Пустота. Она звенела, пусть в комнате сейчас и находилось четыре взрослых особи, четыре мага, мощных мага, не терпящих неуважения к своей силе, благословленные арлегами на великие деяния. Пунктуальность не стала неожиданностью. Ян чувствовал, понимал, насколько важен для аль-шей обряд родственности крови, и в то же время осознавал, что исход ритуала решит не только его судьбу, но и судьбу тех, кто был связан с ним нитью своей судьбы. Путь мольфара тяжел? Чушь! Он невыносим! Точнее, если бы груз этой силы, магического истока, его возможного происхождения был возложен только на него одного, то он бы, не мешкая, бросился бы в вихрь, вырывал бы свою свободу магическими всплесками и взмахами меча, но даже сейчас, тщательно скрывая свои слабости, Ян не мог поставить под удар папу и своего ребёнка. Ему оставалось только искать выход. В любой ситуации, даже если уже исход сражения ясен, а победитель устремил острие меча тебе в грудь, не стоит принимать свою судьбу, как данность, признавать поражение и подаваться вперед, дабы последний удар сердца замер на лезвии меча противника. Так живут Рассены. До последнего. До победного. До остатней капли гордости, которую демоны уносят с собой в Преисподнюю. И пусть. Пусть мир населен многими расами. Пусть их взгляды кардинально отличаются. Пусть то, что превозносят одни, считается низменным у других, но истина никогда не бывает однозначной. Не бывает потому, что каждый видит мир вокруг себя только собственными глазами.
- Ян Риверс, - как и вчера, голос владыки был уверенным, ровным, властным, впечатляющим, и раньше омега вздрогнул бы, ощутив его альфью силу, но сегодня он чувствовал, что этот человек устал, и его бодрость – всего лишь дань статусу, - готов ли ты пройти обряд родственности крови?
- Да, - сухо ответил юный мольфар. А к чему эмоции? Кто их оценит? Кому они нужны? Кто придаст значение словам человеческого омеги, который, вдруг, оказался мольфаром? Аль-шей хочет убедиться в его происхождении? Владыка Ассеи имеет на это полное право, но Реордэн Вилар – нет. Не мужчина, который желает заполучить себе во владение могущественную силу. Не альфа, чья постель ещё не остыла после ночных утех, но уже ожидает новую игрушку своего хозяина.
- Начинайте, даи Иллисий, - повелительно распорядился Вилар, делая шаг назад, точно к двери, словно преграждая путь, хотя, конечно же, было бы более благоразумным отгородить комнаты мольфаров от всей крепости магическим пологом и приставить к двери опытных воинов, но вряд ли эти меры сдержат двух жрецов Культа. Он сам их не удержит, восьмисотлетнему владыке Ассеи пришлось это признать, но это было не унижение, скорее, стратегическое отступление, чтобы не спугнуть «дичь».
Он плохо спал этой ночью, сперва размышляя о правильности своих поступков, чему не предавался уже очень давно, потому что имел уже достаточно опыта, чтобы быть уверенным в своих решениях и чтобы учитывать при их принятии все возможные последствия, а после беспокойно ворочаясь на постели, не в силах отогнать от себя образ сладкопахнущего мальчишки. Наверное, это была расплата за его черствость, жесткость и беспрекословность, потому что до Хелены, той единственной, которую он полюбил, альфа воспользовался чувствами многих омег, чтобы его молодые ночи были сладки и полны страсти, но ни один из них не удостоился чего-то более значимого, чем сухое прощание в ответ на свои признания.
Ян его завораживал. Теперь Реордэн понимал, почему Завир именно скрыл его силу, а не объяснил сыну, как её нужно утаивать самостоятельно, почему окутал мальчика столь плотным магическим пологом и почему Ян Риверс все 18 лет своей жизни был не просто неприметным, а даже слегка отталкивающим. Истинный омега был слишком притягателен, чтобы его красоту, силу, магию и тело не возжелали другие. Это было низко. Его единственный сын любил этого мальчишку, пусть сейчас и прибывал в смятении, мучаясь болью собственных противоречивых чувств. Он сам пал, как мужчина, альфа и правитель, но, тем не менее, решение было принято, а последствия… За все то, что он натворил за эти восемьсот лет, ему уже давно уготовано место в темени Преисподней, так что ещё один грех всего лишь добавит несколько столетий мучительных искуплений, но, если его планы осуществятся, оно того определенно стоило.
