Шепот мольфара, легкий, как весенний ветер, приглушенный, как шелест молодой листвы, тягучий, как огненная кровь земли, мелодичным эхом потек коридором, касаясь слуха каждого воина. Синее свечение вокруг мага было мерцающим, с каждым словом перетекая в едва заметную дымку, которая вилась вслед за заклинанием, пробираясь в каждую щелочку и постепенно заполоняя собой западную башню.
Веки внезапно стали тяжелыми, словно он не спал уже несколько дней, бодрствуя в то время, когда огненный диск Деи миновал свой полукруг по небосводу, и Валенсий вроде как даже не хотел с этим бороться, хотя и понимал, что его тоже зацепила магия мольфара, медленно погружая в сон. Да, комнаты Миринаэль были защищены оберегами, теми природными дарами, в которых была заключена магическая сила, и амулетами – камнями и атрибутами, которые в своих лаборатория создавали алхимики, но против магии жреца Культа они были слишком слабы. Уже на краю дремы некромант услышал, как в комнатах глухо падает уснувшая охрана, но это было уже неважно, поскольку… Нет, это было не просто сонное заклинание, это было навеивание, грезы о том, чтобы было дорого сердцу и приносило покой, теплый туман, который растворял в себе любое желание к сопротивлению, рождая мир глубинных, утаенных, но таких желаемых мечтаний.
- Идем, некромант, - властный голос мольфара болезненно выдернул его из собственного миража, в котором он, по колено проваливаясь в слепящий снег, шел по аркольнской ледяной пустыне, вглядываясь в родные шпили высокого замка на горизонте. Валенсий тряхнул головой, на минуту поддавшись порыву и желая, не медля, заставить мага вернуть эту иллюзию свободы, которая именно сейчас и не казалась такой уж иллюзией, но он быстро подавил в себе этот порыв, понимая, что виноват отнюдь не мольфар, а он сам, расслабившись и позволив магии жреца убаюкать его своим зазывным, умиротворяющим теплом, а после решительно последовал за мужчиной.
Завир и не ожидал, что вампир, связанный клятвой, будет указывать ему дорогу, да и не нуждался маг в этом, с помощью магии и так почувствовав, в какой комнате находится эльфийская принцесса. То, что он задумал, было… иным. Не так поступают мольфары. Так поступают родители. А для жрецов Культа не должно существовать родственных связей после того, как дитя мага обрело свою силу. Но это были уже далеко не те времена, когда заветы и правила ценились выше человеческих жизней, да и он уже несколько столетий не был Верховным жрецом, самого Культа, как такового, не было. Так стоит ли пыль прошлого того, чтобы обращать в прах будущее? Завир и сам не знал ответ на этот вопрос, толкая слегка скрипнувшую дверь в покои Миринаэль, но понимал, что прошлым жить нельзя, его нужно помнить, с ним необходимо считаться, оно в какой-то мере предопределяет будущее, но не определяет его, как не должен и человек, идя вперед, все время оборачиваться назад.
Валенсий ожидаемо не последовал за ним, замерев на пороге, впрочем, ему и без него не были нужны лишние глаза, хотя мольфар и не отрицал, что вампир имеет право увидеть то, что он собирался сделать. Миринаэль лежала на кровати на правом боку, сжимая в ослабевшей ладони уже пожелтевшие от пыли времени письма, которые были исписаны мелким, но аккуратным и педантичным женским почерком, впрочем, Завир пришел сюда не для того, чтобы искать информацию или устранять помеху на пути своего сына. Он пришел, чтобы сделать свой выбор и попробовать изменить судьбу.
Осторожно перевернув девушку на спину, Завир, сконцентрировав магию синего пламени в руках, возложил ладони эльфийке на живот и запел, тихим, красивым, бархатным голосом, вплетая в мелодию нити сильной, запретной магии.
