За Дэона говорила ревность и душевная боль. Владыка так и не смог отпустить свое прошлое, в котором мольфар был слишком значимой фигурой, чтобы не придать этому значения. Ноэль едва ли не умолял защитить Яна, который стал для его супруга настоящим другом, именно тем другом, которого у омеги не было никогда ввиду того, что полуэльф всего себя посвящал служению Ассе и государству. А он сам… наверное, ему не хватало чувственного опыта, чтобы понять самого себя, чтобы дать определение тому ощущению, которое демонскими когтями впилось в его сердце. Ощущению неправильности происходящего.
- Для обряда мне нужна ваша кровь, - сдержано сообщил подошедшим Иллисий, поставив перед собой серебряную чашу и взяв в руки ритуальный нож. Проводить этот ритуал первому даи было не впервой, поскольку, случалось, омеги возвращались с заданий понесшими, как это было в случае с папой Кьярда, или же объявлялись женщины, утверждающие, что их дитя – плод связи с ассасином, но в то же время Иллисий не мог сказать, что это было легко. Порой истина была болезненной и имела нежелательные, болезненные последствия, как в случае с синеволосым мальчишкой, от которого отказалась семья альфы, и это была его ноша, обременительная, следующая за ним образом тех, кого не отвергло государство, но которые не познали родительской любви, поэтому именно сейчас Иллисий так и не смог ответить на свой же вопрос: какого результата желал бы именно он?
С одной стороны, омега рода Торвальдов, пусть он и был мольфаром, - все равно ассасин, тот, кого ещё в лоне родителя благословила Асса, часть Ассеи, её воин, её плоть и кровь, но с другой… Даже он, четырехсотлетний даи, жизненный опыт которого был более чем весомым багажом увиденного и познанного, не мог наверняка судить о том, как владыка распорядится жизнью своего подданного. А ещё Дэон… Аль-ди тоже должен был засвидетельствовать обряд родственности крови, потому что альфа связан с этим омегой меткой добрачных уз, они разделили ложе по обоюдному согласию, признали друг друга, раскрыли друг перед другом свои сердца и уже были обвенчаны Ассой, сведены её зовом, но мальчик, а по сравнению с ним младший Вилар действительно был мальчиком, предпочел заняться делами государственными, нежели оказать поддержку своему возлюбленному.
Неправильно это – вот что думал омега, передавая юному мольфару ритуальный нож, насыщенный и освященный его магией жизни. Иллисий слышал о том, что Ян вернулся другим, что это уже не тот мальчик, который робел под каждым косым взглядом и предпочитал одиночество или общество беременного Ноэля, так сказать, светской жизни Аламута, но первый даи и помыслить не мог о том, что омежка изменился настолько кардинально. Впрочем, он не понаслышке знал, какими методами пользуются демоны, чтобы сломить дух. Методами, которые, порой, даже ассасинов, верных сыновей своей матери, ввергают в безумие, заставляя отречься от своего происхождения. Методами, которые ломают волю и опутывают душу тьмой, хотя, глядя на юного мольфара, подобного даи сказать не мог. Что-то было не так с этим мальчишкой, определенно, но он не мог понять – что, да и не его это был удел. Дэон – вот кто должен был быть рядом, кто должен был поддержать, кто должен был поверить, но, как бы ни было противоречиво это признавать, альфа ушел от ответственности, растоптав любовь своей пары.
- Сколько? – безэмоционально спросил Ян, протягивая руку над чашей и поднося к ладони кинжал. Для него этот обряд не значил ровным счетом ничего, потому что он, несмотря на предательство, верил своему папе, чувствуя, что в глубинах его жил все-таки течет кровь Торвальдов, но этот факт все равно не делал его ассасином и никак не мог повлиять на его личные решения. Арту в глаза он тоже старался не смотреть, но не потому, что хотел избежать ответственности, омега был готов хоть сейчас ответить за то, что он стал причиной гибели маленького существа и увечий Ноэля, а потому, что боялся увидеть в них пустоту. Нет ничего страшнее пустоты – это Ян понял из личного опыта, когда вокруг полно людей, когда жизнь кипит, когда арлеги-близнецы Деи и Лели сменяют друг друга на небосводе с завидной регулярностью, но при всем при этом вокруг мертвая тишина. Никто, даже злейшие враги, не заслуживают того, чтобы стать тенью Преисподней среди живых. Чтобы стать таким, каким стал он сам.
