Ещё одна капля, маленькая, но решающая, и дрожащие под его ладонью нити замерли, прекратив свое беспрерывное движение, благодаря которому заклинание и сковывало магию мольфаров, а после Валенсий почувствовал слабый толчок, который и дал вампиру понять, что для него путь открыт.
Естественно, его никто не приглашал в комнаты, а он и не стучался, ведомый нитями собственной темной магии, которые сейчас зазывно клубились у ног мольфаров. Не то чтобы Валенсий боялся, скорее, предвкушал, переступая порог и делая первые шаги по мягкому, глушащему его и без того тихую поступь, ковру, медленно осматриваясь в полутьме и замирая перед теми, которые, кажется, остались абсолютно равнодушны к его вмешательству. Да, мольфары – гордецы, каких ещё нужно поискать, но сейчас на кону стояли их жизнь и честь, и поэтому вампир чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, словно его место определенно было не здесь.
Некроманты, а особенно вампиры-некроманты, предпочитают темноту, темень Преисподней, её могильный холод и эхо терзающихся в ней душ, которые, зачастую, служат источником мощной магии, которая не связывает себя договором со слабыми, но сумрак комнат мольфаров прошелся по телу фидая колкими мурашками, обнажая его собственную душу. Да, он не ошибся в своем выборе союзника, пусть эта примиренность и была условной.
- Раб клятвы, - так и не посмотрев на некроманта, не мигая, отстраненно наблюдая за потрескивающим пламенем тусклой свечи, констатировал Ян, сразу же почувствовав фальшь существа перед ним.
Сперва юный мольфар думал, что магия будет ему мешать, что эта ноша будет обременительной настолько, что он не сможет смотреть людям в глаза, что он будет лишен права смотреть им в глаза в то время, когда видел нити их жизней и знал, кому и когда суждено обратиться в прах, но жить с этим оказалось намного легче, нежели думал Ян. Наверное, он все ещё был слабым магом, по крайней мере, нити жизни он видел редко, и то, только тех, кто, по сути, был ему совершенно безразличен, а вот дорогих людей… Что бы ни говорил папа, но он не был истинным мольфаром, не ощущал связи с Великий Матерью, не стремился слышать её шепот, чувствуя, что его замершей душе ближе темень магии дельт, сила его собственного ребёнка, и это тревожило юношу.
Темнота повсюду, пусть люди и считают, что только ночь – удел теней и темени, при этом не замечая, что даже при ярких лучах огненного Деи она проникает в их души и завладевает их сердцами. Не мог Ян сказать, что темень поглотила и его душу, что она пробралась в его сердце, что чернота помыслов наполнила его разум, но мир, определенно, виделся им иначе, и в этом мире невольники, по глупости, из-за собственной гордыни, похоти или алчности, вызывали у него презрение. Как Реордэн Вилар, прикрывающий свою похоть благими помыслами. Как этот пленный некромант в теле мертвого фидая. Как и он сам. Впрочем, ни единая эмоция не отобразилась в его глазах, и ни единое чувство не путало его мысли, да и сам некромант сейчас волновал мольфара мало, потому что в этой комнате пересекались не их пути.
- Пленник, - прорычал Валенсий, понимая, что в его вампирском теле с обнаженными клыками и кровавым блеском в глубине черных омутов зрачков он выглядел бы куда более впечатляюще и угрожающе, но в то же время мужчина понимал и то, что даже он, Тень, не смог бы перечить двум мольфарам, если бы те решили, что он, и правда, раб. Их раб.
Ранее он не использовал тела ассасинов, по крайней мере, не в Ассее и не рядом с омегами. Пусть душа альфы уже давно возвысилась в чертоги небесные, но его тело, благодаря магии некроманта, все ещё было живым, оживленным, точнее, и поэтому сам Валенсий сейчас вдыхал ни с чем несравнимый аромат омеги, который рождал в нем неуместные томные волны.
До этого момента, не зная, не понимая, не ощущая на себе притягательной силы мольфара-омеги, вампир не мог понять, что же так влекло правителей, монархов, владык, королей и просто жадных до власти и силы особей к мольфарам, но теперь, чувствуя, как магия жреца способна даже на расстоянии влиять на его собственную, чуя, насколько сладок его запах, видя, как прекрасна эта хрупкая стройность, Валенсий понимал все. Мольфар не может быть предоставлен сам себе, им хочется завладеть, как самым ценным трофеем, но не только потому, что в сумасшествие толкает похоть, жажда или же собственничество, а и потому, что ты сам боишься быть поглощенным этой магией, силой и красотой.
