— Ахтунг, слушай меня, — зудел он вечером Равилю. — Поклянись мне, что сделаешь все, чтобы выжить. Баланда, я согласен, просто отвратительна. Но, умоляю, не мори себя голодом, особенно в первую неделю, как это по глупости делают многие. Ешь все, что дают. Не теряй силы. Не отдавай свой хлеб тем, кто уже умирает — это бесполезно. Если вдруг погонят на работы, держись в середине колонны. На утренней проверке тоже пытайся попасть в центр построения. Ни под каким предлогом не встречайся взглядом с охранниками. Пойми, ты не будешь жить в доме у Райха, у него своих слуг хватает. Вильгельм предпочитает женщин. Скорее всего, ты попадешь в барак, где живут узники, которые обслуживают офицеров, когда их вызовут. Трупы таскать или копать могилы тебя не заставят, но это не значит, что вы будете сидеть без дела, тем более, когда ожидается с визитом сам Гиммлер. Наверняка вас запрягут на работы, связанные с обустройством Биркенау.
Равиль обреченно кивал. Изнутри его била дрожь. Все было кончено. И он это знал, но все же спросил:
— Стефан, у тебя получится вернуться?
— Я сделаю все для этого, — клятвенно пообещал ему офицер. — Прилечу к тебе на крыльях, не сомневайся. Найду. Спасу. Главное — верь и останься жив.
Немец закрыл лицо ладонями, борясь с минутной слабостью, не находя слов нежности и любви — настолько трагичным было все происходящее.
У него, однако, были и другие заботы. Офицер решил оформить брак с Анхен и даже день назначил. Беременна она или нет, сейчас для него не имело значения. Она помогла ему укрыть узников, Сару и Данко, и благодарность за союзничество не знала границ. Стефан ходил настолько сраженный своим горем, что порой даже не мог трезво оценивать ситуацию. Он был весь загружен предчувствием страшной беды.
Решив расписаться в ближайший день, он отправился к своей невесте, чтобы оповестить ее об этом. В планах офицера было также вывезти девушку из Освенцима в Берлин и устроить жить в своем фамильном особняке, под крылышко к своей маме. Он точно знал, что и Анхен этого хотела, поэтому спешил порадовать ее.
Заехав к ней этим же вечером, Стефан был поражен, что в комнате у нее был беспорядок, сама она быстро открыла ему и резко отвернулась.
— Что с тобой? — насторожился он, обнимая ее за плечи и заглядывая ей в глаза. Вдруг земля закачалась под ногами. Он увидел, что Анхен серьезно избита, один глаз припух, губа рассечена.
— Никогда не приходи больше ко мне, офицер Стефан Краузе, — спокойно, бесцветным голосом произнесла она.
— Что случилось? — в панической ярости он встряхнул ее. — Кто посмел это сделать?
— Все кончено, — отозвалась она, окатив его тусклым и сухим взглядом. — Ганс, твой брат… Он меня изнасиловал.
====== 39. Горькое расставание. ======
Сначала Стефан просто не поверил своим ушам, а потом ноги его подкосились, и он присел на край кровати. Челюсти свело судорогой, он сжал их, да так сильно, что, казалось, едва не сломал зубы. И пальцы рук сцепил настолько яростно, что костяшки побелели. Некоторое время он избегал смотреть ей в глаза, погруженный в свои спутанные мысли.
Медленно и постепенно в его сознании детально прорисовывалась реальная картина всего произошедшего. Он начал глубоко дышать, стараясь обрести подобие рассудка. Анхен. Единственная женщина, которую он выбрал. Эта мразь, Ганс, его брат, он и ее сумел растоптать, как и все остальное святое, что было в его жизни.
Что же делать? Пойти убить его, а потом застрелиться самому? Останавливало лишь то, что после смерти они встретятся в аду и будут вечно кипеть в одном котле. Нет.
Наблюдая состояние Стефана, Анхен не на шутку встревожилась, даже забыла о собственных бедах. Он тем временем достал литровую бутылку шнапса, которую постоянно носил в портфеле на всякий случай, отпил прямо из горлышка и тут же закурил.
— Дай воды, — сдавленно попросил он.
Она метнулась, быстро подала закуску — хлеб, несколько конфет и джем, разведенный водой, и присела рядом. Он благодарно кивнул и успокаивающе погладил по руке, а потом привлек к себе, обнимая за плечи. При всем этом Стефан внешне хранил видимость спокойствия, хотя в душе его бушевал целый шквал эмоций.
