- Отдай Яна, - прорычал Дэон, и в этот же момент в пол, прямо у ног императора, ударила витиеватая, мощная молния.
- Не тебе решать, Вилар, - фыркнул Рхетт, казалось, совершенно не обращая внимания на то, что альфа промахнулся осознанно, явно опасаясь за жизнь стоящего рядом с ним омеги, и что его только что могли серьезно ранить, после чего обернулся к Риверсу и, придержав его лицо за подбородок, совершенно серьезно спросил. – Мальчик мой, скажи, ты хочешь уйти вместе с папой?
- Хочу, - слегка сузив глаза, ответил Ян, понимая, что демон просто устроил показательное выступление перед его альфой, тем самым и провоцируя Дэона, и якобы намекая на то, что под словами «личная опека и защита» скрывался более глубокий смысл. Нет, он не думал, что Рхетт настолько глуп, чтобы рассчитывать на то, что ассасин сорвется и бросится в драку, или на то, что он, Ян, начнет трепетать под таким сальным взглядом, он знал, что иначе, как попаясничать перед врагами, император Тул просто не может, получая от обескураженности противника эстетическое удовольствие. К тому же, омега был уверен в том, что Дэон ни за что не поверит в то, что ему хотели преподнести на блюдечке, ведь он все ещё помечен своим альфой, их метка такая же яркая, чувства взаимны, так что ему ничего не оставалось, как бросить императору предельно вежливый вызов, сохранив стойкость и гордость воина.
- Тогда иди, - миролюбиво ответил Рхетт, практически нежно скользнув пальцами с длинными ногтями по лицу юноши, а после отступил назад, тем самым вроде как открывая Риверсу путь, - но, - когда Ян уже сделал первый шаг к Вратам, более строго добавил дельта, - не забывай, мой мальчик, о том, о чем мы с тобой договорились.
- Не забуду, - вместе с легким кивком ответил Ян, после чего размеренно, ровно, неторопливо направился к Вратам. Честно сказать, он не верил, ведь Рхетт ясно дал понять, что ему не покинуть пределы Тул до того времени, пока он не убьет Саэля, но, почему-то именно сейчас вспомнив о правиле наследия титулов в империи, омега понял, что тогда, если бы он действительно убил желтоглазого демона, он бы точно не вернулся ни домой, ни куда-либо ещё, потому что ему бы пришлось занять место убитого генерала. Получается, аловолосый оказал ему неоценимую услугу, более того, похоже, он наложил на комнату какое-то заклинание, чтобы о вторжении никто не узнал, то есть, чтобы… чтобы он мог беспрепятственно уйти, а самому Рхетту ничего за это не было. Хитер, как всегда, но все же дельта слишком легко выпустил из своих рук столь ценный экземпляр, и что-то подсказывало Яну, что с императором Тул они видятся не в последний раз.
- Ян… - Завир с нескрываемой нежностью посмотрел на поравнявшегося с ним сына, после чего отдал мысленный приказ ворону отправляться в Ассею, что тот и сделал, практически бесшумно взмахнув крыльями и вылетев в открытое окно.
- Теряем время, Верховный жрец, - так и не взглянув ни на папу, ни на возлюбленного, ни на ассасинов, ответил Ян, смотря точно перед собой, прямо в темную бездну портала, который клубился за дверьми Врат. Да, Рхетт рассказывал ему о том, что в каждом храме Великой Матери были высшие жрецы, за которыми были закреплены континенты, государства или же территории, но был и, так называемый, Верховный жрец, тот, кто слышал шепот Великой Матери и передавал её волю в другие храмы, и поэтому, когда император именно так обратился к его отцу, у Яна даже сомнений не возникло по поводу правдивости и уместности этих слов. Арлеги воистину жестоки к нему, раз, казалось бы, узнав уже все, ему открываются все новые и все более ошеломляющие факты, но, по уже выработанной привычке, на его лице не дрогнул ни единый мускул, а он сам стоял, гордо расправив плечи и чуть приподняв голову, чувствуя, как магия портала развевает его темно-синий плащ и треплет отросшие волосы.
Завир ничего не ответил, прекрасно понимая, что он заслуживает на такое отношение со стороны сына, а вот реакция ассасинов его насторожила, впрочем, Ян был прав: они не просто теряли время, но и позволяли императору Тул любоваться их растерянностью и явно не радушным приемом возвращенного омеги. Бросив быстрый взгляд, на все ещё слегка улыбающегося дельту, Завир круто развернулся и вошел во Врата, чувствуя, что за ним следуют и остальные: сперва Ян, а после и альфы.
