Этой ночью Ян так и не смог сомкнуть глаз, но даже не потому, что ему не давали спокойствия собственные мысли, не потому, что между ним и папой застыло неопределенное молчание, и даже не потому, что усталость череды беспокойных дней тяжелым металлом наливала его тело, а потому, что ночь была слишком мрачной в своем кровавом мерцании холодного диска Лели, чтобы позволить сну укрыть его своим безмятежным покрывалом. Риверсу казалось, что эта ночь ему знакома, что вот так же, с высоты, вдаль, размышляя, ища себя, пытаясь найти ответы на вопросы, он уже стоял и смотрел, и в ту же ночь диск Лели был таким же алым, предзнаменуя черту, минуя которую, сжигают мосты.
Казалось, что это пески и плато Тул – чужды, неприветливы и смертоносны. Что дворец Тартарии – пусть и золотая, но все-таки клетка для несмышленой птички. Что Рхетт – воплощение лицемерия, алчности и грехопадения. Что цель – это тусклый взгляд желтых глаз его врага. Но сейчас, в серости, сырости, безответности, презрении и вынужденном одиночестве, Ян все равно не находил себя.
Да, он пытался быть прежним, утолил несуществующий голод, отогрелся от внутреннего озноба в горячей купальне, перекинулся с Кьярдом парой ничего незначащих фраз, затушил свечи, оставив лишь единую, самую тусклую, на столе, чтобы тени не тянулись к нему и не шептали о том, что стены крепости опутаны темной, зловонной магией, и, подойдя к кровати, застыл, понимая, что в том месте, которое он начал считать своим домом, ему все чуждо. Ян не помнил, как сбросил халат и просторные штаны, как ладони привычно скользнули по мягкости тулского бархата и хлопка, как пальцы проворно шнуровали рубашку, а после затягивали ремни, как руки покрывал узор перчаток и как обыденной тяжестью к его боку прильнул меч его врага, но это было единственным, что в тот момент казалось омеге привычным. Да, в темно-синем мундире полковника Тул, с острым клинком в ножнах, оградив себя магическим барьером, юный мольфар чувствовал себя привычно и спокойно. Ян Риверс чувствовал себя самим собой.
Папа порывался что-то рассказать ему о том, что означает быть мольфаром, какой долг, какие обязанности, какие свершения на него были возложены Великой Матерью, и каких запретов стоит придерживаться, чтобы достойно нести крест жреца Культа.
- Достойно? – он уже стоял у окна, кровавая ночь только вступила в свои права, тени скользили у его ног, лаская носки сапог, словно заигрывая, соблазняя, маня за собой, а Завир так и остался на диване, смотря ему в спину, и Яну было все равно, этот пристальный взгляд не будил в нем желание обернуться, не было чувства дискомфорта, только пустота и лед, который скрежетал у него внутри обломками ещё треплющихся под его толщей чувств. – Разве достойны были твои деяния, папа? Разве достоин ты сам говорить мне о подобном?
- Не суди, Ян, - со вздохом ответил Завир, медленно плетя узор полога сна, который накрывал собой всю крепость, рождая искусственную тишину, но обтекал его мальчика, словно вода камень – камень насильно пробужденной магии. – Великая Мать мне и арлег, и судья, и палач. Моя жизнь была слишком длинной, чтобы я не наделал ошибок, и слишком короткой, чтобы я мог их искупить, но ты, Ян, - верховный жрец слегка нахмурился, чувствуя, сильную ментальную магию, которая, словно нож масло, резала узор его заклятия, неусыпно наблюдая за магами вездесущим оком правителя, - ты ещё можешь все изменить.
- Изменить что? – воздух был липким, слегка терпким, обволакивающим и душным, им было тяжело дышать, приторно, вязко, до спазмов в груди и бисеринок пота на висках, и чернота уже не казалась такой инородной, от неё веяло легкой, пусть и свирепой прохладой, словно та черпала свой исток из ледяных пустынь Аркольна. – Рассенов? Людей? Ассасинов? Весь мир? Или, все-таки, кого? – Ян, может быть, и фыркнул бы, если бы не понимал, что суть мольфаров – это вечное вмешательство, бесполезное, беспричинное, безвозмездное, как по его мнению, но Завир слишком долго был преданным жрецом Культа, чтобы переубеждать его в том, что арлеги не ниспосылают предназначения, и что, зачастую, мы зрим не истину, а всего лишь лицедейство.
