Наруто чувствует себя обнажённым. Сущностно. Кажется, что, протяни альфа руку, его пальцы сомкнутся на омежьем сосредоточии. В ответ он касается натянутых до предела раскалённых цепей, ломая их звенья с лёгкими хрустом. Печати цепей вихрятся тьмой, растекаясь по их телам тёмными языками тьмы и пульсируя ярким золотом.
Саске ласкает его до безумия. Испытывает тягучими, медленными, амплитудными толчками. Окружает своей страстью, требуя больше стонов, криков и отчаянных слов, упиваясь ими, словно музыкой. Прижимает ладонь к его животу, позволяет прикусывать свои пальцы, чтобы после, замерев, сорваться на более жёсткий, размашистый, жадный темп.
Омега растворяется. Льнёт и раскрывается. Задыхается и шепчет. Требует и умоляет больше… Больше собственнических меток на своей шее, груди, плечах… на всем своем естестве и сущности. Подается навстречу, завороженный глубоким, чувственным взглядом. Принадлежать альфе. Здесь и сейчас. Целиком и полностью.
Наруто вскрикивает, ощущая пульсацию растущего узла. Оргазм накрывает его мгновенно, туманом с тысячью ярких всполохов вдали, которые с каждым мигом становятся все ближе и ближе, а после его заполняет горячее семя альфы, и мир обращается грохотом Бездны, пульсируя шершавым, обволакивающим туманом дрожащей тьмы.
***
Он просыпается на рассвете. Хотя, скорее, приходит в себя, чувствуя приятную ломоту во всем теле. Саске спит глубоко и беспробудно. Он чувствует это. Как осязает и дремлющую сущность своего альфы, полностью свободную от сдерживаемых её цепей. Оказывается, её крылья и правда необъятны.
Осторожно выпутывается из кольца крепких рук. Альфа недовольно ворчит и, кажется, даже начинает просыпаться.
— Ш-ш-ш, — выдыхает в губы, нежно целуя, и Саске затихает, собственнически подгребая под себя подушку.
Рассветная прохлада неприятно холодит кожу, но Наруто не спешит одеваться. Подходит к большому зеркалу в гардеробной, рассматривая свое обнажённое тело, испещрённое метками, причём не только страсти.
Наруто и сам не понимает, как именно это происходит. Многие, пытаясь нарочито поставить метку, терпят безоговорочное поражение, они же… Наруто не знает, как относиться к тому, что за последние сутки произошло в этом доме дважды. Сперва Дей, а теперь вот и он обзавёлся рисунком тьмы.
Если у Дейдары метка походит на цветы, то у него это языки чёрного пламени. Они тянутся по всему левому боку, от уха до бедра, от ключицы до пупка и от плеча на ягодицу, всё ещё пульсируя жаркой потребностью не отпускать свою пару. Наруто даже обидно: он же преемник, так почему на нём ни виточка огня? Только собственническое пламя. Увы, присутствия Девятого подле он тоже не ощущает. Наверняка ушлый китсунэ бродит по мирозданиям, замышляя очередную пакость.
Спешно натягивает просторные штаны и первую попавшуюся под руку футболку. Дверь даже не скрипнула предательски, позволяя ему беспрепятственно покинуть комнату. Наверное, если бы его не хотели видеть, то не позволили бы переступить порог, получается, супружеской спальни.
Его ведут инстинкты. Тьма в нём слишком кричащая и требовательная. Она, как и его альфа, жадна и нетерпелива, требует от него решительных действий. Наруто не считает, что поступает правильно, но и проигнорировать зов Предка не может. Зачем-то же Десятый зовёт его.
Алтарь ожидаемо находится в подвале. Даже сейчас, когда весь особняк все ещё спит, здесь полыхает пламя его мудрости, озаряя комнату мрачным светом. Алтарь Девятого совершенно не таков: его можно сравнить с угольком в горшочке, малой искрой, способной разжечь целое пожарище. Алтарь же Десятого — это огромное кострище тьмы, извивающейся в причудливом танце и тянущейся своими витками в глубь мироздания.
Он думал, что Десятый заговорит первым. Возможно, Предок даже соизволил бы явиться ему в одном из своих обличий. Почему-то Наруто вспомнился тот альфа с портрета, грозный и облачённый в массивные боевые доспехи, производящий устрашающее впечатление. Но вместо шороха тьмы к нему обращаются чуть хриплым, до дрожи знакомым голосом.
— Он тебя тоже позвал?