Как только последние вихри воронки растворились в жарком воздухе Тул, Рхетт, небрежно махнув рукой, снял с зала непроницаемый полог, благодаря которому никто во всей Тартаре не почувствовал, что защитный барьер был прорван, причем сам дельта был уверен в том, что даже огненный Торвальд не смог бы открыть Врата в его дворец, если бы ему не подсобил мольфар.
- «Кто бы мог подумать, - аловолосый удрученно покачал головой, а после, развернувшись, посмотрел в окно на унылый и однообразный пейзаж Тул, - что папочка мальчишки окажется Верховным жрецом! Арлег Тарх, во что же выльется столь судьбоносное знакомство со столь обворожительными омегами?», - губы императора озарила легкая, предвкушающая улыбка, которая тут же сменилась кривой ухмылкой.
- Зачем вы его отпустили? – глубокий голос был не то что неприятен правителю Тул, но вездесущность генерала, в котором все равно чувствовалась кровь ассасина, иногда досаждала Рхетту, тем более что, кто бы сомневался, он не пропустил столь фееричное появление Верховного жреца в сопровождении своих некогда собратьев. – Не вы ли говорили, что мальчишке суждено сыграть весомую роль в ваших планах?
- Ещё не время, мой генерал, - обернувшись, Рхетт, оценив безупречность внешнего вида стройного омеги, щелкнул пальцами, после чего прямо посреди зала появилось большое зеркало-портал. – Ещё не время.
- Как скажите, император, - генерал поклонился, но только потому, что того требовал устав, а после широким шагом прошел мимо зеркала, которое уже покрылось рябью, являя, как по его мнению, мерзкое лицо не менее мерзкого человека со шрамом на щеке.
На этот раз перемещение при помощи Врат Меджумирья не вызвало у Яна никакого восторга, он не зажмуривался и не пробовал прикоснуться к белоснежно-голубоватым нитям, уже зная, что сейчас и его тела, как такового, не существует, и каждый, проходя Врата, видит то, что соответствует его магии и помыслам. Но самому юному мольфару было все равно до того, что означает его собственное виденье Врат, поскольку он чувствовал, что его испытание ещё не закончено, и что по прибытию в Аламут уже ничего не будет так, как прежде.
Выход из Врат был подобен вспышке света, после которой исчезли все нити, а он сам оказался в неизвестной ему комнате, в которой кроме круглого стола и дюжины стульев больше не было ничего. Он сразу же почувствовал магию этого места, сильную, напирающую, ментальную, которая, как понял Ян, связывала помещение с аль-шей. Значит, эта комната не что иное, как зал для совещаний даи, и, получается, владыка Ассеи уже знает о его прибытии, так что поддаваться слабости рано, пока ещё рано.
Магия комнаты неприятно, мелким звоном, давила на слух, по крайней мере, именно так он воспринимал наложенное на зал для совещаний ментальное заклинание, поэтому, недовольно фыркнув, Ян щелкнул пальцами, и неприятный фон вибрации нитей заклинания сразу же исчез. Хотя все так просто выглядело только со стороны, на самом деле юноша применил невербальное защитное заклинание, которому его обучил Рхетт, и которое он оттачивал и отрабатывал множество раз, пока добился того, что заковыристую фразу не нужно было произносить вслух, привязав её к простому движению. Возможно, не стоило этого делать, так как его магию определенно почувствовали, причем не только аль-шей, но и трое ассасинов, которые сейчас стояли за его спиной, но он думал в первую очередь о своем ребёнке, которому могла навредить ментальная магия, а все остальное он сможет объяснить.
Да, нужно было обернуться и, наконец, посмотреть в глаза тем, кто пришел за ним, в том числе и своему папе, и возлюбленному. Наверное, он просто ещё не верил, не мог осознать того, что ещё пару минут назад он сражался с императором Тул, а уже сейчас стоит посреди зала для совещаний в Аламуте, хотя после дворцовой роскоши Тартары, крепость показалась ему мрачной, темной и далеко негостеприимной. Нет, это не его дом, не то место, куда он хотел вернуться, пусть здесь и был его возлюбленный, его друзья, его папа, в конце-то концов, но даже за все время до похищения он не чувствовал себя таким чужим и инородным в этом месте, как сейчас. Да, пребывание в Тул изменило его, но не настолько же, чтобы полностью отречься от привычного мира, тем боле что, по сути, он не изменился, просто играл роль, как играл её и Рхетт, ведь император был ещё тем затейником, но теперь-то надобность в маске отпала, и он мог не прятать истинного себя за стеной величественного отчуждения и холодности. Так почему же ему было так тяжело даже улыбнуться? Почему спина до сих пор упрямо прямая, подбородок чуть вздернут, а взгляд холоден, как аркольнская сталь? Неужели он, и правда, сломался, так и не поняв, что все это время Рхетт не приручал его, а менял его сущность, открывая перед ним мир, полный боли, ненависти и несправедливости?
