- Дайте мне свои руки, - уже более мягко попросил лекарь, чувствуя, насколько напряжена атмосфера, потому что для всех, пожалуй, кроме самого Яна, этот обряд был чем-то более значащим, нежели вынужденная мера.
Когда его пальцы сомкнулись на ладонях альфы и омеги, Иллисий, прикрыв глаза, начал шепотом плести сложное заклинание, которое связывало в единую нить прошлое и настоящее. Магия текла сквозь его тело тремя потоками, сперва разными, причиняя легкую боль, но после сливаясь в единую вязь узора, который оседал на дне чаши, наполненной смешанной кровью. Его поток был ярким, поток Арта - жарким, Яна же - обжигающе холодным. Его магия мерцала мягким светом ночного фитилька, магия Торвальда лучилась огненными языками жарких костров, магия же мольфара скрипела изморозью, и ещё никогда лекарю не было так тяжело, ещё ни разу во время этого ритуала он не тратил столько сил, ещё не было такого, чтобы кровь и магия отталкивались так же сильно, как и притягивались друг к другу.
Огненный диск Деи уже на всю свою полноту возвысился над горами, когда даи Иллисий закончил ритуал, таки связав сотканную из трех потоков сил магическую сеть с кровью, после чего открыл глаза, так и не выпустив ладони предполагаемых родственников из своих, и посмотрел в чашу. Кровь так и осталась неподвижной, казалось, магия её все-таки не коснулась, не пробудила в ней родственную связь, не отозвалась в наследии детей арлега Ассы, но, спустя несколько песчинок Числобога, рубиновое зеркало дрогнуло, расходясь кругами к стенкам чаши и источая мерцающий рдяной ореол.
- Что ж, - Иллисий, наконец, разжал пальцы, чувствуя, как усталость волной накрывает его тело, покачивая мир перед глазами, - у меня больше нет сомнений. Аль-шей, - превозмогая слабость и легкую дрожь в коленях, лекарь повернулся к правителю, совершенно не опасаясь смотреть в его алые глаза, но при этом сохраняя почтительный, официальный, вынужденный тон голоса, - я, первый даи совета Ассеи, на основании проведенного мною обряда родственности крови, свидетельствую о том, что четвертый даи, Арт Торвальд, и мольфар, Ян Риверс, являются прямыми родственниками.
- Благодарю, даи Иллисий, - сдержано ответил Реордэн, который до этого момента, казалось, безучастно, скучающе, наблюдал за ритуалом. На самом деле аль-шей, и правда, наблюдал, но не столько за самим обрядом, сколько за мольфарами, словно ожидал, что те вот-вот взбунтуют, окажут сопротивление, бросят ему вызов, почувствовав, какую судьбу им уготовил владыка Ассеи. Но то ли мольфары утратили бдительность, то ли, и правда, уверовали в свою неприкосновенность, но с их стороны альфа не почувствовал ни толики враждебности, только взволнованность старшего и безразличие младшего. Тяжело было смотреть на Яна, и в то же время от него невозможно было отвести глаз. Этот мальчишка стал его личным наваждением, его проклятьем и его ношей, и пусть снизойдет понимание на Дэона, поскольку то, что он собирался сделать, Реордэн делал исключительно во благо государства.
Завир вздрогнул, когда ощутил, как комнаты накрывает мощный магический ментальный полог, словно сетью опутывая стены, пол, потолок, пропитывая воздух сковывающей магией, отрезая эту часть крепости от Аламута барьером и запечатывая их внутри магической сферы правителя. Конечно же, сдерживающая магия, пусть и наложенная самим аль-шей, не была для него, мольфара, особой преградой, тем более для них с Яном, но сам омега слишком хорошо знал старшего Вилара, чтобы поверить в то, что тот настолько недальновиден и опрометчив, чтобы растрачивать собственные силы на то, что было бесполезным и неэффективным. Скорее всего, Реордэн пытался просто отвлечь его внимание, и он, увы, понял это слишком поздно.
- Узы крови, - гортанно прошептал владыка, щедро полоснув себя меленьким кинжалом, который он прятал в рукаве плаща, по запястью, после чего с вызовом и легким превосходством, поддавшись секундной, но такой долгожданной слабости, Реордэн посмотрел Завиру в глаза. – Или ты, мольфар, думал, что я не знаю, как удержать вашу породу в узде? – его священная кровь, насыщенная магией древнего рода Виларов и приправленная чарами Аркольна, без сожаления, вязкими нитями ложилась на пол, но не скапливаясь в лужу, а превращаясь в тонкие вены, которые потекли по нитям ментальной магии правителя, просачиваясь в каждый уголок комнат и запечатывая их сильнейшим сковывающим заклинанием магии вампиров.
