февраль 2015 г. Арифметика четвертования Берём одно яблоко. Делим его на два. Нет, вы на диете; значит – на все четыре стороны. Размусоливаем по квартире свежевыжженные яблочные слова. Можно добавить текста – покорчиться на полу, представив не пол, а, скажем, асфальт на Манежной. Дано: четыре угла. В каждом углу — по надежде. Сколько надежд убито в каждом таком углу? Берём один век. Век делится без остатка. Дольки ровны и хрустки, цифры беспечно быстры, но, как пела некогда группа «Контрольный выстрел»: «Он должен успеть». До ближайшего полустанка есть ещё две сигареты и более, чем глаза. Ответы должны быть в конце учебника, но это простой пример. МонаЛизово улыбайся: люди любят улыбчивых полумер. Привычку идти домой, а прийти на пустой вокзал, забывать на скамьях блокноты, падать в московский снег, влюбляться в глаза в метро, занашивать кеды вдребезги оставляй в наследство себе архивному, безболезному, кто ещё помнит панический за-автобусный бег, кому ещё рано вести отсчёт потерянных городов. Кто в вагоне, слившись лопатками с надписью «не прислоняться», отталкиваясь подошвами от злого земного глянца, повторяет под нос: «Он должен успеть… он до…» Берём одну жизнь. Не делим – сама развалится. Вычёркиваем имена, выбрасываем сбережения, пусть всё, что есть – дорога, не знающая возвращений, да улыбка, вживлённая в бледный овал лица. Дано: одно яблоко, ощущающееся стальными иглами в двух дециметрах над дырочками ремня. Если двадцать пять лет в формате Вселенной – спичка в кострище дня, пусть она полыхает ярче эдисоновской Полыни. Я беру одну музыку. Доли сплошь четвертные. Пульс гремит римшотом, запястье сквозь сон дробя. Итого: моя долька доедена без меня. Но, может быть, мне достанутся остальные?.. 25 февраля 2015 г. Не хочу быть с тобой – толпой – Не хочу быть с тобой – толпой, задним планом, вторым в ряду. Я – урод, нищеброд, изгой, я под дверью истошный вой, кот, избитый своей тропой. Если выгонишь – упаду. Ты – мой свет, подслащённый грог, глотку жадно дерущий ком, поджидающий дичь силок. Я же – мир у любимых ног, если пустишь хоть на порог… – Ты о чём говоришь? О ком?! Я – объевшийся волей лис, одержимая снами явь. В моём доме нет стен и крыш, вместо двери – бурьян кулис. Не скули по углам, малыш — ведь углов тоже нет, представь… – Значит, стану твоим углом! Ты придёшь, когда воздух сух и к рассвету надорван сон… Я оставил в тебе свой дом. Эта линия – вклад в ладонь, это слово дороже двух. Это – отблеск моей Сверхновой, только вслушайся… приглядись… – Мне, ты знаешь, в моих оковах в полутон обернётся слово целой тонной – на полшестого. Мне бы, веришь, – с земли да ввысь, мне бы… чёрт, посчитай ступени: бог не в помощь, так не мешай. Я не та, кто тебя заменит. Во мне веса – кило сомнений, остальное – очки да мелом обращённый в чертёж бескрай. Я курю, наконец. – Прекрасно! Я пойду к тебе в сигареты. Буду дымом к тебе привязан, буду твой оберег от сглаза, вплоть до фильтра – что недосказано, пеплом осядет в лето. – Обними меня. – Ветер в шум. Ночь дописывает зарю. Я в бумагу её втушу, я в расклетченную тишину обязательно нас впишу. Только дай сперва… докурю… осень 2013 г. …и немного море Этот мальчик – сплошные полосы, разогнаться – да не свернуть. Я читаю его вполголоса, чтоб нечаянно не спугнуть. Я кричу его с вышки мачтовой, крик потонет в волнах: «Земля!..» Ты носи меня, море, укачивай, обрывай мои якоря. Укради меня, море, сцапай, одна искра — на фунт угля. И прижми к себе крепко, лапами – как бы он обнимал меня. Оттанцуй к маяку меня, бережно — знатный выдался нынче шторм. Наше танго увидят с берега. Если б знали они, по ком этот колокол бьётся рифмами – объявили бы мне войну. Моё войско, сбиваясь с ритма, поворачивает ко дну. Моё право – доплыть до лета по маршруту календаря. Только лучше бы стать билетом, огранённым в печать офсета, чтобы мальчик мой из нигде-то мог додуматься до меня. Поцелуй – кипятком по пальцам, а ведь только учусь играть. Моя муза – безумный заяц. Лучше душу до дыр, но – в танце, лучше в этих глазах остаться, до упаду в рассвет сгорать. Моё море, я лягу с краю, чтобы не упустить волну. Нарисуй меня ярким маем, а потом передай ему. Он забрался в меня пушистым, одичалым, худым котом — и остался. Дурман ириса. Фотографии – сплошь зернисты. Так какой в моих мыслях смысл, если мыслится не о нём?.. |