Ян красив? Да, этот юноша прекрасен, но он так холоден, его магия жжет, выворачивает душу, ранит точно в сердце, целясь именно в самую болезненную точку, беспощадно, слитно, рывком, словно меч в плоть, и этот безучастный взгляд отзывается дрожью в коленях, которые подгибаются от одного ощущения близости. Таким нельзя завладеть, и Валенсий даже сомневался в том, что этот мальчишка по своей сути мольфар, потому что в нем ощущалась темень, глубинная, но сильная, густая, засасывающая. Завир же другой. Некромант мог описать его одним словом – теплый, к нему хотелось тянуться, льнуть, вдыхать его не меченый запах и ощущать ласку его хрупких пальцев в своих волосах, но Валенсий не обманывался по этому поводу, понимая, что омеги проверяют все его слабые и сильные стороны. Очень умно и уж никак не соответствует всеобщему мнению о том, что мольфары – лишь пешки в партии сильных.
- Как тебе удалось обойти клятву на крови, да ещё и привязанную к твоей собственной жизни? – не то чтобы с интересом, но все-таки спросил Завир, понимая, что столь сильный, пусть и невольный, нежелательный, ненадежный союзник необходим им сейчас, что от некроманта, бунтаря и раба в данный момент зависит многое, но и не собираясь показывать этому перебежчику, что он целый день с замиранием ожидал именно этого момента.
Завир думал, что за все эти годы, годы безмятежной, сытой, счастливой жизни в доме Ривесов, он перестал быть мольфаром в душе, отрекшись от того надменного величия, которое было присуще всем жрецам Культа, которые черпали свою силу из священного пламени Великой Матери, но память нескольких столетий не так просто искоренить, да и не мог омега отрицать тот факт, что ему не нравится ощущать трепет некроманта. Да, было не впервой, и, казалось, Верховному Жрецу уже должны были приесться эти восхищенные взгляды, наполненные страстью, похотью и обожанием, потому что так было испокон веков – страх перед силой и жажда ею обладать всегда шли бок о бок, но некромант в теле фидая-альфы, с часто раздувающимися крыльями носа, был неподражаем, заманчив и в какой-то мере даже забавен, хотя суть всех ощущений и была смазанной именно из-за того, что вампир предстал перед ним не в своем истинном обличье.
- Я ведь не предаю свою госпожу, - уклончиво ответил Валенсий, хотя слово «госпожа» неприятно, отвратно резануло слух, но при мольфарах все вещи нужно было называть своими именами, потому что жрецы чувствуют фальшь и презирают её, хотя при этом сами лукавят и много о чем умалчивают. – Одно из условий моего договора, - все-таки он смягчил некоторые слова, поскольку не собирался раскрываться полностью перед теми, кто в любую песчинку может превратиться из его предполагаемого союзника во врага, хотя, конечно же, даже подобная предосторожность не могла обезопасить его душу от темени Преисподней, - не причинять вред, что я и делаю, - вампир вежливо улыбнулся. – Я исполняю приказ госпожи – убираю вас с её пути, помогая сбежать, но при этом не отвечаю за ваши личные действия.
- И что же ты хочешь взамен? – осведомился Завир, пристально посмотрев на некроманта. Хотя, чего может желать вампир, вынужденный уже пару столетий томиться в чужих телах? Свободы. Некромант жаждет свободы так же сильно, как и глотка свежей крови, которую темный маг уже давно не вкушал, и вкус которой стерся с его губ, оставив после себя лишь горькое, неудовлетворенное послевкусие, но он, Завир, этой свободы некроманту дать не мог, по крайней мере, это был не его удел.
- Всего лишь каплю крови твоего сына, - улыбка Валенсия из располагающей стала предвкушающей, слегка хищной, с оскалом, той, которой демонстрируют победу, но вампир не праздновал победу, он просто отдавал дань, дань тому, что смог вызвать у невозмутимого юного мольфара хотя бы тень уважительной улыбки – похоже, он назвал достойную цену за свою помощь.