— Анютка, — обратился он к ней на русский манер, — скажи мне, ведь Ганс не первый мужчина, который вот так с тобой поступил?
Она потрясенно подняла на него избитое и заплаканное лицо, оставив вопрос без ответа.
— Расскажи мне, — потребовал он, — как это произошло?
— Он… — растерянно залепетала Анхен. — Я уже спала… И вдруг раздался стук в дверь. Я подумала, что это пришел ты… Открыла… Он ударил меня два раза по лицу и повалил на кровать… Я не посмела сопротивляться и шуметь, ведь это же общежитие… Стефан! Уходи. Мы не можем быть вместе!
Стефан продолжал крепко прижимать ее к себе, держа в кольце рук за плечи.
— Как ты считаешь, — бесцветным голосом задал следующий вопрос он, — ты могла от него забеременеть?
— Теоретически — да, — сбивчиво и торопливо, словно оправдываясь, ответила девушка, — но фактически — нет! Те дни были твои, а этот — уже не подходил…
Она, отстранившись, стала жалобно всхлипывать, прижавшись лицом к рукаву своего халата. Он ласкал ее, поглаживая спину, и целовал в высокий чистый лоб.
— Аня, — продолжал он, — ты должна понять, что я от Ганса немногим отличаюсь. Просто в нашей семье идет противостояние двух лидеров. И, запомни это раз и навсегда, я никогда и ни при каких обстоятельствах тебя не отдам и ни в коем случае не позволю унизить. Завтра состоится наша свадьба. В общем-то я и пришел, чтобы это сообщить.
— Как я пойду? — в ответ безутешно залилась слезами она. — С таким лицом! Утром все будет выглядеть еще ужаснее!
— Я должен тебе объяснять, как ты пойдешь?! — неожиданно взъярился Стефан, да так, что вскочил на ноги. — Я должен тебе это, бывалой девице, советовать? Ты припудришь глазик, намажешь губки и наденешь шляпку с вуалью! И все! Я уезжаю в Берлин, и ты едешь со мной, но только в качестве жены. И мне все равно, чьего ребенка ты носишь — моего, Ганса, или еще черт знает кого. Он или она все равно будут Краузе. Ты никому ни единым словом не обмолвишься о несчастье, которое с тобой произошло. Я поселю тебя к маме, а после войны вы уедете в нейтральную страну. Или ты решила бросить меня, потому что у тебя хватило ума открыть тому, кто к тебе постучался ночью?! Я хоть раз приходил к тебе так поздно и без предупреждения? Хоть один раз? Ни разу! И я не желаю ничего слышать о Гансе. Убийство оказалось бы для него слишком легкой и приятной смертью, да еще и мне придется последовать за ним. Но я сделаю по-другому. Он умрет, а я выживу. Клянусь тебе!
Сначала она вздрагивала от каждого его слова, словно от удара, униженно вжимая голову в хрупкие плечи, а потом, услышав последние фразы, подняла на него глаза, озаренные немой надеждой. Бледный от накопившейся в нем злости, он стоял перед ней, расставив ноги по ширине плеч и сжав кулаки. Ее любимый мужчина, который, несмотря на весь случившийся позор, ее не оставил и собирался жениться!
— Да, — кивнула она. — Мы так и сделаем. Я это вынесу. Я люблю тебя, Стефан. Я виновата, что открыла дверь. Налей мне, пожалуйста, тоже немного выпить и дай сигарету…
— Вот, — удовлетворенно и ласково кивнул ей Стефан. — Выше голову, фрау Краузе. В этой жизни хватает грязи. Выше голову! Ты — моя невеста, а завтра станешь женой. И никакие обстоятельства этому не помешают!
Этой ночью он остался с Анхен. Он понимал, что дома, изнывая от неизвестности и безысходности, его с нетерпением ждал Равиль, поэтому послал адъютанта с запиской следующего содержания:
«Ночую у Анхен. Люблю. Люблю. Люблю. Твой Стефан.»
Стефан знал, что отношения с Анхен и ее посягательства на его свободу не являются для парня секретом, и тот давно должен был сделать соответствующие выводы. Более всего на свете он хотел оказаться в эту ночь рядом с ним. Но и девушку он не отважился оставить одну. Вдруг что вытворит? Самоубийства нынче были в моде.