близко, но недоступно. Эта тоска была так сильна, что он не в силах терпеть ее более решил покинуть дворец. Он в тот же день пришел к Готаме и сказал, что хочет уйти из дворца. Он был очень удивлен, когда Готама не стал возражать ему. А только сказал:

– Да мальчик, ты уже перерос этот дворец, и ты уже не мальчик, а мужчина. Если ты так решил, – то должен идти. Твой отец предупреждал меня, что рано или поздно это случится и просил лишь не чинить тебе препятствий. Я рад, что мне удалось многому тебя научить, остальное ты, по-видимому, должен будешь узнать и понять сам. Знай же, если тебе будет нужно, весь мой дворец и все мои люди в твоем распоряжении. – С этими словами он приказал своим слугам собрать все необходимое в дорогу.

Он в тот же день покинул дворец. Наиболее ярко ему запомнилась первая ночь, проведенная вне дворца. Вначале он долго шел по дороге, которая тянулась мимо обработанных полей и виноградников. На полях работали крестьяне, принадлежавшие к низшим кастам. День был ясным и солнечным. Тучи, начавшие собираться на западной части небосвода, и бывшие такими маленькими и ничтожными по сравнению с яркостью Солнца, тем не менее, свидетельствовали о том, что скоро будет гроза, которая в сезон дождей, всегда начиналась внезапно. Его это не пугало. Через некоторое время ему надоело идти по этой большой дороге, и он свернул на маленькую тропинку, которая вела в сторону леса. Тропинка, извилисто пролегающая мимо обработанных полей, быстро перешла в лесную тропу, и юноша углубился в лес. Он не боялся лесных зверей, которые в изобилие водились в этих лесах, он еще в детстве научился их понимать и чувствовать, звери ему отвечали тем же, никогда не проявляя к нему агрессивность.

Неожиданно небо заволокло тучами, которые, набухнув, закрыли Солнце. Сверкнули молнии, раздались оглушительные раскаты грома, и небо стало изливать из себя воду, как прохудившаяся бочка. Но ему было весело. Ему было весело от того, что капли дождя, стекая по нему, уходили в землю, делая ее мягкой и скользкой. Трава, росшая по краям тропинки, также стала скользкой и нежно гладила его босые ноги. И вот, шагая в потоках воды по тропинке, ставшей скользкой, он набрел на хижину. Крышей хижине служили листья пальм, в обилии произраставших в этих местах. Дождь потоками стекал по этим листьям, и перед хижиной образовалось небольшое озерцо, вода неохотно впитывалась в уже сырую в этот сезон землю. В хижине, наверное, от того, что она стояла на небольшом возвышении, было сухо. Войдя в нее, он облегченно разделся. Дорога и дождь слегка утомили его, и он прилег на кучу сухой травы, заботливо припасенной кем-то. Незаметно для себя он, зарылся в сено и заснул под мерный шум капель воды, стекавших по крыше и стенам его прибежища.

Через некоторое время неожиданно для себя он проснулся. Оглядевшись по сторонам, он понял, что его разбудило дыхание молодой женщины, лежавшей на куче сухой травы совсем недалеко от него. Молодая женщина была без одежды. Ее платье, заботливо подвешенное на ветке, торчавшей из стены, сушилось. Женщина спала и чувственно дышала. Ее красивое тело отсвечивало в полумраке хижины. Она, наверное, так же, как и он, спасаясь от дождя, пришла в хижину и, не заметив, а может быть, скорее всего, не захотев заметить, что она уже занята, сняла свое промокшее под ливнем платье и легла отдохнуть. Юношу охватило сильное сладостное волнение, какое он испытывал, иногда играя с дочерьми своего покровителя.

Он, не стыдясь, начал рассматривать обнаженную женщину. Ее груди были небольшими, но имели уже форму. Соски были более темными, чем вся ее смуглая кожа. На ее лице выделялись чувственные губы, очерчивающие ее большой и красивый рот. Взгляд его скользнул ниже к пупку, который был словно небольшой цветок. От пупка вниз тянулась темная полоска из негустых темных волос. Между ее ног чернел треугольник, образованный такими же не очень густыми волосами, под которыми просматривались нежные складки. Во сне женщина сменила позу, и ее ноги раздвинулись, открывая между складок розовую щель, которая была так заманчива, что юноша не мог оторвать от нее своего взгляда. Он, не в силах уже сопротивляться нахлынувшему на него желанию, осторожно начал гладить женщину сначала за шею. Но его руки невольно сами стали опускаться все ниже и ниже. Вот он уже гладил ее грудь, нежно сжимая ее соски, которые под его руками вдруг затвердели и покрылись пупырышками как от холода. Казалось, что женщина проснулась, но просто не подает вида, она начала тихонько постанывать, но глаза ее были все же закрыты. Ее чувственные губы приоткрылись, и она стала тяжело дышать. Его руки, осмелев, стали опускаться еще ниже. Они недолго задержались на ее нежном пупке и скользнули вниз. Он начал гладить ее бедра, все ближе и ближе приближаясь своими руками к заветной щели между ног, которые раздвигались по мере ласк все шире и шире. Он почувствовал приятную влажность на руках и стал гладить небольшой бугорок над щелью, который стал вдруг пульсировать. Тут женщина, не в силах больше сдерживать себя, закричала и притянула своими неожиданно сильными руками его голову к себе, и стала, неистово покусывая, целовать его губы, ноги ее при этом обхватили его за бедра и притянули его, с вздыбленной плотью, к себе в лоно. Она стала неистово двигать своими ягодицами, от этих движений его плоть вошла во влажную сладость и стала приятно скользить внутри ее. Юноша и сам включился в это движение, ощущая, как он все глубже и глубже проникает внутрь этой женщины с красивыми черными глазами. Женщина открыла глаза, жадно взглянула на юношу и в попытке увидеть, как внутрь ее входит плоть юноши, приподнялась. Потом бессильно и безвольно поддаваясь неистовым движениям этой плоти в своем лоне, откинула голову назад. Ее зрачки, расширившиеся от необузданной страсти, овладевшей ею, просили большего. Тогда юноша, не прекращая движений своей плотью между широко раскинувшихся ног женщины, стал нежно, но в тоже время сильно сжимать ее грудь, покусывая при этом ее за шею. Его движения стали неукротимо глубокими, ему хотелось так глубоко проникнуть в женщину, как и невозможно. Так продолжалось довольно долго, при этом женщина периодически начинала кричать, жадно хватая при этом воздух широко раскрытыми губами, потом она на время стихала. Но юноша не успокаивался, продолжая сладостно терзать ее лоно своим фаллосом, который, казалось, стал каменным, потом женщина начинала снова в такт двигаться с ним, прося умоляющими глазами, не останавливаться. Это продолжалось так много раз, что оба они потеряли счет времени. Наконец, что-то в низу его живота напряглось, и он с криком начал еще более яростно двигать своими бедрами, погружаясь еще глубже и глубже в лоно женщины, которая в неистовом крике еще сильнее раздвинула свои ноги, и что-то горячее полилось из его плоти, прямо внутрь ее лона. Он сильно закричал и, осыпая горячими поцелуями ее лицо, губы, глаза, грудь, упал на нее, сильно обняв обмякшее, ставшее таким податливым и слабым тело.