- Себя, сын, - тихо ответил Завир, всматриваясь в кровавый след холодных лучей Лели на девственно белесом ковре и видя в нем больше, нежели краски ночи, видя в нем начало нового дня. – Прими свою сущность мольфара, не следуя по ложному пути, по пути силы, а не разума, не поддавайся пламени внутри себя, не… - омега плотно стиснул кулаки, неслышно, конечно же, но магам и ненужно смотреть, чтобы чувствовать, - не повторяй мои ошибки.
- У меня нет амбиций, папа, - амбициям просто нет места в кромешной пустоте, но об этом он Завиру не скажет, не хочет причинять ему боль, любит, несмотря ни на что, и вновь-таки молчит об этом, потому что даже у стен есть уши, у стен Аламута они точно есть, а свои слабости нужно хранить глубоко в себе, чтобы никто не усомнился в твоей силе. – Сейчас моя цель – покинуть крепость, а дальше… - юный мольфар призадумался, точнее, только сделал видимость, потому что для самого себя он уже все решил, - по крайней мере, следовать пути жреца Великой Матери я не намерен.
- Договор, Ян, - у мольфаров своя магия, они не заклинают стихии, не владеют их сущностями, не взывают к теням и черным истокам Преисподней, их питает синее пламя храмов Великой Матери, поэтому его сын, мольфар, не мог, не должен, не способен использовать магию демонов, даже молния – это магия его ребёнка, поэтому Завир так переживал за Яна, чувствуя в нем нити магического договора, которым омега добровольно связал себя с императором Тул. – В чем суть твоего договора с Рхеттом?
- Ни в чем, - ровно ответил Ян, даже не удивившись тому, что папа заметил магическую печать нерушимого договора, который для самого юноши действительно не имел никакого значения. – Возможно, он никогда и не вступит в силу, а, возможно… – и снова никаких эмоций, просто пауза, чтобы таки отогнать от себя назойливого некроманта и его вездесущих лазутчиков-мышей, так и не дав им выведать ничего стоящего, - когда-нибудь он станет моим ошейником.
Это были его последние слова, ровно до того момента, пока кровавый диск Лели не возвысился над Рипейскими горами в полную силу, ознаменовав переход ночи в ночь, но дня былого в день грядущий. И ничего не принес этот день. Не стали стены Аламута родными. Не стали покои восточной башни его домом. Не скрипнула дверь, как раньше, и мягкие шаги опытного воина не растопили тишину. Не опалило мерное дыхание его губы и не убрали мозолистые ладони огненные пряди с его лба. Не возникло ощущение защищенности. Не обожгла метка запястье. Не прозвучали музыкой слова любви. И не утонул его собственный ответ в жадной ласке. Все в прошлом. Два прошлых. Словно вырванный клок. Словно стебель без корня. Словно лист. Последний на иссохшем древе, но упорно цепляющийся за истлевшую, черную ветку своим огрубевшим корешком.
Вечность измеряется мигом. Именно тем, которого ожидаешь, затаив дыхание и слыша лишь биение пульса в висках. Именно тем, когда глаза, до рези, до боли, до сухих слез, всматриваются в темноту, на кромке которой начинает рдеть алый восход. Именно тем, когда пальцы ещё сильнее сжимаются на рукоятке меча, просто цепляясь, чтобы чувствовать подле себя хоть что-то материальное, чтобы одиночество не обессилило эти самые руки, и они не опустились перед грядущей тягостью перемен. Именно тем, когда медленным, наползающим, скрипящим инеем покрывается сердце, запечатывая в себе все былые чувства. И остается только маленький комочек тепла. Тот, единственный, лучик, который не позволяет поддаться тьме и схоронить свою душу. Его свет. Его будущее. Вся его жизнь. Его сын. Отныне и навеки весь его мир.
Первый луч яркого диска Деи озарил шпили Рипейских гор, и в ту же песчинку Числобога дверь в комнату отворилась, потоком сырого сквозняка задувая слабый огонёк огарка свечи. Решительные шаги двух альф. Мягкая поступь умудренного омеги. Робкие шажки ещё не пробудившегося мальчишки. Но Ян не обернулся. В этом не было необходимости. Ведь что он мог увидеть в глазах тех, кто презирал его? Что могли сказать ему те, в чьем восприятии он был шлюхой и предателем? Чем он сам мог ответить тем, которые не так давно были его врагом, другом и названным братом?