- Не делай ошибок, Реордэн, - предостерег владыку Завир, видя, как стены комнаты начинают пульсировать кровавыми нитями заклинания полувампира, подавляя любые всплески магии, вызывая тупую боль во всем теле и пульсируя в голове узами подчинения пленника перед господином. – Тех ошибок, которые лишат тебя покоя. Тех ошибок, за которые ты будешь проклят и своим народом, и своим арлегом.
- Не стоит беспокоиться обо мне, мольфар, - ухмыльнувшись, Вилар, наконец, вдохнул на полную грудь, чувствуя, что магия жреца Культа больше не давит на него своей назидательной силой, покорно оседая у его ног, - потому что этот грех мы разделим на двоих.
- Месть не принесет тебе душевного покоя, - покачав головой, омега опустился на диван, ощущая, что, забавляясь, альфа намеренно причиняет ему боль, пользуясь тем, что мольфар теперь полностью в его власти. Кьярд сразу же бросился ему на помощь, беспокоясь, пытаясь поддержать, но Завир только покачал головой, давая мальчику понять, что его старания оценены, но, по сути, в них не было смысла.
Да, это был единственный и именно тот, проклятый арлегами, способ подчинить жреца Культа, привязав его к себе заклинанием уз крови. Где и при каких обстоятельствах Реордэн заполучил их с Яном кровь, Завира волновало мало, потому что для подобного заклятия достаточно было и капли, а они с сыном пробыли в этой крепости два месяца, так что возможностей у правителя и его цепных псов было предостаточно, главным было то, что владыка собирался сделать с его сыном. Именно с Яном, потому что собственная судьба была ему известна, она была зрима им так же отчетливо, как и лицо аль-шей, на котором сейчас торжествовала победная улыбка, а вот Ян… Мольфар мог видеть глубоко, глубже, чем открытые мысли и тайные помыслы. Мольфар мог видеть душу, а душа Реордэна Вилара желала владеть, собственнически, непререкаемо, единолично. Альфа хотел владеть омегой. Его сыном. Яном.
- Я узнаю об этом, когда она свершится, - смотря на поверженного мольфара свысока, именно поверженного, но так до конца и не склонившегося перед ним, ответил Реордэн, больше не видя смысла в том, чтобы затягивать неизбежное. – Завтра, когда огненный диск Деи во всей своей полноте возвысится над горами, ты, мольфар, искупишь свои злодеяния собственной смертью, - вынес приговор и… ничего не почувствовал, а ведь он 20 лет мечтал о том миге, когда увидит в глазах своего врага, мага, повинного в смерти его жены и сына, мольбу, ненависть и страх, страх в тот миг, когда он лично, своим же мечом, чтобы запечатлеть на нем искупление кровью, оборвет жизнь мольфара. Но ничего это не было. Завир смотрел на него, и в его глазах было сожаление, словно он понимал его затаенную душевную боль, а ещё… ещё там была просьба, не низменная, обычная, человеческая, просьба родителя к родителю. И почему-то стало больно и совестно, а ведь именно мольфару сейчас должно быть больно, ведь он знает, знает, какую судьбу владыка Ассеи уготовил его сыну, и все равно не винит, словно даже это ему было известно наперед.
Проклятый мольфар! Реордэн резко перевел взгляд на Яна, надеясь, что хотя бы этот мальчишка будет его ненавидеть, будет сопротивляться, будет презирать его и проклинать того, кто собирается превратить его в раба, но в ответ получил лишь холодный, безучастный и равнодушный взгляд глубинно-льдистых глаз.
- А мне, аль-шей, я так понимаю, уготована участь твоей подстилки? – скорее, это был даже не вопрос, хотя некоторые интонации в этой прямолинейной констатации были, впрочем, Ян и без ответа понимал, с какой целью его заточили в этих комнатах. Знал ли Дэон? Знал ли его альфа, некогда возлюбленный, что с ним намерен сделать его отец? Скорее всего – да, поэтому альфа и не присутствовал на обряде родственности крови, уже заведомо зная, что, каким бы ни был результат, мольфар останется в крепости. Останется на правах шлюхи.