- Ян, даи Торвальд, подойдите, - Иллисий подошел к столику, жестом приказав синеволосому служке поставить на него поднос с необходимыми ему для проведения ритуалами атрибутами. Кьярд молнией юркнул между альфами, выполняя распоряжение первого даи, и скромно отошел в уголок, поближе к Завиру, чувствуя в нем магию, теплую и успокаивающую, родительскую, которой он был лишен ввиду своего незаконного рождения, и именно поэтому сейчас мальчик тянулся к взрослому омеге, не желая оставлять друга одного в столь тревожный момент.
Завир безмолвствовал. Ему было тяжело, но светлый комочек тепла рядом, словно впитывал в себя его тревогу, придавая сил. Синеволосый мальчишка был красивым омежкой, сильным магом, пусть и не прошел первый круг испытаний, но Завир, как мольфар, видел нить его жизни, и это вселяло в него надежду, потому что Кьярд… Впрочем, он уже давно не судил о чем-либо однозначно, с веками осознав, что даже голос Великой Матери – это всего лишь один из возможных путей, самый вероятный, но не неизбежный. Так было и с Яном. Он видел одно, а узрел иное. Будущее его сына в его видениях и снах было совершенно другим. Даже ещё вчера, до того, как он во дворце императора Рассенов посмотрел Яну в глаза, Завир был уверен в судьбе собственного сына, но сейчас – нет.
Этой комнаты, его самого в ней, аль-шей в паре шагов, стола с обрядовой чашей, - всего этого не было в его видении, потому что после того, как последний луч огненного диска Деи скрылся за горами, его словно накрыло вязким туманом, позволяя видеть многое, но только не нить жизни собственного сына. Судьба Яна изменилась – это Верховный жрец понимал, но то, что путь сына был сокрыт от него, могло означать только одно, и эта ночь оказалась тяжелой и для самого Завира, который, всматриваясь в напряженную спину юного мага, с покорностью принимал и свою собственную судьбу.
Необратимость не страшила Завира, но в этой бесповоротности не должно было остаться многоточий – только точки, которые, похоже, было предначертано расставить именно ему. Не впервой. То, что люди называют совестью, уже давно не скреблось внутри назидательным шепотом, обременяя его мысли и омрачая жизнь душевными терзаниями. Но когда-то, очень давно, как по человеческим меркам, он тоже был таким, как Ян сейчас, отвергая саму суть своего происхождения и предназначения. Да, они с Яном похожи, но в то же время слишком разные, чтобы понять друг друга, ведь он с детства воспитывался при Храме Великой Матери, и его папа готовил его к тому, что придется нести на себе груз ответственности, что придется мириться с непониманием и враждебностью со стороны других, и что при всем при этом у него нет права на собственное мнение, а вот своего мальчика он воспитывал совершенно иначе. Наверное, правду говорят, что родители желают воплотить в своих детях тех себя, которые так и не раскрылись под гнетом жизненного бремени, ответственности и вынужденных поступков, и Завир гордился своим сыном, пусть тот и не пошел путем мольфара. Единственное, что не давало магу спокойствия, так это то, что Ян заключил с Рхеттом какой-то договор, смысл которого был ему совершенно непонятен. Ведь что мог хотеть император Тул от юного, ещё не знавшего сути своего предназначения мольфара? Вариантов была масса, а фраза сына об ошейнике… Впрочем, сейчас он должен подумать о более насущном, точнее о том, что даи Иллисий не просто лекарь, а великий маг жизни, сила которого была даром самой Ассы.
Арт сделал два шага вперед, именно те шаги, которые отделяли его от правды, и которые были слишком важны, чтобы преодолеть их вот так вот просто, в несколько обыденных движений, которые дались ему с такой легкостью. Альфа не мог сейчас сказать что-то однозначное относительно своих чувств к Яну, просто следовал указаниям аль-шей, стараясь не задумываться о том, какими будут последствия, если мальчишка, и правда, окажется Торвальдом. Наверное, Асса уготовила ему какое-то испытание, раз тот, из-за кого погиб его сын, а супруг был лишен возможности родить, мог оказаться единственным ключом к продолжению рода семьи Торвальд. А мог ли? Арт всегда был ассасином, воином, сыном арлега Ассы и опорой своего владыки, поэтому он никогда и ни при каких условиях не ставил под сомнение решения аль-шей, по крайней мере, до недавнего времени, более того – его единственной слабостью был только супруг, но и тот мог постоять за себя, когда ещё не был беременным. Но теперь, видя перед собой юного воина, молодого мага, решительного мужчину, брата, Арт впервые засомневался в том, что он встал на сторону правого дела.
