Тори молчаливо соглашается, и они занимают небольшой столик подальше от танцпола. Обслуживает их привлекательный гамма. Улыбается, предлагает напитки на свой вкус, обхаживает со всех сторон, но это всего лишь показушная заинтересованность, банальный приём усыпления бдительности клиента, от щедрости которого зависит надбавка к окладу официанта. В общем, если до этого момента настроение у Вивиана Тайтуса было так себе, то теперь оно на нуле по Фаренгейту.

— Плохая это была идея. Очень плохая, — бормочет мальчишка у него над ухом, глотая, а не смакуя заказанный коктейль.

Вивиан не возражает, тем более что две одинокие, свободные омеги сразу же привлекают ненужное, назойливое, неприятное внимание, и то, когда к ним подойдут знакомства ради, только вопрос времени. Вивиану не нравится быть объектом. Это принижает его гордость и вызывает агрессивное раздражение. Породистый он омега, в конце-то концов, или нет? Да в этой занюханной провинциальной забегаловке нет ни единой омеги, которая могла бы составить ему конкуренцию, а он, идиот, вместо того чтобы расслабляться, только накручивает себя, бесцельно тратя время.

— Так, Тори, — Вивиан залпом допивает свой «Мохито», пристукнув пустым стаканом по столу, отчего мальчишка боязливо вздрагивает, — слушай установку на сегодняшний вечер. Зажечь всех и вся, ясно?

Мальчишка на автомате сперва кивает, а после, поразмыслив, отрицательно мотает головой. Вивиан вздыхает: давненько он уже не отрывался, бдя свой статус и репутацию, но и не настолько он уж и закостенел, чтобы превратиться в чванливую, принципиальную развалюху.

— Милейший, — притормаживает он официанта, склоняя голову вбок. Неплох гамма, хотя и не совсем в его вкусе. Без заводящей изюминки, — а принесите-ка нам коктейль «Рококо».

— Это что? — спрашивает омежка, которого явно уже повело и от одного бокала «Мохито».

— Эликсир храбрости, — фыркает Вивиан. Накачивать мальчишку спиртным он не собирается, как и напиваться сам, однако расслабиться им не помешает, а после он уже покажет этим провинциальным сучкам, что означает порода.

В голове шумит, а сердце бухает в такт неистовствующей музыке. Они с Тори выходят на танцпол после второго «Рококо». Точнее, он, вскинув голову, выплывает, а мальчишка, запинаясь, плетётся следом. Но глаза у молодого омежки блестят, как и более жадными становятся взгляды окружающих их самцов.

Перед ним расступаются. Ещё бы, ведь его ореол пульсирует бешеной энергией и магической сексуальностью. Сегодня омега в светлых, сидящих неприлично низко на бёдрах джинсах и белой майке. Куртку он оставил на диванчике, открыв вид на своё соблазнительное тело. Волосы снова завились, но это только выгодно придаёт его внешности щепотки бунтарства. И вообще Вивиан Тайтус сегодня сам на себя не похож, одетый аки тинейджер и ведущий себя намного раскованнее обычного.

Вивиан не находит ничего интересного в клубной музыке, но её удары заводят тело, которое рвётся в бешеный танец без особого ритма и размера. Вволю и всласть. Зажечь. Именно это он шепчет всё ещё скованному Тори, ловя подобие такта и начиная двигаться. Вивиану плевать на всех. Тело окутывает лёгкость и беспечность. Он — король, а короли от рождения обречены на сиятельное, высокомерное, недосягаемое одиночество.

Им восхищены. Вивиан чувствует на себе эти взгляды. Ощущает каждое порывистое движение, направленное в его сторону, каждую потянувшуюся, но так и не прикоснувшуюся к нему ладонь, каждый виток сплетающихся в единый, жаждущий его клубок пульсирующих ореолов. Вивиану хорошо и он смеётся. Тори, кажется, пытается ему что-то сказать, вроде как отговаривая от хер его знает какого по счёту коктейля, но есть у Вивиана одна не самая приятная крайность: если он до чего-то дорывается, то берёт всё и без остатка. И сегодня Вивиану Тайтусу хочется покорить это место, бушующее у его ног клокочущей, желающей и ненавидящей его одновременно массой.

— У тебя нет совести, Вивиан Тайтус, и деспот — твоя истинная омежья суть.

