- Задумчивость тебе не к лицу, - хмыкнув, подметил Торвальд, присаживаясь возле друга точно так же, то есть, упираясь спиной в кровать, свободно вытянув одну ногу, а вторую согнув в колене. Наверное, если бы они были воинами одного поколения, они бы были не только братьями по оружию, наставником и адептом, но и теми друзьями, которые идут рука об руку всю жизнь, и тогда было бы проще. Впрочем, они и так были друзьями, это даже не обсуждалось, но и у них были темы, на которые альфам сложно было говорить, например, ввиду того, что Дэона ещё и в планах не было, когда он, тогда ещё раф-ри Торвальд, ублажал омежек в своей постели. Но это было не то. Тут о чувствах нужно говорить, как-то попытаться донести ввергнутому в сумятицу мужчине, что он совершает громаднейшую ошибку, причем сделать это максимально осторожно, чтобы не натолкнуться на опрометчивое отрицание.
- А я и не думаю, - глухо ответил Дэон, так и не посмотрев на друга, словно и не было ему дела до того, что его уединение было нарушено, а после глубоко вздохнул, прикрывая глаза, хотя, похоже, это не принесло ему облегчения.
- То, что ты не думаешь, я уже понял, - фыркну Арт, поражаясь тому, насколько безучастен мужчина, - потому что только несмышленыш может принимать столь опрометчивые решения.
- Решения? – на этот раз уже хмыкнул Вилар. – Да, я был несмышлен и опрометчив, когда до последнего, возложив на алтарь свою гордость и честь воина, свой титул аль-ди, настаивал на спасении шлюхи и предателя.
- Да что с тобой произошло, Дэон?! – не выдержал Арт, резко перекатываясь и оказываясь точно напротив альфы, пытаясь посмотреть другу в глаза, которые тот старательно отвел в сторону. – Кто тебе сказал, что Ян – шлюха и предатель?! С чего ты сделал такие выводы? Почему позволил аль-шей диктовать тебе линию поведения в личной жизни?! – он тяжело дышал, негодуя, и все равно старался подобрать слова, потому что его душа разрывалась на части. Одна желал открыть другу глаза на правду, откровенно сказав о том, что их с отцом поступок низменный, что владыка и его правая рука пали, поддавшись каким-то веяниям и собственным эмоциям, что альфы просто высвободили свои инстинкты, которые мешали им дельно мыслить. Вторая же, исходя из клятвы верности и долга, пыталась утихомирить его, настойчиво утверждая, что он не имеет права вмешиваться в дела семьи Виларов. Но он тоже не был посторонним, по крайней мере, не после того, как убедился в том, что Ян Риверс, омега, пусть и мольфар, часть его семьи, и, как глава рода Торвальд, он тоже обязан… обязан бороться за своего брата до конца.
- Его запах, Арт, - тускло ответил альфа, повернув голову и таки посмотрев в глаза другу, а после улыбнулся – отчаянно и горько, словно понимал все и сознательно отгораживался от этого понимания, как воин, готовый вытерпеть любою боль, но, как человек, оказавшись неготовым к тому, что столь больно может быть и душевно. – Он пахнет по-другому, словно… – бессмысленно бежать от правды, пусть между ассасинами и не приветствовалась привязанность, но Вилар чувствовал необходимость, острую, душащую необходимость высказать то, что демонскими когтями скреблось у него на сердце. – Словно он был с другим альфой, а после попытался как-то это скрыть, но отголосок этой связи все равно остался. А ещё этот мундир… - Дэон приложил пальцы к вискам, устало их массируя. – Я понимаю, что это может быть провокация, что Рхетт, это непредсказуемое, изворотливое и шельмоватое существо, мог намеренно посеять в моей душе зерна сомнения, но и сам Ян… Он…
- Он повел себя так, будто все эти догадки правдивы, - Арт понимал, о чем сейчас говорит его друг, ведь он и сам долго размышлял над тем, что же могло произойти с мальчишкой с Тул, и, да, он не отбрасывал того, что тот мог делить ложе с императором, только с ним, потому что Рхетт, как он понял, слишком дорожил мольфаром, чтобы отдать его на потеху своим воинам, но предательство… Нет, Ян Риверс, тот, кто сам познал суть предательства, таковым быть не мог.
