Говорят – демоны низменны, они не обременяются связями, не терзаются совестью и не следуют моральным устоям и принципам, но таковой была сущность Рассенов, а вот ассасины… Если бы Реордэном Виларом двигали мотивы, связанные с благополучием государства, он бы смог его понять, как правителя, но омега чувствовал, что в этом поступке альфы больше личностного, дикой страсти, необузданного желания, похоти, собственничества, и поэтому мужчина не вызывал в нем никаких иных чувств, кроме омерзения. А Дэон… Да, метка альфы все ещё была на нем, но Ян уже заметил, ещё вчера, сразу же после того, как огненный диск Деи скрылся за горизонтом, что метка начала тускнеть, приобретая серые, мутные очертания. Альфа сомневается в своих чувствах, борется сам с собой и, скорее всего, хочет разорвать их союз. Что ж, даже этот удар, да, болезненный, он сможет выдержать, потому что, какими бы ни были его чувства к альфе, ни одного из них Дэон Вилар не был достоин.
- Скорее, сосуда, - сухо бросил аль-шей, отвернувшись. Подстилка звучало грубо, даже для него. Не претило, нет, потому что, по сути, Ян Риверс, действительно должен был стать его подстилкой, но все же трахать омежку просто так, бесцельно, ради собственного удовольствия, он не собирался. По крайней мере, не только ради собственного удовольствия, а и во благо государства, которому были нужны сильные воины и маги, которое смогли бы навечно запечатать демонов в песках, если бы в его распоряжении были отпрыски мольфара. Да, жрецы Культа в неволе долго не живут, история хранит слишком яркие упоминания о том, как плененные мольфары теряли рассудок или же умирали от истощения, но он был готов принять на себя такой грех, хотя, признаться, не собирался так быстро и по глупости терять омегу. Сломать Яна невозможно, Рхетт уже что-то сделал с мальчишкой, смог как-то подобрать к душе мольфара нужный ключик, причем такой, что тот сам переломил свои жизненные приоритеты и изменился по собственной воле, но приручить – это ему под силу, тем более что ни одна омега не способна устоять перед альфой в течку. А Дэон… владыка надеялся на то, что молодая жена сможет своими ласками заставить альфу забыть о том, что когда-то его сердце принадлежало огненному омеге с силой мольфара.
- Уходим, - властно распорядился Реордэн, круто развернувшись на месте и слегка поспешно покинув комнаты мольфаров. Ассасины не ослушаются его, пусть даже и не будут согласны с его решением, но, по сути, какое им дело до мальчишки, на которого только что заявил свое право сам владыка? Возможно, Торвальд будет пытаться как-то облегчить судьбу своего родственника, альфа понимал, что столь сильный род, владеющий сущностью огня, не должен исчезнуть, но и он, владыка, не собирался делиться лаврами владельца столь уникального сосуда. Арт хочет преемника? Пожалуйста. В Ассее разводы не запрещены, и многие омеги будут счастливы стать супругом четвертого даи, но о брате ему придется забыть, потому что отныне только он, аль-шей, властен над судьбой Яна Риверса.
- Господин Ян… - пробормотал Кьярд, со слезами на глазах смотря на своего друга, пусть и продолжая обращаться к нему столь официально. Мальчик отказывался верить в то, что услышал, ведь Дэон любит Яна, Ян любит своего альфу, они соединены меткой, их союз нельзя разрывать, но, наверное, он ещё был слишком юным, чтобы скрывать свои эмоции, не выражать чувства и чтобы понимать игры великих.
- Иди, Кьярд, - не то чтобы мягко, но с расположением ответил омежке Ян, видя, что тот, из-за упрямства и преданности, не собирается выполнять волю аль-шей, и понимая, что этот ребёнок не должен пострадать только потому, что привязался к нему, к тому, для кого недопустимы никакие связи.
- Но… - попытался воспротивиться фактически приказу Кьярд, но после, опустив голову, побрел к выходу, изредка шмыгая носом и, даже не скрываясь, вытирая градинки слез рукавом. Он это так просто не оставит. Он попробует как-то помочь другу. Он просто не может бездействовать, даже если и понимает, что его попытки что-то изменить будут тщетны. Но все же… все же он ассасин, в нем течет кровь дракона, пусть он и не прошел первый круг испытаний и был отвергнут горделивой расой его отца, а ещё… ещё он хотел, чтобы сердце Яна снова могло любить.