Он бы сбросил эти наглые руки, посмевшие коснуться его исходящее жаром феромонов тела. Вырвал бы альфе его болтливый язык и дал бы смачного пинка под зад, если бы не был одурманен до боли знакомым ароматом шалфея. Вивиан поддаётся инстинктам, прижимаясь к невесть откуда выискавшемуся альфе сильнее и ластясь к нему, словно кошка к заботливому хозяину.

— Ты пьян, Вивиан, — шепчет альфа хрипло, касаясь губами чувствительного кончика его уха.

— Как и ты, Хэйс, — смеётся в ответ Вивиан. — Опьянён мною.

Омега понимает, что несёт полную чушь. На периферии даже вспоминает о том, что где-то в разбушевавшейся, подстрекаемой пульсацией их с альфой страсти толпе остался Тори, но тут же забывает об этом, когда Хэйс, силком развернув его, жадно, до боли впивается в его губы своими.

По телу Вивиана ползут мурашки. Огромные такие, суки, больше похожие на стадо слонов, сплющивших его до размеров маленького шарика на огромной альфьей ладони.

Вивиан плывёт от этого поцелуя. Цепляется за альфьи плечи, что-то мычит и принципиально не закрывает глаза. А после, когда мужчина таки прерывает поцелуй, откидывается назад, запрокидывая голову и широко разводя руки в стороны. Вивиан смеётся и со стороны явно похож на безумца, но кто не испытывал этого ощущения, накрывающего огромнейшей волной драйва, желания и веселья, тому его и не понять.

— Конченая омега, — склоняясь над ним, бормочет ему в губы Хэйс. — Ты самая пришибленная омега из всех, которых я знаю. И ты прав, Вивиан, я опьянён тобой до стадии безумных и опрометчивых поступков.

— Сперва Тори, — Вивиан отрицательно качает пальцем перед самым носом альфы, прекрасно понимая, на что он сейчас подписывается. — Мальчишку нельзя оставлять здесь одного.

— О нём позаботятся. Идём, — Хэйс дёргает его за собой, буквально таща к выходу, — иначе будет махач: я против всех этих отребных самцов, пускающих слюни на тебя целый вечер.

— Махач? Во сказанул, — тянет Вивиан, едва поспевая за размашисто шагающим альфой. Нет, о Тори он не забыл и ни за что не последовал бы за Хэйсом, если бы не заметил в толпе Невского, словно коршуном нависшего над виновато потупившей взгляд омегой. Да уж, неплохо повеселились и отвлеклись от личностных драм. А ведь изначально у Вивиана не было ни малейшего желания выбираться из дому, теперь же ему пиздец как не хочется туда возвращаться.

Уже в машине Вивиан пытается прийти в себя. Собрать свою растёкшуюся от близости возбужденного самца омежью волю в кулак и пресечь то безумие, в которое они с Хэйсом собираются нырнуть словно в омут. В ушах до сих пор долбит клубная музыка, и даже открытые окна не помогают освежить голову. Каждый клочок салона авто пропитан запахом альфы. Он въедается в само его существо, крепко сжимая в своих обезоруживающих оковах и преклоняя перед взвинченным до предела, желающим его самцом. Это инстинкт. Он запустил механизм, у которого, как бы Вивиан ни пытался переломить себя, нет обратного хода.

— Дать тебе пару минут форы? — остановившись, задаёт тупой вопрос альфа, в ответ на который Вивиан, не разлепляя глаза, фыркает.

— И ты спрашиваешь у меня это, когда мы уже у подъезда твоего дома? — Вивиан медленно качает головой. — Не смеши меня, Хэйс. Никакая фора нам уже не поможет, — он специально подчёркивает это «нам», дабы Хэйс не хорохорился и не строил из себя примерного альфу. Близость как воздух нужна им обоим, и если будут артачиться, то попросту задохнутся.

Хэйс напряжённо молчит. Единственное, что их сдерживает, — это взаимное, пришедшее на смену драйву чувство неловкости. Наверняка каждый из них думает, каким взглядом одарит другого поутру и какие слова скажет в своё оправдание. Кто его знает, как альфа, а Вивиан оправдываться не собирается. Пусть он все эти месяцы и гнал от себя эту мысль, но всё же прекрасно осознавал, что рано или поздно этот момент, когда у них обоих сорвёт тормоза, настанет.

Хэйс — сама галантность. Распахивает дверь с его стороны и подаёт руку. Вот только ноги Вивиана совершенно не держат. Чёртова омежья слабость. Столь ненавистные ему инстинкты, вынуждающие тело обмякать и падать ниц перед альфой.