Он долго проговорил с ней и утешил как только мог, попытался внушить, что симпатизирует ей как никакой другой женщине в целом мире и готов принять ее в семью, сделать своей женой.

Они задремали. Он прилег на кровать, не раздеваясь, она прикорнула на его груди. Так они пролежали до самого утра. В шесть часов он приподнялся и легко потормошил ее.

— Вставай, ненаглядная моя. Собирайся. Сегодня важный и счастливый для нас обоих день. Не подведи меня.

Он дождался, пока Анхен оделась за ширмой. Вообще-то, она хотела на росписи быть в своей парадной медицинской форме, но белая шляпка с вуалью полностью исключала данный вариант, поэтому пришлось надеть гражданское платье, и, как считал Стефан, ей такое одеяние было гораздо больше к лицу.

Они прошли к машине и заехали за свидетелями. Стефан чувствовал, что оказался героем какого-то опереточного фарса.

Он женится! Такое ему и в самом кошмарном сне не могло привидеться. А кто же невеста? Предприимчивая девица, которая успела побывать под его родным братом! А свидетели? Его любовник Маркус Ротманс, и ее любовник Отто Штерн! И оба они — самые близкие их приятели в окружающем аду!

Офицер невольно обратил внимание насколько с гордой и независимой осанкой ступила Анхен на крыльцо комендатуры. Словно богиня. Он невольно восхитился ее мужеством и сумел проникнуться торжественностью ситуации. Казалось, ее уже не смущали синяки на лице, просматривающиеся из-под вуали.

Он придвинулся к ней, заботливо придерживая за талию. Вскоре они совершили примитивный, но очень значимый для них обоих ритуал.

Маркус был откровенно удручен, зато Отто Штерн поздравил их от всей души.

— Желаю счастья! — с искренним восторгом в голосе высказался он. — Чисто по-человечески я вам даже завидую, видно, что вы друг в друга влюблены. Пусть эта любовь никогда не иссякнет и принесет плоды!

Стефан пригласил всех присутствующих к себе домой сегодня вечером на маленький банкет. Сразу после церемонии он завез Анхен в общежитие, а сам вернулся назад, в комендатуру. Еще через несколько минут он ворвался в кабинет своего брата, коменданта Ганса Краузе.

— Подпиши! — Стефан, сияя счастливым взглядом почти синих глаз, швырнул ему на стол исписанный листок.

Ганс вмиг затрясся, словно пойманная в ловушку крыса. Стефан ни словом не обмолвился, что в курсе случившегося между его братом и собственной женой. Он стоял перед ним с безмятежным видом и застывшей, неестественно доброжелательной улыбкой.

— Что это? — нервно спросил Ганс, судорожно схватив бумагу.

— Это заявление о переводе моей жены, фрау Анхен Краузе, на службу в центральный госпиталь Берлина. Мы уезжаем с ней вместе. Давай, подписывай, подонок, иначе я тебе здесь и сейчас же глотку перегрызу, не сомневайся!!!

Ганс поспешно поставил на заявлении свой росчерк и приложил печать.

— Удачи, — коротко бросил он.

— Спасибо. Твои пожелания имеют для меня особую ценность. Без них мне никак. И тебе удачи. Я уж постараюсь сделать так, чтобы ты здесь не засиделся!

Стефан выхватил у него из рук документ и быстро вышел, опасаясь, чтобы их общение не переросло в драку. После этого он, торжествуя в душе, поехал домой, одержимый лишь одной мыслью — увидеть Равиля.

Тот сидел на диване в гостиной. Дом был сыр и пуст, камин никто не затапливал. Не слышно было веселого смеха Данко, с кухни не доносились вкусные запахи жареных лепешек. Весь их рай рухнул. Лишь еврейский юноша продолжал зябко вздрагивать и пугливо озираться по сторонам от каждого звука, ведь он остался здесь совсем один.

Стефан шумно вторгся в прихожую, почти вбежал в гостиную и вздохнул с облегчением. Равиль был здесь, он жив и ждал его. Немец упал на колени и судорожно вцепился парню в запястья.