Арт с достоинством воина выслушал этот короткий, но емкий диалог между аль-шей и мольфарами, но внутри него все сжималось от противоречий, которыми были наполнены действия аль-шей. Да, они обсуждали то, что Завир должен ответить за свои поступки, за, фактически, убийство, и что Ян должен оставаться в крепости во избежание того, чтобы он снова не попал к Рассенам, но такого… нет, подобного он не ожидал, тем более от аль-шей. А Дэон?.. Конечно же, владыка мог принять подобное решение в единоличном порядке, но на омеге была метка его альфы, это было противоестественно, это грех, который можно искупить только посмертным прахом. Значит… значит, Дэон знал и согласился с решением отца.
Нет, Торвальд не мог в это поверить. Его друг, тот, с кем он сражался с демонами бок о бок уже не один десяток лет, не смог бы, пусть бы и был обижен, зол и не уверен, обречь возлюбленного на такие страдания. Нужно поговорить с Дэном. Не как с аль-ди, а как с другом, потому что, похоже, альфа и сам не ведает, что он творит, а после… Ян – его кузен, его кровь, Торвальд, и за члена своей семьи он будет бороться до конца, хоть и с самим аль-шей.
Быстрого взгляда на юношу было достаточно Арту, чтобы понять, что тот переживает какие-то эмоции, глубоко внутри, потому что бесчувственный, огрубевший сердцем и загубивший свою душу человек просто не смог бы с такой умиротворенной теплотой смотреть на ребёнка, друга. И он ушел. Пока что. Следуя за синеволосым омежкой. Вот только плохое предчувствие при всех его благих намерениях не давало ассасину спокойствия и не придавало уверенности.
Иллисий медлил, собирая ритуальные принадлежности, пусть и понимал, что он не имеет права задерживаться в этих комнатах дольше положенного, но все же… все же именно сейчас, не завтра, не тогда, когда весь Аламут будет взирать на казнь мольфара, врага Ассеи, он хотел посмотреть Завиру в глаза. Клятва ассасина была непререкаемой, отступничество от неё каралось смертью, но, если посмотреть на эту самую клятву сквозь пальцы, он её не нарушил. Аль-шей задал ему четкий вопрос: является ли Ян Риверс Торвальдом? И он на него ответил, ничего не утаив и засвидетельствовав свои слова обетом первого даи, а относительно всего остального… Владыка просто об этом не спрашивал.
Да, лекарь, проводя обряд, сперва решил, что это метка, что это из-за связи омеги с его альфой он чувствует в крови мольфара отголоски магии Виларов, но после… после Иллисий понял, что это были не отголоски, а именно магия, только ещё слабая и едва-едва ощущаемая, настолько юная, что Яну ничего не стоило скрыть её от окружающих. Омега носил под сердцем дитя Дэона Вилара, но предпочел умолчать об этом, и Иллисий, сам будучи родителем, уважил право Яна на эту тайну, пусть тем самым и пойдя в разрез с клятвой ассасина. Возможно, у мольфаров был какой-то план, план по их спасению, ведь Завир, что бы он ни содеял в прошлом, был лишь косвенно виноват в смерти аль-шейхани и её ребёнка, а сам Ян определенно не заслуживал той участи, которую ему уготовил владыка. Поэтому он и умолчал. Поэтому он и хотел посмотреть старому знакомому в глаза. Чтобы убедиться в том, что он поступил… по совести.
Во взгляде Завира была благодарность, а более омеге и не было нужно. Иллисий покинул комнаты мольфаров, закрыв за собой дверь. Даже первый даи может ошибаться, после несколько десятилетий нести на себе груз этой ошибки и опасаться того, что его тайны всплывут на поверхность. Да, теперь его совесть действительно была чиста, а долг, наконец, уплачен.
- И чем же тебе был обязан первый даи? – спустя несколько мгновений после того, как ушел омега, спросил Ян, покосившись на устало откинувшегося на спинку дивана мужчину и понимая, что его беременность осталась тайной лишь потому, что Иллисий умолчал о ней по каким-то причинам. Да, его тоже затронула магия аль-шей, у него тоже слегка кружилась голова, и ему было немного дурно, но сам Ян не ощущал такого дискомфорта, который стеснял его папу. Возможно, причиной тому был его сын, тоже Вилар, а, возможно, Рхетт просто обучал его на совесть, досконально зная приемы и методы своего главного противника. Но, как бы там ни было, он оставался мольфаром, и заклятие уз крови не позволяло ему, не медля, покинуть крепость. Пока не позволяло.
