Он не верил в то, что Ян был шлюхой императора, по крайней мере, добровольно, но его запах, и правда, изменился, не то что став другим, но и не истинно Яна, будто на него какой-то другой альфа наложил свой отпечаток. Да, дельты не обладают запахом, не метят своих партнеров, не привязываются к ним чувствами, но все же связи между Рассенами могут скрепляться магически на период вынашивания потомства, что казалось Вилару вообще бредом. А ещё их метка… он чувствовал пульсацию на своем запястье, которая подтверждала, что омега до сих пор принадлежит только ему, сердце твердило, что их чувства взаимны, живы и только и ждут, когда кто-то из них сделает шаг навстречу, но Ян не сделал, хотя в какой-то миг альфе показалось, что омега готов его сделать, а он сам… он сам был слишком шокирован, чтобы видеть перед собой ещё что-то кроме ледяных в своем цвете и своем взгляде глаз. Сколько домыслов, сколько мыслей, сколько неизвестности, от которых кружилась голова, и Дэон старался не поддаваться эмоциям, но все же… все же, как мужчина и альфа, он был задет.
Почему-то у него не было сомнений по поводу того, что Яна и Рхетта связывали не только тренировки, а и постель, ведь изменился же его запах, но лег ли омега под императора добровольно или же потому, что его вынудили, обстоятельства, угрозы, страх – не столь важно, Дэон так и не мог понять. К тому же, аловолосый дельта мастерски склонил его к этой мысли, казалось бы, оказывая, как он говорил «моему мальчику», невинные знаки внимания, а Ян… он вел себя так, будто эти прикосновения были ему не в новинку, но и приятны ему не были. Значит, все-таки вынудили, если, вновь-таки, не думать о том, что на Яне был мундир полководца, который мог ему достаться ещё задолго до их знакомства. Это был какой-то замкнутый круг из мыслей, в котором одна порождала другую, а та же возвращала к первой, но все же Дэону было понятно одно: этот Ян, который вернулся из Тул, не тот Ян, которого он привез в Аламут два месяца назад, а вот что послужило причиной столь радикальных изменений ему нужно выяснить, во что бы то ни стало.
- Дэон, - Арт, понимая, что альфа сейчас не в самом лучшем расположении духа, все же обратился к аль-ди, стараясь не думать о том, что, на миг столкнувшись взглядами с юным мольфаром, по его телу пришла неприятная магическая дрожь, - как бы там ни было, но мы должны поставить в известность аль-шей.
- Аль-шей уже известили, - раздался суровый громогласный голос правителя, после чего в зал для совещаний быстрым шагом вошел Реордэн Вилар, - и теперь я хочу от вас услышать о том, что произошло в Тул, и кто заблокировал мое ментальное заклинание, - как только владыка ступил на каменный пол зала, двери за ним с легким стуком закрылись, а воины снова почувствовали тонкую вибрацию ментальной магии альфы. Аль-шей, даже не обратив внимания на то, что его законное место занято сыном, присел на свободный стул и, обведя всю троицу пристальным взглядом, нахмурился, ожидая.
- Все дело в том, аль-шей, - подняв голову, бесцветно, но четко выговаривая каждое слово, начал Дэон, - что мольфар Ян Риверс, похоже, сообщник императора Тул.
Его комнаты в восточном крыле крепости за этот месяц совершенно не изменились, но вновь-таки после пребывания во дворце императора казались мрачными, холодными и безвкусными, чужими, будто и не его это комнаты вовсе, а гостиничные, в которых до него побывала масса народу, оставив после себя столь неприятный отпечаток магии. Да, Ян понимал, что это последствия сражения с желтоглазыми демонами, хотя, похоже, некоторые комнаты отремонтировали после того, как в них кто-то выплеснул много магии, и омега даже догадывался кто именно. Он старался не смотреть на пол, который был услан тонким ковром, прекрасно помня то место, на которое медленно осел его пронзенный мечом друг, Ноэль, и, судя по остаткам магии, в ярость здесь впал именно Арт, очевидно, узрев тело своего супруга. Но, как бы больно ни было Яну, он не имел права не эмоции и чисто человеческое сострадание, во-первых, потому, что ему требовался здравый рассудок ввиду того, что он запланировал, а, во-вторых, он отказывался хоронить друга до тех пор, пока не увидит его останки, да и внешнее спокойствие Арт вселяло надежду.