- Чтобы покрыть дно чаши, - равномерно ответил Иллисий, поражаясь тому льду, который застыл во взгляде восемнадцатилетнего мальчишки. Он, как лекарь, видел подобные взгляды. Так смотрели те, кому уже нечего было терять. Так когда-то смотрел Брьянт, да и сейчас, бывало, во взгляде альфы мерцал вымораживающий холод неприступности, и теперь так же смотрел этот юный омега. Да, первый даи не хотел, чтобы обряд родственности крови дал положительный результат.
Ян даже не кивнул в ответ – ни к чему обременять себя лишними движениями и словами, тем более под пристальным взглядом аль-шей. Омега резким, точным, ровным, слитным движением полоснул себя по ладони, с легкой заинтересованностью смотря на то, как его кровь, алая, густая, насыщенная ароматом железа, соскальзывает с ребра первой каплей, а после тонкой струйкой орошает дно чаши, начиная ритуал.
Странно, но раньше он не видел собственной крови. Да, были порезы, царапины, синяки и ушибы, но у каких обычных детей их нет? А вот чтобы именно кровь… Может, даже несмотря на все превентивные меры папы, магия мольфара все равно защищала его? Маловероятно, но все же. За все восемнадцать лет никаких переломов или серьезных травм, никаких опасных ситуаций, даже если такие и вызревали, например, мальчишеские драки или омежьи стычки, то они обходил его стороной. Раньше Ян думал, что это из-за того, что он неприметен для одних и отталкивающ для других, но, похоже, виной всему была его магия. Получается, все эти годы он был заложником собственной силы, которая его не только охраняла, но и скрывала от других, делая объектом сплетен и пересудов, отщепенцем, иным, но Дэону это не помешало почувствовать в нем свою пару. Что бы там ни было предначертано ему судьбой, арлегами или же самой Великой Матерью, Ян больше не собирался плыть по течению, по крайней мере, не тогда, когда смыслом его жизни стал его и только его сын.
- Теперь вы, даи Торвальд, - шерстяным платком стерев с лезвия капли крови мольфара, Иллисий передал кинжал мужчине, чтобы тот тоже пролил свою кровь в чашу. – Ян, позволь залечить твой порез, - участливо предложил лекарь, зная, что раны, нанесенные ритуальными предметами, сами по себе не затягиваются, пока в них ещё остаются нити магии заклинателя, поэтому он и хранил подобные артефакты в особом тайнике, дабы они не стали достоянием врага.
- Спасибо, даи Иллисий, но не нужно, - небрежно ответил Ян, вытирая ладонь белым кружевным платком, который заботливый Кьярд тоже положил на поднос. – Я в полном порядке.
- Да. Как скажешь, - он ещё никогда не видел подобного, поэтому столь быстрая регенерация мальчишки и впечатлила опытного лекаря. Да, синее пламя защищает своих жрецов, и сейчас первый даи видел это собственными глазами, видел, как мелкие язычки, почти нежно, ласкаясь, скользнули по ладони омеги, останавливая кровь, стягивая рану и восстанавливая кожный покров. И это завораживало. Омега чувствовал силу магии, сокрытой в мальчишке, и не мог «надышаться» этой силой, которая пусть и не была сверхъестественной и безграничной, но притягивала к себе, словно родниковая вода в зной, рождая желание испить сейчас же и как наиболее. Да, определенно, даже без слегка прищуренного взгляда Завира, было понятно, что с мальчишкой все ой как непросто.
- Даи Иллисий, - нет, он не просто обратил внимание лекаря на себя, Арта тоже мало заботила его рана, пусть омега сразу же залечил её, проведя по порезу пальцем, просто альфа хотел побыстрее с этим закончить. Все происходящее походило на какой-то фарс, словно кому-то, Торвальд старался даже мысленно не говорить о том – кому, был нужен засвидетельствованный обряд, будто тот был ключом к каким-то решениям или даже свершениям, и поэтому ему было приторно, словно он не пролил кровь, а испил её, вместе с ядом порока.