— Прости, — шептал он, перемешивая слова со слезами. — Я ничего не могу сделать. Где бы я тебя не укрыл, не спрятал, даже на территории Польши или других стран, тебя везде сдадут из-за номера на руке. Я просто подыхаю от чувства собственного бессилия. Единственное, что мне пришло в голову, так это отвезти тебя к Вильгельму Райху, подарить ему все оставшееся вино из подвала и просить, чтобы сделал тебя своим личным слугой до моего возвращения.

Равиль обхватил офицера руками за шею, губы сами потянулись к его щеке.

— Хватит, — шепнул он. — Стефан, выше головы не прыгнешь. Ты и так спасал и меня, и сестру, и Данко, и Сару столько, сколько смог!

Стефан замер, поглощенный неподдельной трогательностью момента. Равиль сам поцеловал его, благодарил, а не подыгрывал! Мужчина в избытке нахлынувших чувств вжался лицом в его колени.

— Прости, — горячо шептал он. — Я не смог. Но я приеду. Не дай себя погубить! Я готов убить себя, лишь бы ты остался жив.

— Стефан, — парень потряс его за плечо, — а ты так и не сказал мне… Когда приедешь?

— Равиль, так ведь война идет! — воскликнул немец, поднимая голову. — Я не могу обозначить точные сроки. Но, скажу я тебе, что это — кратковременная командировка. Меня вызывают в центральный штаб на экстренное совещание. Немалый фактор играет то, что я воевал и видел ситуацию на восточном фронте своими глазами. Давай с тобой посчитаем… Я еду, разумеется, не один, а с промышленным обозом, с грузом, который из концлагерей переправляется в Берлин. Колонна будет примерно из десятка грузовиков, не меньше. Конечно, мы будем останавливаться ночевать на военных базах. По карте я прикинул — путь туда и обратно займет не менее двух недель. Ну и, предположим, что еще неделю я проведу в самом Берлине. Пока устрою там Анхен, плюс совещание, плюс время на непредвиденные обстоятельства. И не забывай, что по пути на нашу колонну могут нападать партизанские отряды…

Равиль понимал, что мечты Стефана на возвращение абсолютно безнадежны. Было абсолютно ясно, что они расставались навсегда. К тому же, он уже понял, что немец отправлялся в Берлин с той медсестрой. Также он знал, что в центральном штабе служит его отец. Ну, разве не удачный шанс устроиться в более приятное, чем здесь, место?

Ему было дурно от самых мрачных предчувствий, и он не спал уже несколько ночей подряд. Равиль давно упаковал свои нехитрые сокровища в две небольшие коробки. В одной — восхитительная одежда, которая была стараниями Стефана пошита для него на заказ, во второй — блокноты, любимые книги, предметы личной гигиены и часы, которые тот подарил ему на день рождения.

— Можно, я возьму хотя бы часы? — прошептал он, чувствуя, что цепляется за них, как за последнюю соломинку, доказывающую, что он человек.

— Нет, — удрученно качнул головой Стефан. — Ты сюда вернешься, обязательно. А так — ты их просто навсегда потеряешь, отберут, и все!

Они вышли к ожидавшему автомобилю. Равиль пытался внушить себе, что он везунчик, что офицер, хотя и уезжал, но не бросал на произвол судьбы и продолжал заботиться, когда мог бы просто пристрелить. И все же, ему не верилось, что это — все, и что больше они никогда не увидятся. Стефан был рядом, так близко, такой родной. Сейчас можно протянуть руку и без труда коснуться его бритого седого затылка. Но скоро их разлучат сотни километров. Навсегда.

Равиль терялся в собственных чувствах. Его поражало, что в момент, когда его перевозили из одного лагеря в другой, когда он терял своего покровителя, переживал он, как оказывалось, больше не о родной сестре-двойняшке, а о неминуемой разлуке с этим человеком. И он не мог понять, что его волнует больше — расставание с самим Стефаном или же то, что он остался совсем без защиты. Нахлынувшие мысли перемешались в голове, и он чувствовал себя от этого постыдно уничтоженным.

Вилла коменданта Биркенау, Вильгельма Райха, больше походила на миниатюрный дворец в два этажа на высоком фундаменте.

— Все будет хорошо, — мельком шепнул Равилю Стефан, когда они выходили из машины.

Тот отрешенно качнул головой, не говоря ни слова. Куда уж лучше! Дурные предчувствия не оставляли его ни на секунду, так же, как и самого офицера, что было понятно по его взволнованному лицу.