- Да, он изменился, - продолжал Торвальд, усаживаясь на полу напротив аль-ди. – Этот его взгляд, который пробирает до костей, его магия, которая, как я понимаю, далека от сути магии обычного мольфара, его упорство и упрямство относительно того, что он все равно носит одежды Тул и держит при себе демонский клинок, его безразличие к тебе, но даже все это не оправдывает того, что ты, как надоевшую игрушку, отдал его своему отцу.
- У меня не было выбора, - хмурясь, ответил Дэон и замолчал, не имея права даже другу рассказать то, что же произошло вчера вечером. Точнее, он плохо помнил, что произошло вчера вечером, потому что бы поражен тем, как к нему отнесся Ян, был подавлен тем, что, скорее всего, его омега все это время был не тем беззащитным мальчиком, которого он собирался опекать, не верил в то, что их пылкая, но нежная и искренняя любовь была фальшивкой, и именно в этот момент к нему пришел отец.
Реордэн говорил кратко, но убедительно. Самому Дэону претило то, что он слышал, но все, сказанное аль-шей, был настолько рациональным и выгодным для государства, что он согласился. Отец сказал ему прямо, смотря в глаза и говоря, как с сыном, что он ждет от их брака с Миринаэль, хотя при этом упомянул, что, не окажись Ян продажной подстилкой, он бы дал позволение на их брак, а сам бы, выполняя свой долг, женился бы на эльфийке ради сильных наследников-магов, и попросил, именно попросил, понять ситуацию и посмотреть на неё, как будущий правитель. Конечно, Дэон не мог сказать, что это согласие было для него легким, потому что он любил Яна, а Миринаэль… эта женщина не вызывал в нем никаких чувств, абсолютно, словно и не было её в замке, но, как он понял, даже любовь меркнет под тяжестью темени измены и предательства.
И он согласился, понимая, что долг важен, отталкиваясь от этого понятия и в него же и упираясь, при этом поставив отцу единственное условие: увезти Яна из крепости, навсегда. Аль-шей согласился, хотя, похоже, он сам планировал это, не желая предавать огласке их с мольфаром связь и собираясь спрятать мальчишку во второй из девяти по значимости крепостей ассасинов – Шамиран, а после поднялся и ушел, осведомив его о том, что присутствие аль-ди желательно во время проведения ритуала родственности крови.
Но он не пошел. Испугался. Точнее, понял, что просто не сможет посмотреть Яну в глаза, потому что именно своим решением он исковеркал мальчику судьбу, на которую тот не заслуживал даже за все то, о чем он только догадывался. Впрочем, наверное, он все-таки не сдержался бы и посмотрел бы омеге в глаза, чего боялся ещё больше, потому что… потому что, невзирая ни на что, мог бы простить возлюбленному все. Да, смог бы, но, похоже, самому Яну его прощение было ни к чему, его чувства были ни к чему, да и все это спасение… Нет гарантии, что мальчишка вернулся только потому, что хотел, а не потому, что так ему приказал Рхетт – это были слова Реордэна Вилара, но сам Дэон с ним был полностью согласен, разве что… Аль-шей не применил на омеге свою ментальную магию, чтобы узреть истину, хотя даже в попытке сделать это не было смысла, потому что Яна от подобного воздействия защищала его собственная магия. Получается, все решения он принял, будучи в неведение, и все равно так оказалось проще, потому что, как когда-то и сказал ему Ян, знание все равно не смогло бы успокоить его душу.
- Но ты мог хотя бы поговорить с ним, - настоятельно, посмотрев из-под густой челки, констатировал факт Арт, поражаясь тому, что альфа сам не смог до этого додуматься, или же… или же просто не решился. – Возможно, твои догадки подтвердились бы, возможно, были бы опровергнуты, но, по крайней мере, твоя совесть была бы чиста. Ты, - следующие слова огненный маг подчеркнул особенно выразительно, - поступил бы не только как ассасин, но и как альфа, достойный альфа.
- Поговорить?.. – странно, но он как-то не задумывался над этим, точнее, даже не думал о том, что ему позволено прийти в восточную башню и вот так вот просто, без оглядки на долг перед государством и путь воина Ассы, поддавшись чувствам, начать откровенный разговор. Это, и правда, было как помутнение, словно то, что было правильным, ускользало от него, вместо этого заставляя поступать бездумно и, откровенно говоря, глупо, ведь, если судить рационально, он должен был поговорить со своим омегой сразу же, как только мальчишка оказался в крепости, а не оставлять его наедине, да ещё сам на сам со столь подбористо сложившимися обстоятельствами.