Кажется, ему было больно, где-то в глубине, там, куда он на время спрятал свои изломленные и истоптанные чувства к Дэону, хотя, вполне возможно, что там их и придется похоронить. Был бы на его месте прежний Ян, он бы уже рыдал на плече своего папы или же пытался вымолить у альфы прощение за то, в чем он, по сути, был не виноват, ведь, что бы там Вилар ни думал, а он был верен если не Ассее, то Венейе точно, был верен ему, каждой частичкой своей души и своего сердца, что было довольно тяжело ввиду того, что на нем ещё лежал груз призвания мольфара. Все равно как-то глупо получилось, ведь он уже все решил, распланировал, смирился со своим заключением, считая, что его удел – это изменения дельт изнутри, а, оказалось, его пребывание в Тул было всего лишь частью чего-то, о чем он пока не ведал. А ещё на нем лежала ответственность за сына, его сына, потому что, если альфа не понял, не признал, не потянулся к нему, значит, для Дэона Вилара их ребёнка не существует, именно поэтому, ради того, чтобы перестать быть всего лишь омежкой, которым попирает каждый, кому не лень, он заставил себя хотя бы на время забыть о том, что у него есть альфа.
С папой было посложнее, он даже в глаза посмотреть ему не смог, но это была не обида, просто… наверное, ему все же было стыдно за себя, потому что он был слеп и глуп, наивно считая, что все странности в доме Олдвина Риверса – это естественный порядок вещей. А ведь он когда-то думал, что его папа знатный рутт-маг, за которым приплывет большой красивый корабль, вот, считай, и сбылись его детские мечты, вот только вместо рутта его папа оказался мольфаром, более того, Верховным жрецом, и не корабль за ними приплыл, а прошли они через Врата Междумирья в то место, которое ни для кого из них не было домом.
- Ян… - Завир, войдя в комнаты, в которых он сам прожил последний месяц, остановился у двери, смотря на неестественно ровную спину своего сына. Да, он понимал, что его мальчику тяжело, что на него, сразу и в одночасье, свалилось слишком многое, что он тоже виноват в том, что произошло с Яном, но даже не ожидал, что все сложится именно так. Он – мольфар, который за свою долгую жизнь видел очень многое, пережил многое и все-таки смог обмануть судьбу, сейчас готов был склонить голову перед собственным сыном, признав все свои ошибки и прегрешения, но, похоже, юный маг хотел от него совершенно другого.
- Папа, - резко сказал Ян на выдохе, понимая, что даже перед самым родным человеком он не может показать свою слабость, не теперь, когда колесо его личной партии было уже запущено, а после обернулся, совершенно спокойно смотря Завиру в глаза, - у меня к тебе, пока что, два вопроса. Первый: что с Ноэлем Торвальдом?
- Он жив, - со вздохом, но не менее твердо ответил Завир, понимая, что сейчас, в этой ужасающей и неприемлемой обстановке, он как никогда гордится своим сыном, магия которого ощущалась им, как бурный и даже ещё не до конца набравший силу горный поток, - но скверна демона лишила его возможности понести.
- Ясно, - Ян кивнул, так и не позволив папе понять, что же он почувствовал, услышав новости о своем друге. – А теперь второй, - сделав пару шагов назад, Риверс уверенно и плавно, даже не разрывая зрительный контакт с мольфаром, присел на стул, вальяжно закинув ногу на ногу и подперев голову рукой, - с чего все началось?
========== Глава 16. ==========
- Все началось с того, что в даарийском Храме Великой Матери начало угасать священное синее пламя, - неторопливо, полушепотом начал Завир, с болью смотря в совершенно пустые глаза своего сына. Сейчас он стоял перед юным магом, чувствуя его силу, которую надеялся никогда не почувствовать, сразу же после рождения запечатав синее пламя в самых отдаленных глубинах души Яна. Неужели это и была та самая судьба, от которой он так настойчиво убегал? Неужели вернуть утраченное можно было только так – разрушив судьбы и жизни? Неужели он сам не мог принять на себя эту ношу и отвернуть от своего сына воистину проклятие? Наверное, все-таки это был не его удел, и ему ничего не оставалось, кроме как смириться и с этим равнодушным взглядом, и с величественными манерами, и с потоками магии, которые вились вокруг молодого мольфара, и даже с тем, что его собственная судьба была уже предрешена. И Завир остался стоять, при этом смотря на сына сверху вниз так, будто он все же смотрел на него снизу вверх, чувствуя не только вину перед своей плотью и кровью, но и ответственность за то, как эти слова повлияют на судьбу его мальчика.