Синий огонь струился по рукам Завира, и Валенсий был готов поклясться, что он никогда ещё не видел ничего более прекрасного, нежели дивный ореол магии вокруг мольфара. Он родился уже после того, как был изничтожен культ Великой Матери, да и сами вампиры не шибко почитали тех, для кого они были лишь одними из многих, детьми холодного арлега Лели, расой, которая поощряла рабство ради того, чтобы питаться и размножаться, в то время как мольфары-омеги могли дать им намного больше, но сам некромант уважал именно ту силу, которой владели жрецы. И вот сейчас он видел эту магию в действии, Валенсию даже казалось, что он видел не только свечение и движение губ Завира, но и какие-то символы, метки, знаки, которые, вырисовываясь из огня, проникали в тело Миринаэль, запечатлеваясь в нем навечно. Странные ощущения, будто мороз по коже, будто иголки в тело, будто шипы в плоть, но не боль, трепетно, сладко, мучительно, до дрожи и благоговения, пусть в затылке снова ныло, а сердце заходилось в бешеном ритме, грозясь своим мышечным напором проломить сталь грудной клетки. Без тела его душа не сможет существовать долго – да, но этот миг стоил того, чтобы рискнуть.
- Я изменил твою судьбу, Миринаэль из рода Алеанвир, - прошептал Завир, скользнув ладонями выше и убрав смоляную прядь с умиротворенного лица эльфийки, с некой нежностью и сожалением смотря на эти прекрасные черты, за которыми крылась темная душа. – Твои отпрыски не будут править Ассеей, потому что это право им не принадлежит.
Взгляд мольфара снова стал безучастным, словно только что он и не сочувствовал той, которая сама была заложницей, заложницей амбиций и пророчества своей матери, а Валенсий все так же стоял у порога и не мог поверить в то, что только что осознал. Получается, мольфар изменил судьбу Миринаэль, ту судьбу, которую своей дочери предрекла великая ведьма Дрииз-ан-Амаель, чьи предвещания славились своей точностью и неукоснительностью, но только что… Да, мольфар мог, Великая Мать даровала своим детям такую силу, но и плату за неё назначила слишком высокую.
Валенсий сделал робкий шаг вперед, отчаянно думая над тем, что он сейчас должен сказать жрецу, что он может ему сказать, как обратиться к нему с просьбой объяснить свой опрометчивый поступок, но Завир опередил его, посмотрев прямо в глаза с ответной, пусть и молчаливой просьбой. Некромант замер, понимая, что здесь, в этой комнате, их с мольфаром пути расходятся, в ответ на что Завир благодарно кивнул, а после, резко развернувшись, широким шагом покинул спальню принцессы, в напоминании о себе оставив лишь затихающий шелест тонкого плаща.
Как только за Завиром и некромантом закрылась дверь, Ян поднялся с места, слегка поведя плечами, чтобы размять затекшие мышцы. В Тартаре было проще. С дельтами было проще. Да и с императором, пусть он постоянно и провоцировал его на слабость, было проще, потому что Рхетт ставил перед ним цель, ставил цель перед собой, и шел к заведомо известным ему результатам всеми возможными путями, здесь же, в Аламуте, у Яна не было определенной цели, и он вновь оказался на распутье, чего определенно не стоило показывать никому, даже собственному родителю.
Реордэн, использовав узы крови, запер их с папой здесь, в этих комнатах, словно скот перед забоем, при этом уготовив им воистину низменную участь. Кровь Завира предприимчивый владыка, скорее всего, заполучил уже давно, ещё двадцать лет назад, когда мольфар впервые объявился в крепости с искренним желанием помочь, которое, несмотря на все благородные планы мага, обернулось трагедией, а вот его… Сомневался Ян в том, что Дэон пошел на подобное и тайком взял его кровь, но думать о том, что аль-шей мог заполучить её после их первой с альфой ночи, когда простыни сохранили на себе отпечаток его целомудрия, было ещё противнее. Но, похоже, Вилар старший не гнушался ничем в своих методах, и этим они с Рхеттом были очень похожи, вот только Реордэн думал на несколько шагов вперед, уже зная, какой результат устроит именно его, а Рхетт продумывал только один шаг, но в разных направлениях, при это все равно все сводя к тому, что он запланировал. Да, аль-шей был умен, мудр и хитер, но при этом он не учел одного – капля крови не в силах становить мольфара, который владел более глубокими знаниями, нежели любой другой жрец Культа.