— Что-то вроде этого, — Узумаки сперва отвечает, а уже после оборачивается. Саске стоит в дверном проеме, одетый в наспех застёгнутую рубашку и прямые брюки. На левой стороне его тела знакомый рисунок метки тьмы.
— Знаешь, зачем?
— Наверное, чтобы я рассказал тебе кое-что, — отвечает со вздохом, понимая, что рано или поздно они всё равно пришли бы к этому разговору. — О твоем родственнике, Учиха Обито.
— И? — он ощущает застывшее напряжение альфы. Может, Саске и догадывался, что есть что-то, чем его омега никак не решится с ним поделиться, но вместо требований и испытующих взглядов подходит совсем близко, успокаивающе касаясь его плеч.
— Это он… — Наруто сухо сглатывает, смотря в пол. — Это Обито привёл Трапперов в наш дом. Он организовал это нападение, и судили его не только за убийство Рин-сан, но и за пособничество Трапперам, а также за причастность к убийству моих родителей, — высказывается на едином выдохе и напряженно замирает напротив альфы, ожидая. Пытается поставить себя на место Учиха и не может. В нём все ещё кипит злость и ненависть. Пусть Обито и мёртв, но Наруто не может его простить, надеясь, что тому уготовано достойное его деяний место на самом дне Бездны, но Саске… Саске как Учиха может быть другого мнения.
— Зачем? — выдыхает альфа с горестью и сожалениям, словно он прямо сейчас готов ответить за зло, причинённое его родственником. Глупая жертва, которая абсолютно не нужна Наруто. Ему нужно понимание и… наверное, поддержка своего альфы, возлюбленного, чтобы таки закрыть эту страницу своего прошлого ради их общего будущего.
— Ради силы Девятого, — он подымает голову, встречаясь с тёмным взглядом, полным негодования, боли и невысказанной просьбы. — Уж не знаю, зачем она понадобилась Обито: как я не наседал, но бабуля не разрешила мне ознакомиться с материалами его допроса, но из-за него погибли мои родители, а Дей… — прижимается к альфе, ощущая исходящее от него тепло. — Я же маленьким был, а он спасал нашего Предка, пустив его в своё сосредоточие. Видел бы ты, сколь жуткие шрамы покрывали его тело все эти десять лет.
— Прости, лисёнок… — шепчет Саске ему в макушку. — Если бы я только знал…
— Не смей извиняться, — не щадя ударяет его кулачком по груди. — Не за предателя и убийцу, даже если он член твоего клана.
— Но я не могу просто остаться в стороне, — Саске ещё крепче сжимает его в своих объятиях. Наруто чувствует досаду и рвение. Наверняка Саске в порыве гневается на отца и брата, скрывших от него столь позорную веху истории клана Учиха. — Я должен что-то сделать… Как-то возместить… Нет, глупое слово. Загладить? Хотя как можно загладить подобное?
— Просто люби меня, — пресекает размышляющее бормотание альфы, приподнимаясь на носочки и прикусывая мочку его уха. — Как тебе, а?
— Нет, просто не получится, — Саске приподнимает его голову за подбородок, вынуждая снова посмотреть себе в глаза. Тьма вокруг них сгущается, шипя языками пламени, а под ногами, в толще, полыхает огонь Бездны. — Буду любить тебя до изнеможения и до скончания дней.
— Чьих именно? — Наруто фыркает, уклоняясь от поцелуя. — Твоих или моих?
— Ну, так же, как в сказке. Помнишь? — Саске таки целует его, прикусывая нижнюю губу. — И жили они долго и счастливо… — теперь уже Наруто целует своего альфу, который даже не догадывается, на что подписывается, давая такие обещания в присутствии двух свидетелей, наблюдающих за ними каждый из своего угла с довольной улыбкой на губах.
***
— Всему свой предел… — цедит сквозь зубы Учиха Фугаку, на этот раз осторожно, дабы не разбудить супругу, подымаясь с постели.
В эту ночь, почти перед самым рассветом, он снова почувствовал дрожь пламени алтаря Предка. Тьма текла по стенам, устремляясь вниз, жадно и спешно, словно боясь не успеть насытиться звенящей страстью.
Натягивает халат, а тапочки обувает уже после того, как бесшумно притворил дверь в супружескую спальню. Спешно семенит по ступенькам вниз, в подвал, хмурясь и вздрагивая каждый раз, когда к нему тянется тьма. Подобное — большая редкость, тем более на его памяти, и уж точно сомнительная честь: Предок почтил его дом своим личным присутствием, что, по большому счету, не сулит безмятежных дней.
